Колыбельная для брата, стр. 33
– Нет, что ты… – опять сказал Кирилл, глядя мимо Женьки. И подумал: "А в самом деле… Разве это легко вынести?"
Женька не отводила от него мокрых, виноватых глаз.
– Кирилл, прости, а? – тихонько попросила она. Так по-детски. Он даже поежился от неожиданной жалости. Но что он мог сказать?
– Кирилл, ты же сам говорил, что можно простить, если человек не выдержал один раз… Ты же простил Чирка…
"А в самом деле…" – снова подумал Кирилл. Эта мысль принесла ему капельку облегчения.
Он не чувствовал сейчас к Женьке ничего, кроме жалости. Только жалость. Но разве этого так уж мало?
– Ладно, Женька, – сказал он, глядя на ее сандалетки из тонких лаковых ремешков.
– Нет, правда… – прошептала она.
Что с ней было делать? Кирилл положил себе на ладонь ее маленькую, мокрую от слез руку, накрыл другой ладонью.
– Ладно, Женька. Я понимаю… Ну, только не вздумай снова реветь.
Глава 14
На перемене Климов, Кубышкин и еще несколько мальчишек обступили Кирилла. Подошли и девчонки, но Климов сообщил им, что разговор не для дамских ушей. Девчонки сказали, что Климов нахал и грубиян. Однако ушли.
Кирилл торопливо рассказал про вчерашние дела. Олег Райский поддернул на носу очки, неинтеллигентно чертыхнулся и сказал, что положение скверное.
– Да ничего ему не будет, – возразил Кубышкин. – Студентка-то его простила.
– Не в этом дело. Насколько я помню, у него начинался туберкулезный процесс. Может случиться рецидив…
– Слова-то какие умные, – хмыкнул Ромка Водовозов.
– Для дураков любые слова – умные, – отрезал Райский и ушел к своей парте.
Затарахтел звонок.
– Кир, – вдруг сказал длинный Климов. – А ты правда был не такой. Силу почуял?
"Давно почуял", – подумал Кирилл. Он помнил, что за ним "Капитан Грант". И тот штормовой день. И "Колыбельная". Это и была сила.
– Угу, – ответил он.
– Тогда держись… – непонятно сказал Климов.
Собрание началось с напряженной тишины. Кроме нескольких человек, никто не знал толком, что случилось с Чирковым. Все ждали.
– Начнем, – решительно произнесла Ева Петровна. – На собрании один вопрос. Векшин бросил всем нам упрек, что мы не хотим разбираться. Пусть он все расскажет, а отряд разберется.
– Какой отряд? – спросил Кирилл и вспомнил прозрачные капельки на лбу у Чиркова.
– Что? Ты о чем? Да что с тобой, Векшин? Ты хочешь сказать, что здесь нет отряда?
– В отрядах не бывает собраний, – хмуро сказал Кирилл. – В отрядах бывают сборы.
– Ах вот что! Прекрасно. Если это так важно, можете считать, что у нас сбор.
– Спасибо, – тихо сказал сзади Климов.
– А на сборах командуют ребята, – негромко, но упрямо продолжал Кирилл.
– Великолепно! Пусть Черепанова командует. Она, кажется, еще председатель совета отряда. Ну, что же ты, Черепанова?
Женька нерешительно взглянула на Кирилла и попросила:
– Кирилл, расскажи…
– Расскажу, – отозвался Кирилл. Подумал и вышел к доске. – Расскажу. Теперь все равно… В общем, есть такой Дыба. Амбал лет шестнадцати. У него компания. Жулье всякое и шпана. Те, кто с ним знаком, сами знают… – Кирилл посмотрел на Димку Сушко.
– А че ты на меня-то? – спросил Димка.
– Издевались они над Чирком, – объяснил Кирилл и ощутил подозрительное щекотание в горле. Этого еще не хватало! Сейчас-то с чего? Он переглотнул и стал смотреть в окно. Повторил: – Издевались. Деньги выколачивали. Ему надо было Дыбе рубль отдать, а у него не было. А его бы избили. Ну и полез в карман. Хотел рубль выудить, а кошелек положить на место не успел. Потом с перепугу в речку его выкинул, даже не посмотрел, сколько в нем денег. Только рубль взял металлический… Вот и вся история.
Долго было тихо, потом Кубышкин спросил:
– А откуда ты узнал?
– Дыба хвастал рублем. Я догадался. Да Чирок и не отпирался…
– Он сознался, а ты решил скрыть от нас его вину, – подвела итог Ева Петровна. – Интересно почему? Разве товарищи не имеют права все это знать?
– Да не было у него товарищей, – устало сказал Кирилл. – Никто же не заступился за него перед Дыбой. А как обсуждать – сразу товарищи… Вот и сейчас! Никто даже не спросил, сильно ли он заболел.
– Та-ак, – с ноткой удивления произнесла Ева Петровна. – Оставим пока Чиркова. Меня интересует позиция Векшина. Векшин, кажется, хочет сказать, что в отряде нет дружбы, нет коллектива. Так я поняла?
Кирилл кивнул:
– Так. Но я не про это…
– Нет, подожди. Давай разберемся. Какое ты имеешь право делать такие заявления? Какое ты имеешь право чернить отряд, который должен тебе скоро давать рекомендацию в комсомол?..
– Раньше характеристикой пугали, теперь – что в комсомол не примут, – отозвался Кирилл. – Да рано мне в комсомол – только-только тринадцать исполнилось.
– Но ведешь ты себя самоуверенней взрослого!
По интонациям Евы Петровны класс безошибочно угадал, что предстоит долгая речь, и все завозились, поудобнее устраиваясь за столами.
Ромка Водовозов уныло сказал:
– Ну вот. Хуже, чем на продленке…
Ева Петровна сложила на груди руки и оглядела класс.
– Мне начинает казаться, что Векшин был прав: действительно всем все равно. Райский потихоньку играет в шахматы, председатель совета отряда безмолвствует…
– Потому что Векшин все сказал! – неожиданно выпалила Женька и покраснела.
– И тебе нечего ему возразить? – сухо поинтересовалась Ева Петровна.
– Нечего, – негромко, но храбро сказала Женька.
Кирилл посмотрел на нее и тихонько улыбнулся.
Ева Петровна раздраженно зашагала в проходе между столами.
– Можно, конечно, дружить с человеком… с любым. Но зачем при этом плясать под его дудку?
– Я не пляшу. Просто я с ним согласна.
Ева Петровна повернулась к Женьке спиной.
– Может быть, и остальные согласны с Векшиным?.. Райский, убери шахматы! Ты с Векшиным согласен?
Олег встал и поправил очки.
– Векшин, по-моему, не сказал ничего нового. Но в принципе он в чем-то прав…
– В чем именно?
– В том, что наше объединение носит формальный характер…
Раздался смех.
– Не смешно! – вдруг резко сказал Райский. – Могу проще. Пока на нас орут, мы делаем, что велят. А без няньки и кнута ни на что не способны.
– Спасибо, Олег, – скорбно произнесла Ева Петровна. – Вот так и открывается сущность человека.
Райский сел и уткнулся в портативные шахматы.
– Кто хочет высказаться? – спросила Ева Петровна, демонстративно отвернувшись от Райского. – Неужели вам нечего сказать Векшину?
Высказаться захотела Элька Мякишева.
– Бессовестный ты, Векшин! Так говоришь про всех! У нас такая работа за прошлый год! Мы триста писем получили со всей страны, если хочешь знать, потому что у нас работа. У нас друзья во всех республиках и вообще… Мы с болгарскими пионерами переписываемся!
– А Чирок? – сказал Кирилл.
– Что – Чирок?
– Ему что до твоей работы и переписки? Где был отряд, когда Чирка избивали?
– А где был ты? – спросила Ева Петровна. – Ты взял на себя роль судьи. А разве ты уже не в отряде?
Но Кирилл заранее знал, что она это спросит.
– Нет, я тоже виноват, – сказал он. – Но я хоть не оправдываюсь и не кричу, что у нас везде друзья. Друзья во всех республиках, а между собой подружиться не умеем… Или боимся?
– Чего? – спросил Димка Сушко. – Тебя, что ли?
– Дубина ты, – сказал Кирилл. – Не меня, а того, что придется по правде друг за друга отвечать. Защищать друг друга. Не словами, а делом.
– Кулаками, ты хочешь сказать? – холодно спросила Ева Петровна.
– Да, – сказал Кирилл. – Если надо, кулаками.
– И ты всерьез полагаешь, что лучший в школе тимуровский отряд должен опозорить себя драками?
– Ты что, Векшин! – подал голос длинный Климов. – Разве Тимур так делал? Он вызывал Квакина на совет дружины и говорил: "Нехорошо, Миша…"