Голубятня на желтой поляне, стр. 89
– А как же ребята? – нахмурился Яр.
– Они там сами занимаются, – быстро объяснил Алька.
– Они разнесут спортзал.
– Не разнесут, – успокоил Чита.– С ними Яшка Звонок. Он человек надёжный, командир первой пятёрки.
Магистр пренебрежительно усмехнулся.
Данка принесла поднос – чёрный, с намалёванным букетом.
– Ничего, что с рисунком?
– Абсолютно безразлично, – сказал Магистр.
Поднос прислонили на столе к стопке учебников. Тик, Алька, Данка и Чита встали за спиной у Яра. Глеб придвинулся к столу и положил растрёпанную бородку на кулаки.
– Минутку. Я сосредоточусь, – вежливо сказал Магистр.
Чёрнй лак и букет на подносе исчезли. Растаяли в открывшейся глубине. Возникло окно, сохранившее волнисто-овальную форму подноса…
Это было похоже на передачу в хорошем стереовизоре. Только без звука. Стали видны край каменного дома и башня с зубцами. Между башней и домом был проход, из него выбегали и выходили, оглядываясь, мальчишки.
– Видите? – сказал Магистр. – Это те, кто не захотел участвовать в скандальном эпизоде. Их никто не задерживал.
– Это ушли самые маленькие, – сказал Игнатик. – И те, кому не хватило оружия.
Изображение качнулось, и стал виден мощёный крепостной двор. Очень отчётливо. Даже почувствовалось, какие нагретые солнцем каменные плиты. На плитах, привалившись к фундаменту башни, сидел длинный человек в чёрном. Его стало видно крупно, во весь экран. Человек закрыл глаза и держался за плечо. На худом его подбородке была кровь.
– Это директор Морского лицея. Вот что сделали с ним юные "повстанцы", которых поэт Глеб Дикий опоэтизировал в своих песнях, – сказал Магистр.
– А что директор держит? – спросил Алька.
В левой руке директор сжимал что-то вроде короткого спиннинга. Удилище лежало поперёк его длинных раскинутых ног. Оно было сломано. Магистр не ответил.
Директора не стало видно, и появилась двойная шеренга ребят. Они стояли, держа приставленные к ногам карабины. Карабины были с плоскими штыками, и на остриях горели искры солнца.
Шеренги колыхнулись и опять замерли. Мальчик с перевязанным синей тряпицей коленом шагнул вперёд, вскинул правую руку и что-то крикнул. Будто прямо зрителям. Но, конечно, не им. Потом он опять вскинул руку и опять крикнул. Видимо, его не послушали. Мальчик пожал плечами, обернулся и что-то сказал ребятам. В первой шеренге каждый опустился на колено, оба ряда взяли карабины наизготовку. Прямо на зрителей был направлен теперь двойной ряд ощетинившихся штыков. Лиц мальчишек нельзя было разглядеть, но чётко виднелись чёрные глазки ружейных стволов.
Потом эти глазки беззвучно вспыхнули бледными огоньками. Яр на секунду зажмурился. Ребята передёрнули затворы и снова подняли приклады к плечам. Сделали шаг назад и снова ударили неслышным залпом.
– В кого же они так? – стараясь быть очень спокойным, спросил Яр.
– В нас, – ответил Магистр.
Мальчишки выстрелили снова. Перед ними, шагах в трёх, поднялся над плитами ряд пыльных столбиков. Будто бросили на камни тяжёлые железные шарики. Чита за спиной у Яра тихонько скрипнул зубами.
– Не было меня там… – сказал Глеб.
– Не было, – согласился Магистр. – И хорошо. Зачем лишние жертвы…
– Да вы просто гуманист, – заметил Яр. – А нельзя ли посмотреть, что там делали ваши коллеги? До которых не долетали пули…
– К сожалению, нет. Я был в атакующем ряду и на своих не смотрел. Смотрел вперёд.
– Судя по всему, атака была доблестная, – сказал Глеб.
– Может быть, мне выключить запись?
– Отчего же? – сказал Яр. – Досмотрим до конца. Вы нам пока ещё ничего не доказали.
Он пытался найти в мальчишечьих шеренгах кого-нибудь из знакомых. Но издалека не разглядеть было, где там Денёк и курчавый Косматик, и тот… в оранжевой майке.
"Я посижу тут немножко с вами, ладно?.."
"Только огонь помню и как мы стреляли. Карабин так здорово отдавал в плечо, а пули не летели"…
"Но никто не боялся. Никто. Даже те, кто не успели…"
Что – не успели?
Стена летучего пламени колыхнулась перед ребятами и на миг закрыла их от зрителей. Яр вздрогнул. Мальчишки скомкали шеренги, смешались, но продолжали стрелять. Они быстро отходили к каменному выступу, по которому тянулась железная лестница. Яр понял, что это угол башни.
Опять полыхнул огонь…
Мальчишки стали по одному взбегать по ступенькам. За часто взлетающими крыльями огня их стало видно совсем плохо.
Потом Яр увидел зубчатый верх башни. Увидел как бы снизу, со двора. Ребята на башне уже не стреляли. Они отомкнули штыки и теперь били ими по стволам. Ударяли ритмично, враз – отбивали резкую мелодию какого-то марша. Среди них мелькнула жёлтая рубашка и жёлтые летучие волосы. "Денёк!.." Но огонь поднялся клубящимся валом, взвился к башенным зубцам и словно смахнул несколько мальчишек. Они взлетели, исчезли, и огонь на их месте скрутился на миг в спиральные языки.
"Как я могу на это смотреть?" – леденея внутри, подумал Яр. Но смотрел. И другие смотрели.
Магистр небрежно произнёс:
– Видите, никаких барабанщиков. Просто лихорадочный звон и шум перепуганных ребятишек.
– Однако вы боялись подойти, – глухо сказал Глеб.
– Да… Они случайно выбрали ритм из пяти тактов. Это нас задержало на время. Но это совсем не барабанщики из песни. Не правда ли, Глеб Сергеевич?
– Неправда! – звонко сказал Алька. – А вон тот! Он же с барабаном!
У обугленного зубца стоял темноволосый мальчишка и вскидывал руки с тонкими палочками.
– А, этот… Он же всего один, – отозвался Магистр. – Всего-навсего. Да и барабан у него не настоящий. Смотрите…
Мальчишка придвинулся. Будто оказался здесь, в комнате. И было странно, что не слышно ударов. Он бил грубо оструганными палочками не то в кожу, не то в клеёнку, туго натянутую на круглый походный котелок. На его грязной голубой рубашке мотался измочаленный аксельбант.
Глеб резко подался вперёд.
Полыхнул жёлтый огонь. Мальчик медленно повернул большеглазое тёмное лицо с закушенной губой. Взглянул на всех отчаянно и упрямо.
Глеб сдавленно сказал:
– Юрка…
ОСОБАЯ ЦЕЛЬ
Гелька и Янка шли из школы. Лениво брели и молчали.
Сентябрь кончался, но дни стояли по-прежнему тёплые. Было совсем безветренно. Пушистые семена белоцвета висели в воздухе неподвижно. На пустырях цвели мелкие городские ромашки, и над ними летали поздние бабочки. Солнце ещё грело сквозь рубашки плечи, но не сильно – словно осторожно трогало на прощанье тёплой ладошкой. У Гельки в такие дни было спокойное тихое настроение. Даже тревога за Юрку почти угасала, и казалось, что скоро всё объяснится и всё будет хорошо…
Гелька сказал:
– Пойдём к реке, Янка…
– Зачем? – Янка оторвался от своих мыслей. Что это были за мысли, Гелька не знал. Но, видимо, не такие спокойные, как Гелькины.
– Просто так, – сказал Гелька.
– Вода уже холодная… – Янка смотрел как-то озабоченно.
– Да не купаться же. Посидим на обрыве. Вон какой хороший денёк..
– Что? – Янка остановился. Не то испугался, не то сильно удивился. Или обиделся?
Гелька тоже испуганно остановился.
– С тобой что? Янка…
Янка сморщил лицо, тряхнул головой.
– Ты скажи… Ты что сейчас сказал?
Гелька ошеломлённо пробормотал:
–А что такого… Сказал: хороший денёк…
– Сейчас… – Янка опять поморщился. Уронил с плеча сумку, быстро сел на край каменного тротуара, обхватил колени, съёжил плечи – на них горбились мягкие погончики школьной рубашки.
Гелька торопливо сел рядом. Тихое настроение пропало, и опять пришла тревога – она стала такой привычной в дни августа и сентября. Гелька ничего не спросил. Он ждал, что скажет Янка.
Янка медленно посмотрел из-за поднятого плеча. Горько прошептал:
– Теперь ясно, почему она кружилась…
– Что?
– Голова… Помнишь, как я стал бояться высоты?