Мушкетер и фея, стр. 41
Ближе к югу…
Как-то в начале декабря, после уроков, директор окликнул Джонни на улице, недалеко от школы:
– Воробьев! Придержи свой стремительный бег! Есть разговор…
– Ой, здрасьте, Борис Иванович! – обрадовался Джонни.
– Здравствуй… Что-то давно не заходишь. Так и застряли мы на ничьей.
– Евдокия Герасимовна сердится, – со вздохом сказал Джонни. – Да и вы заняты все время. Комиссии какие-то…
– И ты занят сверх головы, я смотрю…
– Угу.
– Джонни… – задумчиво сказал Борис Иванович. (Взрослые никогда не называли так Воробьева, считали это имя несерьезным, но директор иногда называл. Только не часто и один на один). – Джонни… Дал бы ты мне доработать до конца полугодия…
– А что случилось? – перепугался Джонни. По-настоящему перепугался.
– Комиссии, про которые ты говоришь, ходят в школу не просто так. Ты не маленький, должен понимать. Они все смотрят и задают всякие вопросы. В том числе и такие: «Почему, уважаемый Борис Иванович, ваши младшие школьники по всему городу лазают на мусорных кучах и собирают всякую ржавую дрянь?»
– Это же операция «Горыныч»!
– Вот именно. Под руководством Евгения Воробьева, известного и другими скандальными операциями.
– Люди банки собирают, что тут такого? – обиделся Джонни. – Из чего чешую Горынычу делать?
– Лазанье по свалкам – это антисанитарное явление, – деревянным голосом сказал директор.
– Как металлолом собирать – это пожалуйста, – огрызнулся Джонни. – Все комиссии только поздравляют и радуются. А как для Горыныча – сразу придираются…
– Придираются не к Горынычу, – сказал Борис Иванович.
– А к кому?
Борис Иванович усмехнулся.
– Ни к кому… Просто делают вполне справедливые замечания: «Почему в прошлом году школа нарушила план „Зарницы“ и вместо состязаний на полосе препятствий устроила форменный бой?», «Почему дети в теплую погоду ходят в школу без установленной формы?», «Почему старшеклассники выпускают такие разухабистые стенгазеты и позволяют себе критиковать учебный процесс?». И кстати: «Что это за слухи об антинаучном эксперименте с пирамидами?»
– Теперь десять лет будут вспоминать, – буркнул Джонни.
– Будут, пока я директор… А тут еще твой Горыныч…
– Банки мы уже собрали, – успокоил Джонни. – На трех драконов хватит.
– Дело не только в банках. У вашего дракона три головы, и ты наверняка в каждую пасть вставишь огнедышащий аппарат…
– Ну…
– Вот именно что «ну». Давай сразу договоримся: чтобы никаких пиротехнических эффектов.
– Как это?
– Так это. Чтобы ни пороха, ни селитры, ни секретных адских смесей…
– Я что, совсем идиот? – оскорбился Джонни. – Третьеклассники, они же еще маленькие, при чем тут смеси…
– А операция «Зеленый слон»? Там были первоклассники.
– Так я и сам тогда… ну, не очень был, – самокритично признался Джонни. – А сейчас мы в глотки Горынычу импульсные лампы вставим. От фотовспышек. Братцы Дорины обещали сконструировать систему.
– Это безопасно?
– У них всегда все безопасно. Специалисты же…
– Может, все же прицепить к Горынычу огнетушитель?
Джонни понял, что это шутка, и деликатно посмеялся. Но директор остался серьезным и задумчивым. Джонни сбоку глянул ему в лицо и спросил прямо:
– У вас опять неприятности, да?
– Как тебе сказать… Не очень крупные, но… постоянные какие-то. Я, товарищ Воробьев, не справляюсь со своей работой.
– Ну уж!.. Это кто так говорит? – возмутился Джонни.
– Те, кому положено. Многие…
– А вы сами тоже так думаете?
– То, что думаю я, мало кого интересует.
– А что думаем мы… ну, вся школа? Тоже никого не интересует?
– Боюсь, что тоже… Поскольку я вас распустил.
– Как это?
– Слушай, Воробьев! Ты же вполне интеллигентная личность. Откуда у тебя такая привычка: «как это»?
– Больше не буду. А как это вы нас распустили?
– «Так это» распустил. У меня излишне «пионерские» методы работы.
– Как э… Почему пионерские?
– Потому. Я же много лет работал вожатым. Вот и говорят: «Вы, Борис Иванович, до сих пор не забыли пионерское детство. А школа – не летний лагерь, здесь главное – дисциплина и стопроцентная успеваемость». Справедливо говорят, я это и сам отлично понимаю.
– Что, наша школа хуже других? – обиженно возразил Джонни.
– Отнюдь… В ней много хорошего. Но не директор.
– Ну уж… – опять сказал Джонни.
– Вот тебе и «ну уж». Так что постарайтесь не осложнять мне жизнь. Уяснил?
– Уяснил. Постараемся, – пообещал Джонни. И встревожился: – Только что-то мне все равно не нравится…
– Что?
– Вы сказали… Вот это: «Дай мне доработать до конца полугодия». А потом что?
Борис Иванович сказал медленно и внушительно:
– Милый Джонни Воробьев! Как, по-твоему, чем директор отличается от ученика? Подумай своей лохматой головой.
Джонни подумал.
– Ну… многим.
– Прежде всего тем, что ученика невозможно выставить из школы, если только это не законченный малолетний преступник… А с директором гораздо легче.
– Выставят? – шепотом спросил Джонни.
– Всякое может быть. Вот я и хочу дотянуть до зимних каникул, а там уступить место более опытным товарищам. Тихо и мирно.
– Не надо, – быстро сказал Джонни.
Борис Иванович невесело хмыкнул.
Джонни пообещал:
– Если мы виноваты, мы что-нибудь придумаем. Мы во всей школе…
– Дело не в вас. Дело во мне. Я не директор…
– Директор!
Борис Иванович тихонько засвистел на ходу. Это был «Марш юнармейцев школы № 2», сочиненный Сергеем Волошиным.
– Куда же вы денетесь-то? – горько спросил Джонни.
– Поделиться с тобой жизненными планами?
– Ага, – сумрачно сказал Джонни.
– Ладно, раз уж начал… На Южном берегу Крыма строят пионерский лагерь. Одно геологическое управление строит для своих ребятишек. Хороший лагерь, вроде Артека, только поменьше. Меня туда зовут начальником.
– Кто зовет? – насупленно спросил Джонни.
– Зовут… Люди, которые помнят меня вожатым. Считают, что это дело как раз по мне… Там хорошо. Там то, что я люблю.
– А здесь… уже не любите, что ли? – не очень вежливо сказал Джонни.
– Не любил бы, так и не раздумывал бы. А теперь маюсь… Только, пока ломаю голову, может случиться, что не окажется у меня дела ни здесь, ни там.
– Посреди учебного года директоров не меняют, – напомнил Джонни. Кое-что в школьной жизни он понимал. – И не отпустят вас.
– Отпустят. У меня зав гороно давний друг, вместе учились. Он меня директором поставил… Он теперь и отпустит с радостью.
– Вот это «друг», – сурово проговорил Джонни.
– Зато на юге буду… К Ленке поближе. Тоже обстоятельство…
– Вы в нашу школу столько сил вгрохали, – напомнил Джонни.
– Ну и вгрохал. Думаю, что не зря.
– А теперь…
– А теперь… Ладно! Это все еще так, размытые в воздухе проекты. Может, ничего и не будет. Женька…
– Что, Борис Иванович?
– Только твое честное слово, что про это молчок.
– Я что, не понимаю?
– Знаю, что понимаешь. Только бывает, что разговорится человек с друзьями о жизни, захочет поделиться и не выдержит, сболтнет незаметно.
Джонни прикинул: с кем бы это он мог так разболтаться? И спросил хмуро:
– С кем, например?
– Ну… – Борис Иванович улыбнулся. – Например, с Катей Зарецкой.
– Вот уж!.. – вспыхнул Джонни.
– А что? Вы же такие друзья. Разве нет?
Джонни помолчал. Потом сказал, глядя под ноги:
– Не знаю…
– Да? Ну, извини… Кажется, я вторгся в личные дела.
– Да вторгайтесь, пожалуйста, – тихо сказал Джонни. – Только я правда не знаю.
Мама сердилась. Они с отцом пришли на обед, а сын болтается неизвестно где, вместо того чтобы разогреть суп и сходить за хлебом…
– Где ты был? У вас четыре урока…
– Сбор проводил у третьеклассников. Потом еще с директором беседовали.