Нарисованные герои, стр. 36

Итак, продолжаю…

Виталька не ответил на улыбку.

«Представитель человечества» – это звучало здорово.

– Каждый человек – представитель?

– Разумеется, – сказал Борис.

– И я?

– Конечно.

«Может быть, я не такой уж и трус, – подумал Виталька. – Когда все прыгали с шестом с забора на крышу гаража, я ведь тоже прыгнул. А Муха не прыгнул. И Машка с Любочкой не прыгнули».

Виталька решительно отодвинул сумку и выпрямился на скамейке.

– Ладно, снимайте. – Он пригладил волосы и сложил на коленях руки.

У Бориса сморщилось лицо

– Зачем ты так… Сиди как сидел. Я тебя не для паспорта снимаю. И вообще забудь пока про меня, я скажу когда надо. Мне еще пленку сменить придется…

Он резко поднялся и отошел к тополю.

Некоторое время Виталька следил, как Борис возится с аппаратом. Потом устроился поудобнее, дотянулся сандалией до песка и начал рисовать на нем часы. Он уже вычертил круг и одну стрелку, когда услышал легкий треск: словно неподалеку наступили на пустой спичечный коробок. Виталька повернул голову. Борис опускал аппарат.

– Всё, – сказал он.

Виталька немного обиделся: зачем было спрашивать, если все равно щелкнул украдкой. Борис это заметил.

– Не дуйся. Все будет отлично.

– Я не дуюсь, – хмуро отозвался Виталька. – Просто времени у меня нет. Домой надо, а без хлеба нельзя.

– Неприятности будут?

– Разговоры будут: «Вместо того, чтобы все сделать вовремя, где-то бродишь…»

Борис шагнул к Витальке и глянул на него весело и пристально:

– Несчастный человек! «Вместо того, чтобы…» Значит, и тебе говорят такие слова?

– И вам? – удивился Виталька.

– Всю жизнь.

– Я еще маленький, – сказал Виталька. – А вы-то не маленький. Кто вам может так говорить?

– А все кому не лень! – как-то слишком охотно объяснил Борис и сел рядом. – Кондукторы в троллейбусе, начальники на работе, родная уважаемая сестрица дома. Она – особенно часто… У тебя нет старшей сестры?

– Есть. Но у меня хорошая сестра, – ревниво сказал Виталька. Ему уже не нравился взрослый разговор. Зачем незнакомый Борис про все рассказывает?

– Ну, и моя сестра, видимо, неплохая, – усмехнулся Борис. – Просто нам нравятся разные вещи. Например, вчера она сказала: «Вместо того, чтобы купить новый пиджак, ты истратил ползарплаты на дурацкую трубу…»

– Вы играете на трубе? – оживился Виталька. Он очень любил, когда играют оркестры. Особенно ему нравились чистые звуки труб – ясные, как человеческие голоса.

– Да нет, – сказал Борис. – На ней не играют. Это зрительная труба. Сорокакратный телескоп, вещь не для оркестра.

– Для планет? – напряженным голосом спросил Виталька.

– Вот именно. Планеты в него хорошо разглядывать.

– И Луну?

– Луна как на ладони. – Борис покачал растопыренной пятерней, словно взвешивал в руке лунный шар.

Почти шепотом Виталька сказал:

– И кратеры… видно? – Лунные кратеры снились ему две ночи подряд.

– Да… И кратеры, – медленно произнес Борис. – А ты никогда не заглядывал в телескоп?

Виталька помотал головой. И, наверно, он очень выразительно смотрел на Бориса.

– Хочешь? – спросил Борис.

Виталька кивнул. Не стоило отпираться. Очень уж хотелось посмотреть, и Борис это все равно понимал. Он задумчиво прищурился и прикусил губу.

– Да… Но что же нам делать? А, вот что! Сегодня в полдесятого приходи прямо сюда, к этой скамейке. Приду и я… Ты сможешь?

– Смогу, – сказал Виталька переглатывая от волненья.

– Отпустят тебя так поздно? Раньше нельзя: не успеет стемнеть.

– Отпустят. Я и до одиннадцати бегаю иногда.

– Ровно в девять тридцать, – повторил Борис и поднялся. И снова заметил Виталька в нем, большом и не очень складном, какую-то цепкость движений.

Борис глянул на часы.

– Смотри-ка, за разговором и время прошло. Пять минут до конца перерыва. Идем?

– Да, сейчас, – сбивчиво сказал Виталька. – Только я хочу спросить…

Он чувствовал, что может вопросом испортить все дело, но удержаться не сумел: очень многое было непонятно.

– Значит, вы специально это всё… чтобы мне показать… телескоп сюда потащите? – проговорил он.

Борис стоял, играя фотоаппаратом. Прямой, высокий, серьезный.

– Виталька, – сказал он. – Я объясню, пожалуй… Вот какое дело. Когда я был ростом и годами вроде тебя, мне очень хотелось увидеть планету Сатурн. На картинке я ее часто видел – такой красивый шарик с кольцом. А мечтал посмотреть на настоящую. Один раз узнал, что в школе десятиклассники наблюдают Сатурн в телескоп. Пробрался в физический кабинет. Конечно, меня первым делом решили вытурить, а я, честно говоря, пустил слезу. Учитель добрый попался, оставил. Говорит, вставай в очередь, посмотришь. Только такой я невезучий: подошла очередь, а Сатурн в тучу залез. А туча большая. Пришел я домой и полночи ревел в кровати… Интересная история?

– А дальше? – сказал Виталька.

– А дальше все как по нотам: стал мечтать о своем телескопе. Сделать пытался, да нужных стекол не было. И уменья тоже… А недавно увидел трубу в магазине, ну и вот… Должна же когда-нибудь мечта исполниться. Сижу теперь у окна по вечерам и радуюсь. Только одному радоваться скучно. Вдвоем гораздо лучше. Ясно?

– Конечно, ясно, – сказал Виталька немножко виновато. – Я только думал, что у вас, может, времени нету…

– Времени у меня как раз, как у отпетого тунеядца, – опять помрачнел Борис. – Моя работа зависит от одного товарища по фамилии Воронцов, который живет в вашем доме. А этому товарищу пришла фантазия уехать в Москву без предупреждения.

– Это Машкин отец! – догадался Виталька. – Вы ее, может, видели у подъезда? Толстая такая… и вредная.

– Девчонки вообще вредный народ, – задумчиво произнес Борис. – Я их, по правде говоря, боялся до ужаса, когда маленький был. Лупили они меня при каждом удобном моменте. До тех пор, пока я не придумал выход…

– Какой? – излишне торопливо сказал Виталька.

– Да очень простой. Только догадаться надо. Однажды вышел я из себя, плюнул на свои страхи и налетел на них, как конница Чингизхана. Один на четверых. Оказалось, что главное – это разозлиться как следует. Тогда среди них паника начнется и больше не сунутся, близко не подойдут… Ну вот, ровно два часа. Идем.

– Идем, – сказал Виталька. А в груди у него рос холодок от предчувствия многих событий.

4

Борис вошел в свою комнатку и бросил на диван аппарат. Створки окна оказались закрытыми. Солнце било сквозь стекла и ложилось на светло-желтый пол тремя блестящими прямоугольниками. От недавно выкрашенного пола подымался липкий запах олифы. Борис шагнул к окну и толкнул раму. При этом он зацепил и опрокинул на подоконнике стакан. Сунув руки в карманы, Борис с любопытством следил, как стакан медленно катится к своей гибели.

На самом краю стакан помедлил. Потом перевалился через край и рассыпался на полу.

Сразу же послышался за дверью стук босоножек и голос Елены:

– Борис! Что ты опять разбил!

– Стакан, – с удовольствием ответил он.

– Неужели нельзя осторожнее?

– Я тысячу раз просил не оставлять в моей комнате всякое барахло.

– Господи, в кого ты такой уродился, – вздохнула Елена за дверью.

– В себя, – сказал Борис и ногой отбросил под батарею осколки.

Снова простучали босоножки: сестра ушла на кухню.

Коричневая ледериновая папка лежала на середине стола и одним своим видом портила настроение. «Чтоб он провалился, этот Воронцов», – подумал Борис.

Он сел к столу и потянул папку к себе. «Может, попробовать хотя бы общий план набросать?» Борис развязал тесемки, отбросил исписанные листы и отыскал нужную страницу. «К вопросу об эффективности новых конвеерных линий на Т…ском консервном комбинате…» Какая к чертям эффективность, если одна линия до сих пор не налажена, а со второй Воронцов мудрит и не дает сведений! Да еще в Москву укатил, не предупредив. Подумаешь, научное светило…