Бронзовый мальчик, стр. 38

– Я клянусь. – Салазкин проговорил это без всякой торжественности, вполголоса. И ясно сразу – это он железно.

– А потом сказали: утонула… А в прошлом году, как раз после теплохода, я иду по улице и вижу: навстречу женщина… Я… маму плохо помню, фотоснимок только один сохранился, и на нем она совсем молодая. И к тому же у меня память на лица плохая. Но тут я… как будто меня примагнитило. Лицо такое – вроде и знакомое, и… ну как будто долго болела она. А может, и от этого… ну, если пила, а потом лечилась… А тут к ней какая-то тетка подходит, окликает: "Надежда Яковлевна…" – Кинтель кашлянул, замолчал.

– Так твою маму зовут, да? – шепотом спросил Салазкин. И Кинтеля накрыло теплом от этого "зовут", а не "звали"…

– Я подумал: может, они все нарочно мне врут… про "Нахимова". Чтобы я не вспоминал и не встречался… А она тоже… наверно, решила: "Раз я такая, зачем я ему?" То есть мне…

– Она там живет? – Салазкин тоже посмотрел на окно.

– Да… Одна. Я тогда за ней пошел незаметно, а потом про нее у здешних девчонок выведал… Знаешь, никто и не видел ее пьяной. Только всегда одинокая и будто больная… Она сюда прошлой весной переехала, квартиру обменяла… Говорят, машинисткой работает…

– Даня… А может, пойти к ней и выяснить?

"Ты с ума сошел?! А если это не она ? Сейчас-то хоть надежда есть…"

Салазкин понял. Виновато посопел.

Кинтель сказал:

– Мне ведь ничего от нее не надо. Только знать, что она есть… А когда вырасту, там видно будет. Может… я ее к себе возьму… Может, она меня не совсем позабыла.

Салазкин оттолкнул Ричарда, сел к Кинтелю вплотную. Плечо к плечу. Подышал тихонько, потом очень серьезно посоветовал:

– Пошли ей открытку.

– Ты что?!

– Напиши не про себя, а так. Ну, поздравление с каким-нибудь праздником. Просто чтобы она знала, что ты ее помнишь.

– А если… – Он заставил сказать себе самое плохое: – Если я… ошибаюсь?

– Ты не подписывайся. Просто: "Мама, я тебя поздравляю…" Если что не так, ну и ладно. Она решит, что кто-то ошибся.

– Я… не знаю. Я боюсь, Санки…

– Ты подумай. Это можно ведь и не сейчас. А… когда решишь.

– Ага. Я подумаю…

По светящейся шторе скользнула тень: кто-то прошел там по комнате. Кинтель подождал, потом поднял глаза выше дома. Над крышей, у антенны, переливалась белая звезда. Яркая такая, живая. Потом рядом проклюнулась еще одна.

А если глянуть совсем вверх, то вон их уже сколько блестит среди еще не облетевших листьев…

Часть вторая

"ТРЕМОЛИНО"

ФОНАРЬ И КОМПАС

В апреле прошлого года Саню Денисова прогнали с уроков. За родителями. Факт невероятный. До того дня Денисов был среди третьеклассников самым вежливым и никогда не нарушал дисциплину. Скорее всего, именно поэтому – от неожиданности – его "дикая выходка" повергла Юлию Геннадьевну в особое негодование.

– Марш домой! И без отца или матери не являйся!

Саня не испугался. Торжество справедливой победы еще звенело в нем, и он ответил с несвойственной ему дерзостью:

– Но вы должны понимать, что все нормальные родители сейчас на работе.

Юлия Геннадьевна сказала, что это ее не касается. Сама проводила его до раздевалки и велела тете Кате выдать "этому грубияну" куртку. Саня пожал плечами и ушел из школы.

Идти домой было бессмысленно. Поехать в университет к отцу? Саню там знают и помогут отыскать профессора Денисова. Но не бросит же папа лекции, чтобы немедленно мчаться для разбора школьного скандала!

Прогуливать так прогуливать! Саня побренчал в кармане мелочью и с хмурой решительностью отправился на автобусную остановку. Он поедет в магазин "Буратино", где есть комната компьютерных игр. А дальше будет видно.

День был серый, влажный. Автобус долго не приходил. Саня поеживался и топтался у бетонного фонарного столба, оклеенного объявлениями. Казалось, все население Краснодзержинска охватила неудержимая "охота к перемене мест". Масса объявлений была про обмен квартир. Кто-то хотел за две маленькие получить большую, кто-то, наоборот, – за трехкомнатную просил двухи однокомнатную. Кому-то хотелось переехать в Краснодзержинск из Севастополя (наверно, ненормальный). Какой-то наивный человек предлагал поменяться на районный город Туринск…

Но менялись не только квартирами. Предлагали французские духи за детские колготки, венгерскую двуспальную кровать ("в хор. сост.") за мотоцикл любой марки ("можно подерж."). Интересно, кто отдаст мотоцикл даже за самую мягкую и роскошную кровать? Разве что инвалид какой-нибудь… За "библиотеку с классиками" просили цветной телевизор, а за баню на дачном огороде – японский телефон с электронной памятью…

Зябкий ветер трепал на объявлениях бахрому из язычков с телефонными номерами. Почти у всех бумажек была такая бахрома. И лишь один листок – без нее. И к тому же – не белый, а розовый. Саня зацепился за него взглядом. И…

"Продается старинный американский компас с японской шхуны. А также старинный морской фонарь оттуда же. Спросить в любое время. Ул. Кирова, д. 3, кв. 26".

Это было… ну как ветерок из тропиков среди запахов промозглой улицы. Или как если бы между озабоченных скучных прохожих прошагал человек в ослепительно белой форме с якорями и золотыми нашивками… Саня мигнул, прочитал еще раз. Ему, с давних дошкольничьих лет воспитанному на книжках и кино про паруса, объявление показалось не просто чудом. Еще и старинной загадкой, тихим голосом, похожим на зов в страну Приключений…

Саня постоял, зажмурившись. А когда решил прочесть о компасе и фонаре снова, увидел рядом дядьку. Молодого, с клочковатыми темно-медными волосами, с густыми веснушками, проступающими сквозь словно пыльный загар. Дядька этот вынул из кармана просторной куртки блокнот и ручку, стал деловито записывать адрес.

Не сдержался Саня, протяжно и шумно вздохнул. Клочкасто-рыжий незнакомец глянул на него сверху вниз, Саня – навстречу. Глаза в глаза. Тихо и с грустной завистью Саня спросил:

– Будете покупать, да?

Незнакомец ответил по-деловому:

– Небось цену заломят несусветную. Надо посмотреть.

– А вы… сейчас пойдете смотреть?

Незнакомец взглянул на часы и опять на Саню:

– Да, пожалуй…

Саня внутренне зажмурился и еще больше набрался храбрости:

– Простите, пожалуйста. Вы не могли бы взять меня с собой?

У незнакомца были ярко-синие, с резким блеском глаза.

– Интересуешься? – с сочувствием спросил он.

– Естественно, – вздохнул Саня. – Раз прошусь…

– Но это ведь далеко, улица Кирова…

– Я знаю. Недалеко от университета, где папа работает. На "восьмерке" без пересадки.

Незнакомец наклонил набок голову. С любопытством.

– Дитя мое, а папа и мама не говорили тебе, что не следует на улицах знакомиться с непонятно какими взрослыми? Да еще отправляться с ними неизвестно куда…

Саня внутренне вздрогнул. Папа и мама про такое говорили. И в школе говорили. И по телевизору. Потому что бывают взрослые мерзавцы, которые заманивают детей и делают с ними всякие гадости и даже губят до смерти. Страх и сомнение подсказывали: извинись-ка, Санечка, и давай на попятную… Хотя лицо незнакомца – некрасивое, но симпатичное – вызывало доверие… Но мало ли что! Преступники иногда бывают очень обаятельные… Да, но разве всякие гады и мучители интересуются корабельной стариной?.. Саня нашелся:

– Но ведь это не вы меня куда-то заманиваете, а я сам попросился.

– Логично. – Незнакомец кивнул медной голо-вой. – Ну что ж… А дома не хватятся, где ты?

– У меня еще два часа до той поры, когда мама станет звонить и спрашивать, пришел ли я из школы…

Тут, как бы разбивая последние сомнения, подкатил автобус – полупустая "восьмерка".

– Ну поехали, искатель приключений…

Они сели на заднее сиденье. Саня – у окошка. Он стеснялся и поэтому смотрел на улицу, хотя были там серость и скука.