Лужайки, где пляшут скворечники, стр. 35
Зато Лелька выздоровела! Стремительно! После первой же порции пилюль! И теперь она была веселая старательная первоклассница.
Да, пришлось местным ребятишкам впрягаться в школьные лямки. Куда денешься, если сентябрь?
«Школьный вопрос» первой подняла Нитка. В самом деле, не могут же здешние дети оставаться неучами! Что с ними станет, когда вырастут? А вырастут они обязательно, раз время сдвинулось и пошло.
Артем и Нитка обошли заброшенные кварталы: покосившиеся бараки, спрятанные в лопухах сторожки и будки. Переписали всех, кому полагалось учиться. Набралось таких три десятка – пацаны и девчонки от семи до четырнадцати лет. В основном сироты: племянники, внуки и просто приемыши тех мужиков и теток, что вели бесхитростное существование на Пустырях. Лишь в двухэтажном кирпичном здании (в котором угадывался давний стиль «фабричного модерна») обитало многолюдное семейство с мамой и папой. Бедное, обтрепанное, но относительно благополучное. Непьющий папа работал «на стороне», на складе горюче-смазочных материалов, мама («тетя Агнесса») хлопотала по дому, обихаживала многочисленных деток. Их было шестеро: три пацана и три девочки. Все десятилетние. Близнецы Ванюшка и Танюшка – «свои», остальные – приемные. Пришедшие кто откуда. Видно было, что разницы между родными и неродными нет никакой. Дружные ребятишки, спокойные такие, даже ласковые. Впрочем, злых на Пустырях не водилось вообще.
Артем напечатал список на институтском принтере и отправился с бумагой в районное учебное ведомство. Помятый лысый чиновник затравленно глянул через лакированное пространство стола.
– Вы где были раньше-то?
– В Саида-Харе, – отчетливо сказал Артем. – А вот где были в ы? Даже не слышали, что рядом с вами на задворках столько заброшенных пацанов.
Чиновник тонко и сварливо сообщил, что в его компетенцию не входит обследование задворков.
Артем ощутил на лице колючий холодок.
– А что входит в вашу компетенцию? Только взятки брать?
Чиновник по-куриному вытянул шею.
– Молодой человек. Я в жизни не взял ни одного рубля. Ни с кого. Иначе бы я сидел не здесь, а министерстве.
Глаза его были бледные, с припухшими веками. Артем почуял, что этот потертый клерк говорит правду.
– Ладно… я приношу извинения. А если этого недостаточно, можете подать в суд или вызвать меня на дуэль. Кажется, это снова входит в моду…
– Да, но не решает вопроса с учениками…
– Не решает, – вздохнул Артем.
– Давайте вашу бумагу… Господи, в какие классы я их рассую? Они, наверно, даже читать не умеют.
– Всякие есть, – буркнул Артем.
Ребята и правда были «всякие». С самыми отставшими от школы дополнительно занималась Нитка. В двухэтажном доме «тети-Агнессиного» семейства нашлась комната, в которой устроили почти настоящий класс…
Пришлось заняться учебой и Артему, ходить в институт. Правда, посещение лекций было необязательным, но все же следовало иногда появляться под «ученой крышей». Нитке – той проще. Она уволилась с фабрики и теперь ушла в заботы о доме и ребятишках.
Ребячий народ надо было чем-то занимать. Осенью – не то, что летом, не будешь гулять с утра до вечера. Телевизоров на Пустырях было раз-два и обчелся, да и те принимали передачи с перебоями. Приходилось добывать где только можно книги.
Кстати, плешивый чиновник ошибся. Читать умели все, даже Лелька. Ее обучил грамоте заботливый наставник Кей. Но больше одиночного сиденья над книжкой ребята любили собираться где-нибудь у лампы или печки и пусть кто-нибудь громко читает для всех. И, конечно же, набивались в комнату Егорыча, когда он объявлял, что продолжит чтение своих «Черных кирасир».
2.
«…Командирский шатер был просвечен полуденным солнцем. На полотняном потолке мельтешила тень листвы. Воздух был зеленоватым, и в нем светились свежеоструганные походные столы. Они были сдвинуты вместе. На досках – металлические тарелки, блюда с вареной капустой и жареными курицами, несколько темных бутылок…
Собрались все, за исключением двух часовых – подпоручика Радича и унтера Кваха. Полковник встал со складного табурета, встали и остальные.
Полковник Глан…
Это был типичный полковник. Такой, за которым и академия, и гвардейские парады, но гораздо больше походов и кампаний – с немалой стрельбой и сабельными атаками. Подобного толка командиры – чаще всего вдовцы, а взрослые дети их живут где-то далеко, редко напоминая о себе…
Был он грузноват, но подтянут, с резким лицом служаки – седые усы, большой прямой нос,, выцветшие глаза, ежик неприхотливой стрижки. Бледный шрам на щеке – без него что за командир конного полка…
– Гвардейцы. К сожалению, не могу обещать вам привычного послеобеденного отдыха. Сразу после трапезы мы сворачиваем лагерь и уходим к Совиному урочищу. Мне сообщили, что «знающие истину» скоро будут здесь. Не могу судить, какую истину знают эти господа, но нашу дислокацию знают точно.
– А много их? – запальчиво спросил Виктор Гарский, румяный юноша девятнадцати лет.
– Около полуэскадрона, корнет. И два полевых орудия. В случае схватки исход предрешен. К тому же, вам известен приказ, исполнить который мы должны неукоснительно. Не вступать в бой без крайней необходимости и стараться достичь границы как можно незаметнее…
Многие понимали, что столь обстоятельно и округло полковник изъясняется ради мальчика. В ином случае он выразился бы короче: «Противник на хвосте, пора бить копытами». В походных условиях такой стиль не противоречил этикету.
– Однако же, – продолжал командир, – у нас есть еще полчаса на обед и около часа на сборы. И посему – раскупорим…
Тут же пробки ударили в полотняный потолок – по нему сильнее заметались тени.
Реад был рядом с мальчиком. Наклонился к самому его уху.
Ћ – Простите, суб-корнет, мы здесь все равны, но… вам дома позволяли пить вино?
– Папа разрешал иногда попробовать чуть-чуть… если праздник.
– Ну, тогда вы сами определите это «чуть-чуть». А нальем вам как всем.
Шипучее старохельтское нетерпеливо запузырилось в походных оловянных кружках.
– Кирасиры, прошу внимания… – голос полковника был негромок и значителен. – В подобных случаях следует пить вначале за успех кампании. Но я, сломавши ритуал, хочу предложить: поднимем прежде всего тост за самого юного нашего собрата и… за то, что судьба подарила нам такое предприятие… Вива, герцог!
– Вива! – гаркнули офицеры и унтеры. Но не пили, смотрели на мальчика. И он понял, что надо что-то сказать.
– Я… господа, благодарен вам за то, что вы делаете для нашей страны. И рад, что я с вами… Спасибо…
– Вива! – крикнули снова и застучали о доски опустевшими кружками. Мальчик сделал глоток, чихнул. Признался Реаду:
– В носу чешется, как от лимонада.
Сказал он негромко, но услышали все. Засмеялись, однако, ничуть не обидно. Засмеялся и Максим.
– Ничего, товарищ, привыкните, – баском пообещал корнет Гарский. – Без умения пить старохельтское нет конного гвардейца.
– Однако же, спешить не следует, – заметил Реад. – Умение это придет само собой, и, право же, оно не самое главное в воинском деле.
Корнет Гарский покраснел и хотел запальчиво ответить барону, но общий шумный разговор помешал этому. Пришло время выпить наконец за успех похода, и налили всем, кроме Максима – у него и так оставалась полная чарка.
Потом Гарский и молодой капрал Гох ушли сменить часовых, и обед продолжался еще около получаса – с тостами, беседой и смехом, которые со стороны могли бы казаться вовсе беззаботными.
Вскоре, однако, пришло время труда и тревоги. Быстро были свернуты палатки, разобраны столы, упакованы постели. Имущество уложили на две легкие фуры. На них же поручик Дель-Сом и капрал Гох установили большие скорострельные ружья на коленчатых ногах – похожие на великанских кузнечиков. Через час все было готово к пути, стал на поляне строй, два десятка всадников. Несмотря даже на пыльно-маскировочный цвет мундиров и касок, угадывалась в кавалеристах гвардейская стать. И вороные лошади были – загляденье. Крупные, поджарые, с красивыми, как у чугунных лошадей-памятников, головами. Одинаково годные для парадов, для походов и неудержимых атак.