Мальчик со шпагой, стр. 10

7

– Да-а. Заварил ты кашу, – сказал Алексей Борисович. – И знаешь что, Сергей? Тебя будут обвинять в дезертирстве. Скажут, не уходить надо было из лагеря, а доказывать свою правоту, раз уж ты уверен, что прав.

– Кто скажет?

– Да кто угодно. Ребята. Или тот же начальник лагеря.

Серёжа медленно покачал головой:

– Я не дезертир. Я не из-за трусости ушел. Просто противно стало. А доказывать там некому. Одни смеются, другим все равно. Ведь знают, что нельзя чужие письма читать, а молчат… А Тихон Михайлович тоже… Ну что я ему докажу? Он думает, что с ребятами что хочешь можно делать!

– Сейчас он так уже, наверно, не думает, – заметил Алексей Борисович.

Серёжа осторожно поднял на него глаза.

– А вы… не думаете, что я дезертир?

– Нет, – сказал Алексей Борисович и почему-то нахмурился.

Потом он спросил:

– А почему этого Тихона Михайловича так разозлило письмо? Что ты там такого понаписал?

– Да ничего особенного! Вот посмотрите! – Он вытащил из кармана помятый конверт.

– Постой, Серёжа. А откуда оно у тебя? Разве начальник вернул его?

– Физрук отдал… Ну… он меня тут догнал, уговаривал вернуться.

– Понятно. Это тот гражданин, с которым ты беседовал, когда я подходил к станции?

– Тот самый…

– Так… Значит, можно почитать письмо?

– Читайте, пожалуйста.

Алексей Борисович вынул из конверта большой коричневатый лист в крупную клетку. И удивленно глянул на Серёжу.

– А где ты взял такую бумагу?

– Да в лагере ее сколько угодно. Это такие конторские книги, мы из них отрядные дневники делали. А что?

– Да так, любопытно…

И он стал читать.

Серёжа придвинулся и тоже стал перечитывать знакомые строчки.

Здравствуйте, папа,

тетя Галя и Маринка!

У меня все в порядке. Здоровье хорошее. Один раз ногу подвернул на футболе, но уже прошло. Недавно мы ходили в поход с палатками. Только ночевать не стали, потому что вожатая испугалась грозы. А еще будет военная игра. Но знаешь, папа, если по правде писать, то мне здесь не нравится. Сначала понравилось, потому что был один хороший вожатый и костры были. Но он уехал. Теперь скучно. Хотел я подружиться с ребятами, только пока не получается. Я один раз сказку рассказал, чтобы интереснее было. А они смеются теперь. Знаешь, папа, лучше бы ты приехал за мной. Лучше бы мы с тобой и Наташкой поехали на рыбалку, а то все только собираемся и собираемся. И никак не получается, чтобы вместе. А здесь даже и не порыбачишь. Одному на речку не дают нос сунуть, а когда целая толпа, то тут уж не до рыбалки. Даже и не искупаешься как следует, потому что только залезешь и уже велят обратно.

Ты не думай, что я жалуюсь. Если надо, я проживу всю смену. Но ты ведь просил писать честно, вот я и пишу честно. Лучше бы ты приехал за мной. Здесь знаешь почему плохо? Потому что каждый день одно и то же! А если плохо, то зачем?

Но если ты не можешь, не приезжай.

Тетя Галя, можно, я сменяю свои польские штаны на трехцветный фонарик? Они мне все равно велики и сваливаются, а тому мальчику, у которого фонарик, они как раз.

Пусть Маринка не лазит в мой ящик без спросу, а то у меня там пистоны и острый циркуль с иголками.

До свиданья.

Ваш Серёжа.

Письмо было написано на развернутом листе, вырванном из конторской книги. Одна половинка листа осталась чистой.

– Можно, я возьму эту бумагу? – спросил Алексей Борисович. – Здесь ничего не написано.

– Возьмите, конечно!.. А зачем?

– Да так, пригодится. В морской бой можно поиграть, тут клетки подходящие. До поезда все равно еще много времени. Ты умеешь играть в морской бой?

Серёжа снисходительно усмехнулся.

– Ну и отлично! – Алексей Борисович аккуратно оторвал листок, а письмо отдал Серёже.

– А вы… – нерешительно сказал Серёжа. – Вы ведь сейчас прочитали. Как вы думаете, что в нем… такого?

– "Такого" ничего.

Серёжа сунул письмо в конверт, а конверт – в карман своих просторных брюк. Алексей Борисович глянул мельком и спросил:

– Не успел поменять штаны на фонарик?

– Не успел, – вздохнул Серёжа. – Да тетя Галя, наверно, и не разрешила бы.

– А тетя Галя… она кто? Твоя тетя?

Серёжа просто сказал:

– Она – папина жена. Мама у меня умерла.

– Извини, брат. Перестарался я со своим любопытством.

– Ну, а что ж такого, – спокойно откликнулся Серёжа. – Конечно, непонятно: папа и тетя Галя… – И вдруг спросил: – А вы были в Сибири?

– Был.

– Мама в Сибири умерла. Поехала в командировку к геологам и простудилась. Быстрая какая-то простуда. Врач на вертолете прилетел, да уж поздно… Алексей Борисович! – Серёжа глянул так, будто очень о чем-то просил. – Это шесть лет назад было. Может, вы встречали маму?

Алексей Борисович покачал головой.

– Нет, малыш. Не хочу я тебя обманывать, не встречал. Я бы запомнил такую фамилию.

– А у мамы другая фамилия – Ласкина.

– Нет, Серёжа. Не знаю… Сибирь громадная. Где это было?

– Где нефть. Под Сургутом.

– В тех краях я бывал. Да разве всех запомнишь? Может быть, и встречались когда-нибудь.

Почти шепотом Серёжа сказал:

– А у меня карточка есть. Хотите, покажу?

– Покажи, конечно.

Из нагрудного кармана курточки Серёжа достал блокнотик и вынул из него фотографию. Она была размером с карманное зеркальце.

Алексей Борисович положил снимок на ладонь. Посмотрел полминуты и снова покачал головой:

– Нет, Серёжа. Я запомнил бы… Красивая у тебя мама. И молодая совсем.

Серёжа кивнул:

– Двадцать четыре года. Я ее хорошо помню, хотя мне всего пять лет было.

– И карточка всегда с тобой?

– Всегда.

Он вложил снимок между страничками и спрятал блокнот в карман.

Морской бой – игра нехитрая, но тоже требует умения. Алексей Борисович один раз уже потерпел полный разгром и теперь слегка нервничал.

– Не понимаю, как ты ухитряешься? По теории вероятности шансы у нас должны быть примерно равные… Слушай, а ты не подсмотрел?

– Да честное пионерское! Просто у меня особый способ… Дэ-один…

– А, вот тебе и способ! Промазал! Жэ-семь.

– Мимо. Е-три.

– Тьфу, черт! Угробил канонерку. Бей еще… Ты что, Серёжа?

А Серёже сразу стало не до канонерок. Он увидел, как на дороге затормозил лагерный "газик". И от машины к станции шагал по заросшей тропинке сам Тихон Михайлович Совков.

– Ну вот, – тоскливо сказал Серёжа. – Директор приехал.

Алексей Борисович быстро оглянулся.

– Ишь ты, – непонятно сказал он.

Серёжа сидел сощурившись и сжав губы.

– Начнется теперь все снова, – шепотом сказал он.

– М-да… – неопределенно откликнулся Алексей Борисович.

Серёжа думал, что он заступится, а он "м-да".

Серёжа резко сказал:

– В лагерь я все равно не поеду.

– Смотри. Это в конце концов твое дело.

– Не поеду я! – повторил Серёжа.

Алексей Борисович вдруг улыбнулся.

– Ну а если не поедешь, тогда зачем нервничать? Давай играть дальше. Посмотрим, что будет.

И было вот что.

Начальник лагеря подошел и остановился, выжидающе глядя на Серёжу.

– Вэ-один, – напряженным голосом сказал Серёжа.

– Может быть, Каховский, ты обратишь на меня внимание? – спросил Тихон Михайлович.

– Я обратил, – сказал Серёжа. – Вэ-четыре, Алексей Борисович.

– Может, ты хотя бы поздороваешься? – спросил директор.

– Здравствуйте… Мимо, Алексей Борисович. Вэ-шесть…

– Вляпал, – с сожалением сказал Алексей Борисович. – В подводную лодку. Ловко у тебя получается.

– У меня способ. Нащупывание огнем…

– Гражданин, я, кажется, разговариваю с мальчиком, – с достоинством произнес товарищ Совков. – Я просил бы не мешать.

Алексей Борисович поднял на него добрые свои зеленоватые глаза.

– Разве я мешаю? Бог с вами. Мне показалось, что мальчик сам… э-э… не очень охотно общается с вами.