Граната (Остров капитана Гая), стр. 12
Толик захохотал, схватил Гая за плечи.
– Ну, критик!.. За такую непочтительность к талантливому дядюшке – наряд на кухню!.. Пошли готовить глазунью.
Но Гай выскользнул из его ладоней. Пальцами притянул к носу рукав Толика.
– Та-ак… “Красная Москва”, да? У нашей Галки такие же духи.
– Ну… и что? Не выдумывай давай.
– У меня, между прочим, нос как у охотничьей собаки…
– А у нас в лаборатории, между прочим, такими духами старушка машинистка Наталья Петровна себя опрыскивает. А я рядом с ней сидел, письмо диктовал гидрографам…
– А помада на щеке у тебя тоже от нее?
Толик хлопнул себя рядом с ухом, словно убивал комара.
– Я пошутил, – деревянным голосом сообщил Гай. – Нету помады.
– Знаешь ли, дорогой… – Толик встал. – Я не думал, что ты такой провокатор.
– Еще и обзывается, – буркнул Гай, чувствуя, что перегнул.
Толик стал перебирать на подоконнике тарелки. Гай сказал ему в спину:
– А стихи сочинять – это хорошо. Вот когда если гуляешь с кем-нибудь по парку или вообще… Девушкам нравится, когда им стихи читают.
– Ты-то откуда это знаешь? – осведомился Толик.
– Из книжек.
– Я стихи не сочиняю… Я в жизни всего два стихотворения написал. Про месяц да еще про Крузенштерна…
– Про кого? – Гай спустил с дивана ноги.
– Про Крузенштерна. Тоже в давнем розовом детстве… Я бы и не вспомнил, если бы не ты…
– А я-то при чем? Ты про Крузенштерна вспомнил, потому что корабль увидал…
– Какой еще корабль?
– Ой, будто ты не видел! Четырехмачтовый барк “Крузенштерн” стоит на бочке у Голландии. Такая громадина!
– Честное слово, не видел! Я внутри, в салоне, ехал, задумался… Возьми в холодильнике помидоры, помой на кухне.
Гай взял и помыл. Вернулся и сообщил:
– Я сегодня, между прочим, тоже познакомился с девч… с девочкой одной. – Он хотел сказать “с девчонкой”, потому что термин “девочка” среди среднекамских друзей-приятелей считался излишне благопристойным и сентиментальным. Но слово “девчонка” Асе совершенно не подходило.
– Вот видишь! – обрадовался Толик. – А я, по-твоему, не имею права на личную жизнь?
– Имеешь, имеешь, – хмыкнул Гай. – Только не надо опаздывать. И не надо голову терять. А то даже океанский парусник на рейде не заметил! Куда уж дальше…
Толик разрезал на сковороде помидоры, вытер полотенцем нож и миролюбиво попросил:
– Чадо мое, хватит меня пилить. Лучше расскажи, что делал днем.
– Я сегодня на дракончика наступил. Наверно, помер бы, если бы не та… девочка. Она меня спасла.
Толик со звяканьем бросил нож:
– На кого наступил? Где?.. Какой ногой?
Гай дурашливо дрыгнул незашнурованным кедом, сбросил его. Качнул ступней (уже не болела). Толик стремительно присел, взял его за щиколотку.
– А-а-а! – Гай отлетел, спиной шмякнулся на диван.
– Что?! Так болит?!
– Да не болит! Я же щекотки боюсь!
– Дубина! – в сердцах сказал Толик.
– Тебя бы так за ногу…
– Когда девочка бралась, ты так же орал?
– Она лечила, а ты хватаешь.
– Сам хуже девочки. Цаца капризная, – буркнул Толик.
Рядом с Гаем опять уселся упрямый и обиженный мальчишка. Даже не рядом, а внутри Гая. Гай взял “Ежегодник”.
Толик один поджарил яичницу и сказал из кухни:
– Иди лопать.
Гай лежал.
Толик подошел:
– Мишка, ты чего?
А чего он? Гай и сам не знал. В глазах и в горле словно жгучая соль. Он быстро лег на бок – лицом к диванной спинке.
– Ну, Майк, – осторожно сказал Толик. – Миш…
Гай подтянул к животу колени и прерывисто сопел. Толик сел рядом. Спутанные волосы Гая пахли водорослями. А сам он был пыльный, исцарапанный и несчастный.
Коротко вздохнув от виноватости и жалости, от резкого толчка нежности, Толик сказал:
– Гай…
Тот полежал тихо секунды три, рывком обернулся, метнулся к Толику. Облапил его, прижался лицом к рубашке.
Толик молча гладил его вихры…
Через полминуты Гай прошептал:
– А стихи прочитаешь?
– Какие?
– Про Крузенштерна.
– Может, сперва поедим все-таки?
– Ага…
– Иди умойся. Дитя портовых улиц…
ПРОПАВШАЯ РУКОПИСЬ
Они молча поужинали. Толик отскреб сковородку, а Гай вымыл тарелки. Из кухни в комнату Гай вернулся первым. Прилег на диван. Пришел и Толик, стал возиться в углу над чемоданом: выбирал себе чистую рубашку.
Гай смотрел на Толика и думал, что он совсем не похож на ученого. Похож на Галкиных однокурсников: по-мальчишечьи курносый, с короткой ершистой прической. Щуплый такой…
Щуплый-то щуплый, а дубовый стул крутит за переднюю ножку одной рукой. А если они с Гаем борются – кто чью ладонь прижмет к столу, – Гай давит на левую руку Толика двумя да еще пузом помогает, и никакого проку: Толик шевельнет рукой – и Гай весь припечатан к столешнице. А поглядишь – у Толика и мускулов-то вроде бы нет…
Мама сказала перед отъездом: “Толька, от тебя одни глаза остались. Вы там постарайтесь отдохнуть, ешьте как следует, фрукты покупайте…” – “Обязательно”, – сказал Толик.
Первые вечера он приходил из лаборатории просто черный. Что-то не ладилось с этим ДЗД, какие-то неясности возникали в плане испытаний.
– Ты же говорил, что все отлажено, все в порядке, – сказал однажды Гай.
– Это у нас отлажено. А там… – Толик возвел глаза к потолку.
– В Москве? – понял Гай.
– Не все зависит от Москвы…
– А от кого?
Толик посмотрел на него без улыбки.
– От Байконура.
Гай вытаращил глаза.
– Да? Ай, да ты смеешься…
– Отнюдь… – вздохнул Толик.
– А… при чем тут ваши аппараты?
– Все связано. Это раньше мы были сами по себе, а теперь комплексная программа исследований.
– Секретная? – прошептал Гай.
– Не секретная… Но и не такая, чтобы идти на площадь, вставать у памятника Нахимову и громко вещать всем туристам…
– Я и не собираюсь, – обиделся Гай.
– Вот и молодец, – серьезно сказал Толик.
…В последние три дня он повеселел: дела наладились. Но все равно забот полно – руководитель конструкторско– исследовательской группы, или как там еще… В общем, командир, хотя и моложе всех. “Ох, несладко ему приходится. А тут еще я…” – не первый уже раз подумал Гай. И вздохнул:
– Ладно уж, не читай.
– Что “не читай”?
– Стихи. Которые обещал…
Толик отложил рубаху, сел рядом с Гаем.
– Я ведь понимаю, – сказал Гай. – Ты со мной и так замучился.
Толик притянул его к себе. Гай потерся облупленным ухом о майку Толика.
– Ладно уж, слушай, – сказал Толик. – Это было, когда мы с мамой жили в Новотуринске. Я тогда такой, как ты, был… Нет, поменьше, в четвертом классе… Под Новый год мама подарила мне книжку “Русские кругосветные мореплаватели”. Там как раз все с Крузенштерна начинается. Я, конечно, зачитался… И вот в те же дни познакомился я с одним человеком. По фамилии Курганов… Пожилой он был, одинокий и, видимо, неудачливый в жизни. Но было у него дело, которое помогало ему жить: он писал повесть про Крузенштерна… Помню, он в новогоднюю ночь мне отрывки из этой повести читал; так получилось, что мы вместе сорок восьмой год встречали… Мы с ним, с Арсением Викторовичем, даже подружились, хотя я мальчишка был, а ему пятьдесят стукнуло… Вот как раз к его дню рождения я стихи и написал. В подарок. Неумелые стихи, конечно…
Толик повозился, покашлял и с таким выражением, что, мол, куда деваться-то, начал: