Крик петуха, стр. 34
«Это те, кому повезло с матерями…»
«А ну, перестань!» – одернул он себя.
«А я что? Просто подумалось… Конечно, она любит меня. И я ее… А если один раз пожаловался отцу, так это просто вырвалось. Кому пожаловаться, если не отцу… А можно ведь построить на границе и храм Отца… А согласятся ли люди? Многие считают, что отцы хуже относятся к детям, чем матери. Бросают детей… А матери разве не бросают? Отцы, говорят, чаще… Кто считал? А надо ли считать, если у тебя у самого… А он не виноват! Его просто выжили из „Сферы“! Не из-за меня же ушел! И все равно он обо мне заботится!.. Не ври, он и о себе-то позаботиться толком не может…»
Витька отчетливо увидел отца – как недавно, при последней встрече. Будто отец сидит на фоне темной шторы, покачивает головой, а из отверстия в шторе то и дело выскакивает колючий лучик… «А собственно, откуда отверстие в новой шторе?.. На том же уровне, что в стекле!»
Витька бухнулся в траву животом, охватил затылок. "Только спокойно, без нервов! Не дергайся… Если вспомнить как следует, то… дырка в стекле чуть выше… Отец сказал: «Снизу палили…» Нет, не снизу! Скорее всего, с дома напротив, с чердака! И не на прошлой неделе, а совсем недавно, когда штора уже была! Отец кричал: «Я ее только сегодня повесил, временно, не закрепил еще…»
Это случилось вчера. Но тогда… Тогда, значит, и защитное поле было снято вчера! Отец снимает его, чтобы экономить энергию во время эксперимента… Выходит, импульс он посылал лишь незадолго до прихода Витьки… А сказал «на той неделе», чтобы зря его не тревожить…
Как все цепляется одно за другое! Или не цепляется? Нет, цепляется! Снятое поле, импульс, выстрел с чердака… Выходит, они знали, следили, гады!.. Слава Хранителям, не попали сквозь штору… Пуля шарахнула, оборвала опыт. Импульс не дошел, иначе отец оказался бы в «Сфере». Небось прямо в центральной лаборатории, как с потолка! Вот был бы переполох-то! «Витька, беги, твой папа откуда-то свалился!..» А Витьки нет, Витька в это время уже слинял из дома, скользит на кожаном заду по пятьдесят девятому желобу РМП…
По пятьдесят девятому? Откуда там «пчела»? Несется навстречу со скоростью пули… Пуля – в энергосборник, эксперимент – стоп!.. А недотянутый опыт с импульсом дает зеркальный эффект. Это что? Нос Миши Скицына – слева направо… И только? Нет, это вообще, левое – на правое, стрелки часов – в обратную сторону, все задом наперед. Может, и мысли наоборот… Это у меня мысли наоборот… Нет, подожди… Значит, и нечетное меняется на четное! Пятьдесят девять на шестьдесят! Или на пятьдесят восемь, все равно… «Пчела» на четном радиусе…
«Спасибо, папочка, за подарок. Еще бы чуть-чуть, и…»
«Перестань, дурак! – мысленно гаркнул Витька. Словно дал себе оплеуху. – Он же не знал! Он ничего не знал… Он бы сам этого не пережил…»
«А и без того мог не пережить. Пуля-то прошла совсем рядом, он сидел у пульта спиной к окну…»
"Кто стрелял? Охрана правопорядка? Узнали, что был связан с подпольем? Нет, они постарались бы арестовать. Может, те, с кем он отказался работать? Из Института службы безопасности?.. Но ведь могут и опять!
Он сядет за пульт, снова отключит поле, их индикаторы-шпионы тут же отметят это… А он, чего доброго, и штору-то забудет повесить…"
«Почему я не подумал про это вчера?.. Потому что поверил: пуля – дело давнее, случайное…»
«А сейчас? Что делать сейчас?»
Витька уже стоял. Весь, как в холодной воде, – в тоскливом предчувствии беды. Подбежал Кригер, встал напротив. И вдруг взъерошился, взлетел до Витькиного лица и заорал коротко и хрипло.
Впервые Витька видел, чтобы петух кричал в прыжке, в полете.
Сбегались Пограничники.
– Ребята… Цезарь, – сказал Витька. – Мне надо в Реттерберг, честное слово. Мне кажется, что-то случилось с отцом. Я не знаю, но мне кажется… Если все хорошо, я тут же вернусь. Если нет… Рэм, тогда проводите Цезаря сами, обычным путем… Чек, не обижайся…
Он вскочил на выступ фундамента, шагнул… Мелькнул перед ребятами черный силуэт, хлестнуло ветром.
Филипп резко нагнулся, ухватил за лапы Петьку, тот замахал крыльями.
– Витька! – заорал в пространство Филипп. – Я с тобой, подожди! Я буду связным!
– Не смей! – кинулась к нему Лис. Не успела. Все пригнулись от нового удара ветра. Словно это взлетевший Кригер смешал и поднял вихрем воздух разных пространств.
2
Только две-три секунды Витька приходил в себя. Он даже не упал – стоял, привалившись спиной к стволу старого тополя. У дома напротив – отцовского дома – приткнулся красный низкий автомобиль Рибалтера. Из дверей выносили отца – Рибалтер, Корнелий и незнакомый мужчина в вишневой сутане священника. Витька толкнулся лопатками от ствола и побежал.
Ноги и руки отца висели, как перебитые, но лицо было живое. Он сказал Витьке с нелепо-бодрой улыбкой:
– Да чепуха, бред. Это не пуля, а паралитическая ампула. Живым нужен им Мохов. Тепленького хотели взять, сволочи.
– Кто? – всхлипнул Витька.
– Наверно, те, из Лебена. Решили, что я хороший специалист по стабилизации индексов, кретины… – Речь отца была отрывистой и нервной. – Промахнулись, господа. Пардон, не в то место попали. Конечности – брык, а голова варит…
– Все в машину, – быстро сказал Корнелий. Из воздуха шумно спланировал на Кригере Филипп. – Это кто еще?
Витька не удивился и не разозлился – не до того.
– Со мной, – сказал он.
– В машину!
Отец лежал теперь на заднем сиденье. Мужчина в сутане задрал вишневый подол, вынул из кармана брюк вороненый «дум-дум», сел у отца в ногах.
– Да не будут они гнаться среди белого дня, – пренебрежительно сказал отец. – Понимают, что себе дороже… Хорошо, ребята, что я успел нажать сигнал и вы примчались. Спасибо…
– Помолчи, Алексеич, – попросил Корнелий. – Мальчики, в машину… А этого зверя зачем?
– Надо! – крикнул Филипп.
– Скорей!
Витька и Филипп скорчились между сиденьями, Филипп обнял и прижал притихшего Петьку. Только сейчас Витька спросил:
– Чего тебя принесло?
– На всякий случай.
«Ладно. Может, и правильно…»
Худой, лысый, с повисшими усами Рибалтер втиснулся за руль. Рядом – Корнелий.
– В «Колесо»? – спросил Рибалтер.
– Куда же еще… – бросил Корнелий.
– Совсем вы рассекретите таверну, ребята, – сказал священник.
Машина рванулась. Витька ударился затылком о неживые ноги отца.
– Рассекретим – не рассекретим, а что сейчас делать-то?! – крикнул Корнелий.
– А если сразу на состав? Сын-то здесь… – Священник нагнулся над Витькой. – Ты Виктор Мохов, мальчик?
– Да!
– Отца надо увозить! Туда, к вам! Здесь больше нельзя!
– Я знаю! Но ведь надо сперва к врачу!
– Можно подождать. Это же парализатор! Через несколько дней и так пройдет!
– А если сердце! У него сердце плохое!
– У меня в кармане стимулятор! – громко, даже весело сказал отец.
Машину било на старой дороге. Витька, вздрагивая от толчков, спросил:
– Который час?
– Полдень!
– В двенадцать пятнадцать по Окружной пойдет состав! Можно успеть!
И подумал с горьким удовольствием: «Вот так, папочка. Не хотел, а теперь…» Но тут же резануло его раскаянием и страхом:
– Папа, ты как? Ты живой?
– Да живой я, живой, малыш.
Витька лбом вдавился в колени. И стукало его, и трясло на ухабах. А в Кригере что-то булькало и ухало, как в резиновой канистре…
Вырвались на кольцевое шоссе. Здесь ровно! И скорость! Потом – налево, в путаницу Южной Пищевой слободы, в заросшие полынью переулки. И наконец – дорога вдоль полотна. Справа – болотистые луга, слева – насыпь…
– Все, все! Вот здесь!
Минут пять у Башни все молчали. Словно прислушивались к тому неизвестному, что происходило в Реттерберге.
Неизвестность – она давит, как беда. И сильнее всех она давила Цезаря: ведь не Филипп, а он должен был кинуться вслед за Витькой. И потому, что Витькин первый друг, и потому, что Командор.