Давно закончилась осада…, стр. 48
– А ведь на «Кургане» форштевень тоже выгнутый! – радостно подскочил на чурбаке Коля. – Я видел! «Курган» стоит в Артбухте!
– То-то и оно. «Луч» до осады не дожил, значит, «Курган» не кто иной, как «Македонец» и есть… Я вот думаю, что, ежели Федос решит свое судно продавать на слом, надо его уговорить, чтобы снял штурвал и всякие мелкие вещи да отдал его высокоблагородию капитану Костомарову для выставки…
– Да зачем же на слом-то! – опять подскочил Коля. – Маркелыч сказывал, что «Курган» еще крепкий. Его бы только в надежные руки… Может, Маркелыч накопит денег да купит.
– Эх-хе-хе… – с сомнением покашлял дед.
– Евсей Данилыч, а правду говорят, что лейтенант Новосильцев отыскал английское золото? – осторожно спросил Женя.
Старик покашлял опять.
– Мало ли чего болтают… А вы неужто решили это сокровище отыскать? Пустое это дело, ребята, на таких находках счастья не сделаешь. Деньги, они труд любят, их надо зарабатывать, а не из тайных мест выколупывать… Вот так-то, любезные «пушкари»…
Мальчишки молчали, виновато посапывая. Потом Савушка засмеялся:
– Дедушка, мы «пушкари», а ты «корабельщик», хоть и живишь на нашей стороне. Потому что строишь корабль…
– Оно так, – усмехнулся дед. – А вы с «корабельщиками» небось всё войну ведете?
– Не-е, мы нынче с ними помирились, – радостно сказал Савушка.
Федюня толкнул его ногой: «Не вздумай про гранату…» Савушка послушно примолк.
Коля хотел еще расспросить Евсея Данилыча про трюмников, но не решился.
Старый матрос лицом сам похож был на трюмника – так вдруг подумалось Коле. В самом деле, если вечером в бане глянет из-за печки такая голова – ну в точности трюмник. Коля поежился. И с досадой сказал себе: «Опять ты со своими дурацкими страхами…»
И еще один страх сидел в нем – оставшийся после взрыва. Сидел в душе, как холодная колючка. Но вместе со страхом была и гордость. Ведь то, что случилось, немного походило на войну, и на этой войне он, Коля Лазунов, вел себя без открытой трусости. Конечно, не с тем геройством, что Женя, но и не хуже других.
Горох и пули
Фрол соорудил гальваническую батарею.
Как батарея устроена, Фрол в подробностях не объяснял. Где взял нужные для нее вещества и предметы, он тоже не говорил, только хитро хмыкал. В большой стеклянной банке бултыхалась прозрачная жидкость, в ней видны были две металлические пластины. Разглядеть их как следует было невозможно, поскольку банку для безопасности оплетала густая веревочная сетка. От пластин через широкую деревянную пробку шли наружу две проволоки.
Когда Фрол соединял концы проволоки, между ними проскакивала синяя трескучая искра. Мальчишки совали к проводам палец и ойкали – ударяло как горячей иголкой. Коля тоже сунул. Не хотелось, да что делать-то? Нельзя же быть боязливее всех…
А Саша совать палец не стала («страх такой»). И Савушка не стал. Сказал «нема дурных». И Коля подумал, что Савушка умнее всех.
Фрол поглаживал банку.
поговаривал он тем же тоном, что и любимые слова про пистоль.
С помощью искры было решено взорвать фугас на пустоши недалеко от Пятого бастиона. Точнее – перед остатками люнета Белкина. Так же, как случилось это в последние дни осады, при штурме со стороны союзников. Тогда союзники (те, кто уцелел) драпали от люнета что было сил…
Впрочем, военные события часто перепутывались в памяти. Даже у взрослых перепутывались, а что говорить о ребятах, которых при осаде не было еще на свете или только-только родились. И немудрено, что нынешняя мальчишечья игра у бывшей первой дистанции оборонительных укреплений включила в себя совсем разные бои: не только день последнего штурма, но и начало осады, когда случилось Инкерманское сражение.
В тот день для отвлечения сил противника Минский пехотный полк под командованием генерала Тимофеева выступил с Шестого бастиона и стремительно двинулся к французским батареям на горе Рудольфа. Ворвались на батареи, стали заклепывать орудия, разгорелся нешуточный бой. Весь французский корпус генерала Форе поднялся по тревоге.
Что один полк перед корпусом! Минцы сделали свое дело, генерал Тимофеев приказал трубить отход. Послушались не сразу, очень уж горячая была схватка. Но все же приказ есть приказ, начали отступать. Горячий генерал Лурмель со своей бригадой бросился преследовать русских. Себе на беду. Французы попали под огонь Шестого бастиона и Шемякиных батарей и потеряли чуть не половину бригады. И генерала потеряли…
Теперь же, в игре, получилось, что русских преследуют сразу два генерала – Лурмель и Трошю (который когда-то атаковал люнет Белкина). Русские отступали, огрызаясь огнем. С криками «ура» переходили в контратаки. Отбивали воображаемого врага деревянными штыками…
Это была славная схватка… Конечно, настоящая война – дело кровавое и вовсе не веселое, но игра в войну – это совсем другое. Убивают-то не по правде! И если когда-нибудь люди наконец догадаются прекратить войны на всем белом свете (Коля был уверен, что это случится скоро), мальчишки будут играть в сражения еще долгие века. Потому что здесь и горячий азарт атак, и постоянные победы! А если под ногами взорвалась песочная бомба или уткнулся в грудь картонный меч – что такого! Полежал на траве, притворившись убитым, несколько секунд – и снова вперед!.. И Коля вместе с остальными не жалел сил, раскидывая вокруг себя сделанных из воздуха интервентов.
– Заманивай их, братцы! – кричал Фрол, размахивая пистолетом. Он уже дважды выпалил из него без боязни, поскольку известно было, что околоточный надзиратель Семибас нынче в отлучке.
И «братцы» заманивали солдат Лурмеля и Трошю на пустырь перед рвом у люнета Белкина.
Саши среди воюющих, конечно, не было. Не женское это дело – ходить в штыковые атаки. Коля предлагал Саше сделаться сестрой милосердия, но она отказалась. Какая радость – сидеть в блиндаже и слушать отдаленные вопли скачущих среди камней и груд мусора вояк! Лучше она будет читать журнал «Земля и море» – там столько всего интересного, что он кажется бесконечным…
Зато, кроме обычной компании Фрола, в сражении участвовали и другие мальчишки. В том числе Мешок, Митя Дымченко и конопатый Артемка Горох. А Ибрагимки не было. Он отнекивался от таких игр, ссылаясь на множество дел в лавке у деда…
«Минский полк» наконец заманил противника на поле с фугасом. Фугас был сделан из нескольких картузов орудийного пороха, добытого в известных лишь мальчишкам артиллерийских погребах. Сверху картузы затвердели от старости, но под этой коркой порох был вполне годный.
Заряд был еще перед игрой зарыт в землю и завален всяким мусором и щебенкой. Провода протянуты в ров. Банка-батарея спрятана среди камней. Запыхавшиеся мальчишки с разбега попрыгали с невысокого каменистого обрыва.
– Никому не высовываться! – приказал Фрол (или генерал Тимофеев, или генерал Тимберс – как хотите). Взял в руки провода, встал на камень, выглянул наружу. – Враг приближается… Подпустим ближе… Огонь! – Он пригнулся и свел концы.
На пустыре громко ухнуло. Земля толкнулась. Над головами свистнули камни. Ребята повыскакивали из рва. Над землей стоял высокий дымный столб. От закатных лучей он казался рыжим. В отдалении кричала дурным голосом чья-то перепуганная взрывом коза.
Фрол стал прямо и вытянул шею.
– Генерал Лурмель убит, – строго и сумрачно сказал он. – Это был храбрый противник… – И Фрол приложил два пальца к своей рваной суконной шапке.
– А он по правде убит? – шепотом спросил Савушка.
– Да, – таким же шепотом отозвался Женя Славутский. – Только не сейчас, а давно, не бойся.
Фрол вытащил из-за пазухи пистолет и третий раз разрядил его в воздух (когда только успел зарядить?) Видимо, это был салют по храброму французу Лурмелю.
На этом сражение кончилось. Наши победили, и можно было расходиться по домам. Сразу все поскучнели. Дома всех ждали привычные заботы. А Фрола еще и крики матери, что «опять где-то цельный день болтался, байстрюк окаянный, вместо чтобы матери помочь» и что «вымахала орясина ростом с отца, а все ишшо с ребятишками скачет, как шалая коза с колючкой под хвостом»…