Голубятня на желтой поляне, стр. 84
Яр подавил нерешительность и задал ещё вопрос:
– А он тоже был с вами, когда восстание?
– Нет. Он был юнгой на "Атлете". "Атлет" взорвался у Стеклянных скал… А знаете, он ведь правильно сказал…
– Что правильно? – не понял Глеб.
– Если бы мы вернулись… Ну вдруг такое чудо! А что дальше? У нас ни дома, ни родных. Кому мы нужны?
Яр хотел возразить живо и горячо, но тут же испугался: "Надо ли?" А в следующую секунду подошёл Командир. Теперь он улыбался. Сказал Глебу и Яру:
– Вы извините, но вам пора. Пять минут осталось, а нам ещё надо костёр погасить. А то, если полетим, погасить уже не сможем, только раздуем до пожара… Вы идите.
– Мы вам поможем, – сказал Яр.
Командир засмеялся:
– Вы уж идите. С вами Данка. Вы же знаете, как мальчишки гасят костры…
Тогда засмеялись все. Чтобы показать, что не так уж грустно.
Денёк на прощанье что-то быстро сказал Игнатику. Стручок повис у Данки на шее, потом отскочил и отвернулся. Все ветерки быстро замахали уходящим лыжникам. Только мальчик в оранжевой майке сказал Яру:
– Я вас провожу.
Впереди всех он пробрался через окружавшие поляну заросли. Потом – поцарапанный, с мелкими веточками в волосах – пошёл рядом с Яром. Ничуть не проваливаясь в снег. Тихонько попросил:
– Вы не обижайтесь на меня, ладно?
– Господи, за что? – выдохнул Яр.
– Я же понимаю. Вам надо было узнать про восстание. А я молчал.
– Ну и правильно молчал, раз не хотел про это…
– Я не потому, что не хотел. Просто я почти ничего не помню… Только огонь помню и как мы стреляли. Карабин так здорово отдавал в плечо, а пули не летели. Падали в пыль, будто орехи. Так обидно…
– Это я знаю, – сказал Яр.
– Хорошо, что ударил барабан. Барабан их остановил. Но огонь-то не остановишь…
Он замолчал, и все молчали. Только лыжи скрипели…
– Но никто не боялся, – вдруг проговорил мальчик. Негромко, но звонко: – Никто. Даже те, кто не успели…
– Что не успели? – встревоженно спросил Яр.
Но мальчик вдруг отскочил, коротко улыбнулся, вскинул руку и пропал. Сразу. Как в кино, когда на экране тот же кадр, а человека в нём уже нет. Лишь по лыжному следу назад к зарослям убежал чуть заметный снежный вихорёк…
Они долго смотрели вслед вихорьку.
– С ума сойти, какой же я был идиот, – со стоном проговорил Глеб.
Никто не стал утешать его, хотя никто и не понял: за что он так себя?
Яр виновато сказал:
– Даже имя спросить не успел…
Чита быстро подъехал к Данке:
– Ты что?
– Ничего… – Она отвернулась. – А я успела одно имя спросить. Помните, маленький такой?
– Ещё бы. Он на тебе висел, – ревниво заметил Алька. – Ну, ты чего, Игнат? Я же так просто…
Игнатик подъехал к Яру.
– Денёк сказал, что пробьётся. Теперь надо ждать.
– Будем ждать, Тик… – Яр сильно упёрся палками и вскинул голову: – Пора домой, братцы-путешественники! В четыре часа ёлка… Глеб. а что если мы поручим тебе роль Деда Мороза?
ОСЕНЬ В СТАРОГОРСКЕ
Осень была очень похожа на позднее лето. Лишь больше стало в воздухе пушистых семян белоцвета, напоминающих летучих паучков. Да чаще слетали с клёнов ярко-жёлтые листья.
И ещё один признак был – кончились каникулы.
Только первого сентября Гелька узнал, что они с Янкой будут учиться в разных классах. Гелька в пятом, а Янка в шестом.
Янка сказал немножко виновато:
– Мне ведь почти двенадцать. Только ростом я такой, не очень…
– Значит, Юрка с тобой учился бы… – вдруг сказал Гелька. То есть не вдруг. Про Юрку они с Янкой думали постоянно. Только говорили о нём не часто, будто молчаливо условились не будить лишний раз тревогу. Но теперь Гелька сказал, не выдержал. И в простых его словах смещалось множество вопросов: "Где он? Что с ним? Куда привела рельсовая дорога? Нашёл ли? Вернётся ли? Когда?"
Янка сказал:
– Ничего. Он же не один…
– Сегодня директорша про него спрашивала, – насупленно проговорил Гелька. – "Не знаешь, куда подевался Юра?" Я говорю: "Кажется, в Нейск уехал…" – "Почему же не взял документы?" Я говорю: "Не знаю…" А что ещё сказать?
– Будет заваруха, – озабоченно сказал Янка.
Но несколько дней прошли спокойно. По крайней мере, Гельку и Янку вопросами никто не тревожил.
…Из школы они ходили мимо детской поликлиники, вдоль старой стены, где в нишах прятались заросшие лавочки. И каждый раз молча вспоминали, как летом познакомились здесь. Как Янка попал в засаду. Но не говорили про это. Янка молча улыбался. Гелька сердито поддавал коленками тяжёлый портфель с бронзовой ящеркой на крышке. Ящерка – это был такой значок, длиной со спичку. Однажды Гелька расцарапал им ногу, снял с крышки и прицепил под воротник.
– Зачем прячешь-то? – удивился Янка. – Носил бы на рубашке.
– Да ну, на рубашке… Скажут: как девчоночья брошка.
– Ничего не девчоночья, просто значок… Хорошая какая ящерка. Как живая… Откуда она у тебя?
– Я разве не рассказывал? Папа её в лесу нашёл, в траве, недалеко от скважины. Спрашивал там: чья, кто потерял? Говорят: не знаем. Ну вот он мне и привёз… Смотри, Янка, друзья-приятели топают!
Впереди, шагах в тридцати, шли Васька и Алёшка Листов. Гелька звал про себя Алёшку "Огонёк", но другие звали его "Листик". Алёшка был в новенькой зелёной форме второклассника. Васька блестел на солнце.
– Во, прогульщики, – обрадованно сказал Гелька.
– Почему? – возразил Янка. – Может быть, как мы…
У Гельки почему-то отменили урок географии, а Янку отпустили с физкультуры, потому что у него на шведской стенке вдруг закружилась голова.
– Нет, у них сейчас математика, я знаю… Эй. Ог… Листик! Васька! А ну, стоп! Лодыря гоняем, да?
Алёшка обернулся, а Васька замер. Потом, не шевельнув туловищем, Васька развернул на сто восемьдесят градусов квадратную голову (тихонько заскрипела ребристая шея). Резиновые губы растянулись в улыбке, коротенькая макушечная антенна весело изогнулась. Но тут же Васька насупился и сказал:
– А чё… Она сама…
– Нас прогнали, – деловито сообщил Листик. – Вернее, его. А меня заодно…
– Как это вы достукались? – весело удивился Янка.
Листик бросил на Ваську косой взгляд:
– Да ну его… Сам виноват. Всё время подсказывает на уроке…
– Да?! А если они сосчитать не могут! – взвинтился Васька. Затанцевал на тонких дюралевых ногах и привёл голову и туловище в нормальное положение. – Такие задачки смехотворные, а они…
– Не у всех ведь мозги электронные, – сказал Гелька. – Ты, Василий, смотри. Будешь своими способностями хвастаться, тебя ребята выскочкой задразнят.
– Ребята ничего не говорят, они только рады. Это Настюшка придирается… Настасья Фёдоровна. Она меня терпеть не может.
– Ну уж… – осторожно не поверил Гелька.
– Да! Она вчера меня стукнула…
– Как это? – изумился Янка.
– Вот так! Пластмассовым треугольником.– Васька потёр сзади нижнюю часть выпуклой ферропластовой канистры, из которой было сделано его туловище.
– Тебе же не больно. Вон какая броня, – утешил Гелька.
– Да?! – Васька сверкнул фиолетовыми фотоглазами. – Если железный, думаешь, не обидно?
Гелька и Янка вопросительно глянули на Листика.
Тот неловко объяснил:
– Она у нас ещё молоденькая, только из института. Сама ещё как девчонка…
– Всё равно это свинство, – сурово сказал Янка.
Листик смутился. Настасья Фёдоровна, видимо, ему нравилась. Листик наклонился и стал поправлять шнурки на кроссовках. Не разгибаясь, напомнил Ваське:
– Она же сразу извинилась.
– Ха! Извинилась! А потом опять придирается: "Почему ты голый в школу являешься?" Я говорю: "Я же робот, у меня и так шкура прочная". А она: "Не робот ты, а обыкновенный хулиган. И нечего приходить в школу без штанов!"
– Правда, придирается, – заметил Янка.
– Я ему свой матросский костюм дам, – примирительно сказал Листик.