Дети синего фламинго, стр. 28
– Надо лететь, Жень… – опять проговорил Галь. – Вас дома ждут.
И снова я весь как бы рванулся к дому. И опять остановила тоска: неужели расстанемся навсегда?
Хотя, если по правде говорить, кому мы здесь нужны? Зачем?
– Ладно, – горько сказал я. – Полетим. Здесь от нас какой прок? Одни несчастья…
Галь укоризненно мотнул головой:
– Зачем ты так? Вы рассказали нам про порох… Без вас мы бы всю жизнь просидели на той скале.
– А Дуг…
Галь сжал губы, помолчал и сказал очень тихо:
– Ну что ж… Раз это война…
Прощались мы недолго. Когда Птица опустилась на перекладину покосившихся ворот, мы встали тесным кружком и замолчали.
Потом Юлька прошептал:
– Ребята, вы простите меня…
– Не надо про это, Малыш, – сказал Галь. – Ты наш друг…
…Пока мы видели ребят с высоты, они все махали, махали нам. Но скоро их скрыли деревья. В горле у меня словно сидел занозистый кубик, я старался его проглотить. А потом опять подумал: “Домой летим!” И стало легче. Я посмотрел на Юльку. Он виновато улыбнулся мне. На губах у него еще не совсем зажили порезы…
До дома еще далеко…
Я думал, что Птица сразу полетит на северо-восток и мы скоро окажемся над морем. Но Птица повернула к западу и вдруг начала опускаться.
Внизу был темно-зеленый лес и яркие проплешины лужаек. Мы приземлились на краю большой поляны, где росли кусты с желтыми цветами.
– Ты что, Птица? – начал я. – Нам надо домой! Понимаешь, Птица? До-мой…
И вдруг я узнал место! Это была та поляна, где я впервые встретил Птицу. Вот и дерево с темной грудой гнезда. И голова птенца торчит над хворостом. Он подрос, птичий малыш, голова стала крупнее и клюв крепче.
– Юлька, не бойся, – заговорил я. – Это дом нашей Птицы. Она залетела, чтобы покормить птенца. Ведь она улетает надолго, а он один остается…
Птица затрещала клювом и закивала, словно хотела сказать: “Правильно. Вы не волнуйтесь, я долго не задержусь…”
Я отвязал от птичьих ног сиденье. Птица тут же поднялась и улетела. Юлька посмотрел ей вслед с большой тревогой. Он, видимо, боялся: вдруг она не захочет унести нас домой? Но я был уверен в Птице и ни капельки не волновался.
– Давай полежим, – сказал я Юльке. Мы легли в траву и стали смотреть на редкие желтые облака. Они быстро бежали под юго-западным ветром.
– Кто-то идет, – неожиданно проговорил Юлька. Нервы у него все время были как струнки.
Я прислушался. В самом деле, кто-то неторопливо шел среди деревьев.
Юлька затравленно глянул на меня. Я кивнул ему: “Давай за мной”, и мы, не поднимаясь из травы, уползли за деревья. Залегли.
Шаги опять приблизились. Тогда мы, пригибаясь, побежали в глубину леса. Я боялся не только за себя и Юльку. Не хотелось мне, чтобы кто-нибудь увидел гнездо Птицы.
Высокая трава, заросли и лианы мешали нам, а тот человек шагал, будто по ровной дороге, и все приближался. И наконец мы услышали голос:
– Не убегайте и не бойтесь. Я никому не причиняю зла.
Я узнал этот голос. И остановился. Выпрямился. Взял в ладонь рукоять кинжала.
– Юлька, это Отшельник.
Отшельник подошел – спокойный, неторопливый, в своем сером балахоне, подпоясанном травяной веревкой.
– Мир вам в этом лесу…
– В лесу, конечно, мир… – насмешливо сказал я.
Он узнал меня, но не удивился. И ничего не изменилось в его бледно-голубых глазах.
– Ты жив, – проговорил он. – Это хорошо. У тебя счастливая судьба.
– Жив, – откликнулся я. – А как вы живете, Отшельник? Нашли Главную и Вечную Истину?
Он качнул головой:
– Не нашел. И наверно, не найду: жизнь коротка. Я теперь думаю иногда о других вещах…
– О каких? О совести? Вы знаете, что такое совесть, Отшельник? – проговорил я, сдерживая злость.
Он вопросительно смотрел на меня и, кажется, немного забеспокоился.
– Совесть – это такое чувство, – объяснил я. – Ну, например, если ты приютил в своем доме человека, а потом выдал его врагам, от этого делается плохо. Не спится. Мысли разные… Не было с вами такого?
Он посмотрел себе под ноги, глянул на Юльку, потеребил травяной жгут на поясе. После этого опять поднял на меня водянистые глаза.
– Ты напрасно осуждаешь меня. Совесть неспокойна у тех, кто творит зло. А я не делаю ни зла, ни добра. Пусть люди живут как хотят, я им не мешаю.
– Не мешаешь?! – взорвался я. – А зачем показал не ту дорогу?!
Он вздохнул:
– Как же не ту? Другой дороги просто не было.
– Была! Назад, в обход города, к бастионам!
– Но зачем идти назад, если шел вперед? Нельзя убегать от судьбы. Это нарушит законный ход событий. А когда нарушаешь этот ход, найти Истину еще труднее…
– Врешь ты все, – сказал я. – Ты просто боялся, что придут слуги Ящера и возьмут за шиворот: “Почему не выдал беглеца?”
Он кивнул:
– Да, ты прав. Это помешало бы мне искать Истину. А Главная и Вечная Истина гораздо важнее жизни одного человека.
“Вот скотина”, – подумал я и сказал:
– Уходи. Ты предатель.
– Ну и что? – возразил Отшельник. – Еще неизвестно, плохо это или хорошо. Рядом с тобой стоит твой друг, он тоже предатель, но ты не гонишь его…
Я плечом ощутил, как Юлька покачнулся. Будто в него камнем попали. И я заорал на Отшельника:
– Сравнил! Ты!.. Тебя бы в такое дело пихнуть! Молчи лучше! Уходи! И попробуй еще раз выдать нас!
Отшельник слегка отпрянул, но лицо его не изменилось.
– Я не собираюсь вас выдавать. Зачем? Да вы и не спрашиваете дороги, сами идете… Прощайте…
Он обошел нас и стал уходить, не оглядываясь. Трава и заросли будто сами расступались перед ним.
Меня опять взяли злость и обида.
– Не найдешь ты Истину, Отшельник! – громко сказал я ему в спину.
Он не оглянулся. Тогда я крикнул:
– А хочешь, я тебе ее скажу?! Хочешь?
Отшельник остановился. Обернулся.
– Надо быть человеком – вот и вся Истина, – сказал я. – Понимаешь? Че-ло-ве-ком! А ты червяк! Сидишь в своей норе, и на всех тебе наплевать… Ну и сиди, пока не сдохнешь!
Я взял Юльку за руку, и мы пошли. Долго шли, потому что успели убежать далеко, когда перепугались шагов.
У дерева с гнездом нас дожидалась Птица.
Мы мчались в потоке теплого зюйд-веста, но не замечали его: Птица летела быстрее ветра. Встречный воздух трепал наши волосы и упруго отталкивал нас вместе с доской и веревками. Мы сидели как на качелях, которые сделали взмах назад и не могут опуститься.
Лес кончился, и внизу распахнулось пространство ярко-синей воды. Но это еще не было открытое море – вдали виднелся высокий берег. Птица несла нас над заливом.
Волны с белыми барашками с высоты казались неподвижными. Среди этих замерших волн я увидел черную лодку и разглядел в ней двух человек. Один греб, а другой сидел на носу и держал не то палку, не то короткое весло.
Сквозь шум встречного воздуха я услышал Юлькин вскрик:
– Женя, берегись!
Чего беречься? Я не понял. А человек на носу лодки поднял палку, и над ней появился маленький белый дым. Ах вот что! Напрасно стараетесь, голубчики! Разве можно прицелиться с прыгающей лодки по стремительной птице? Вот мы и пронеслись, а вы болтайтесь там среди волн.
Над лодкой опять вспыхнул дымок. Что-то сильно щелкнуло по доске. Между Юлькой и мной в дереве появилось круглое отверстие, края у него ощетинились щепками. Я невольно поджал ноги, будто это могло спасти от пуль. Посмотрел на Юльку. У него глаза были громадные от страха (да и у меня, наверно, такие же). Мы разом оглянулись на лодку. Но она уже скрылась за гребнями.
– Пронесло, – сказал я. Юлька облегченно улыбнулся и кивнул.
В это время большая теплая капля ударила меня по колену. Я вздрогнул: на колене будто раздавили красную ягоду. Еще одна капля шлепнулась на доску рядом с пробоиной.
– Они ранили Птицу! – отчаянно крикнул Юлька.