Бабушкин внук и его братья, стр. 37
Я сидел – без вины виноватый. Чем я мог помочь? Привести домой юного беженца и сказать: «Можно он будет жить у нас?» Представляю круглые от ужаса мамины глаза: «Для начала он перезаразит нас чем только возможно! А потом унесет из квартиры последнее!» А отец? Пожмет плечами: «Мы не можем облагодетельствовать всех несчастных. Это дело государства». Даже бабушка и та, скорее всего, жалобно охнет: «Алик! Мы же и без того еле сводим концы с концами…»
Я нерешительно сказал:
– Ну, насчет «лечить» Ивка ведь обещал…
– Ты думаешь, этот мальчик говорил всерьез?
– Да. Ивка такой. Он зря не говорит… Может быть, мама его сумеет выхлопотать Арунасу медицинский полис. Это ведь уже будет документ. По нему можно, наверно, выписать и другие. Вы можете сказать всякому начальству, что Арунас ваш родственник и никого у него больше нет, потому что беженец…
– Сказать-то я могу… Я много чего могу. Кроме одного… Мне семьдесят второй год. В этом возрасте люди идут по жизни, как по минному полю. Сегодня есть человек, а завтра…
– Ну, зачем вы так! Прямо как моя бабушка… Иногда люди и до ста лет живут!
– Я, Саша, часовой мастер. Я умею слушать механизмы. Бывает, что часы останавливаются из-за отдельной поломки. А бывает, что у механизма общая усталость. Он состарился целиком. Заводишь его, а он через минуту останавливается. Толкнешь, он тикнет два раза, и опять тишина… Вот и я теперь такой же. Мой маятник ходит туда-сюда по инерции. Но в любой момент может случиться такое, когда ремонт уже бесполезен. И тогда что?.. Я могу завещать ребенку это убогое жилье, остатки коллекции, но куда он денется один? Кому они сейчас нужные такие? В этом обалдевшем от зла и равнодушия мире…
«В Озме…»
Я по-прежнему не знал, что сказать (а свернувшийся калачиком Арунас все так же бесшумно спал в кресле).
Геннадий Маркович с трудом поднялся с дивана.
– Саша… ну, ты, значит, еще зайдешь к нам, да? И твой брат…
– Брат?
– А разве Ивка не братишка твой? Вы так похожи… Не внешностью, а… внутренне, так сказать. Извини, если ошибся…
– Да нет, все правильно, – неожиданно сказал я. – Конечно, мы придем, Ивка же обещал. И я… Надо ведь и часы будет проверять… Если они остановятся, вы не думайте, что это плохая примета. Это значит, опять к вам пробрался Квасилий. Ему триста лет, а характер как у маленького…
И я заспешил домой.
Дома была паника.
– Где ты был?! Отвечай: где тебя носило? – Это мама.
– Оставьте женские эмоции. Вот он, жив и благополучен, и со спокойной совестью… – Это папа. Сдержанно, однако с облегчением в душе (я же вижу).
А бабушка:
– Тебе не стыдно? Сказал, что пойдешь к Вячику, не показал у него носа и пропал до вечера!
– Ба-а… Мы с Ивкой ездили на кладбище.
– Что?.. Ну, допустим… Ну, я понимаю… А разве нельзя было позвонить откуда-нибудь из автомата?
– У меня же ни жетона, ни денег…
Отец сказал, что за такое время можно было съездить не только на городское кладбище, но даже на Новодевичье в матушке-столице. И пошел из кухни.
– Ба-а! Ивкина мама и Соня послезавтра уезжают к Мите, а потом еще в Нижний. А на Ивку не хватило денег, его оставляют почти одного. Ну, с соседкой. Пусть он лучше поживет у нас, а? – Это было главное, что я хотел сказать.
Бабушка и мама посмотрели друг на друга. Отец остановился в дверях.
– По-моему, здесь нет вопроса, – суховато сказала мама. – Как можно оставлять ребенка одного? Или даже с соседкой. У соседки наверняка хватает своих проблем…
– Я сейчас же позвоню Стоковым, – решила бабушка.
– У них же телефон не работает! Я завтра съезжу сам.
– Телефон работает. Я уже звонила им, когда разыскивала тебя… по всему городу. Ивкина мама, к сожалению, не знала, что ты укатил вместе с ним…
Я чувствовал, что отец смотрит на меня. И поэтому глядел на телевизор. На экране опять за кем-то гонялись, в кого-то стреляли. Отец сказал:
– Видимо, твое решение не ехать с нами окрепло окончательно?
– Не могу же я оставить Ивку…
– Я был бы счастлив, если бы дело было только в Ивке, – устало проговорил он.
Я промолчал. И правильно. Не хватало еще поссориться снова.
РЕЛЬСЫ МЁБИУСА
Перед ужином пришел к нам Вячик. Надутый. Спросил, где я гулял целый день.
Я рассказал про встречу с Ивкой, и про Арунаса, и про поход на кладбище.
Вячик насупился еще больше:
– Не мог, что ли, предупредить, куда пропадаешь?
– Я же не знал, что так получится!
Вячик подумал и сообщил с тайным злорадством:
– Настя сказала, что ты бессовестный.
– И давно она сделала такое открытие?
– Сегодня. Потому что ты к ней не зашел.
– Она же сегодня собиралась быть в своем мягкоигрушечном кружке.
– Не весь же день. Думала, к вечеру заглянешь.
– Ну, вот такой я… совершенно отрицательный. – И дернуло меня за язык: – А вы с Настенькой, по-моему, и без меня не скучали…
Вячик Вальдштейн оч-чень внимательно посмотрел на меня. Своими глазами мандаринового цвета. Потом сложил колечком большой и указательный палец – словно держал в них крошечную букашку:
– Вот ни на столечко ни хочу я с тобой ссориться. Понял?
– Понял… – Я виновато засопел. – А я, что ли, хочу? Сами на меня… со всех сторон…
– Никто ни с каких не сторон… Мы еще зимой у костра пообещали жить дружно. Забыл?
– Ничего я не забыл… Только имей в виду: Ивка с завтрашнего дня будет жить здесь. И везде будет с нами…
– Ну и слава Богу. Кому от этого плохо? – сказал Вячик. По-моему, вполне искренне.
Утром я поехал за Ивкой.
Ивка был очень обрадован таким поворотом дел. Его мама тоже. Она собрала Ивкин чемоданчик – будто для поездки в лагерь.
Оказалось, что у Ивкиной мамы и у Сони билеты не на завтрашний, а уже на сегодняшний московский поезд.
– Ивушка, на вокзал тебе ходить незачем. Долгие проводы – лишние слезы. Нас проводит Анна Гавриловна. – Это была соседка Стоковых. – А ты с Сашей играй там спокойно, жди нашего с Сонечкой звонка из Москвы.
Ивка тихо кивнул. Мама обняла его. А потом и меня.
– Спасибо тебе, Сашенька. И бабушке твоей…
Я от смущения задышал, как пароход: за что спасибо-то?
Соня протянула тоненькую, как ветка, руку:
– До свидания, Саша…
Ивка такой человек – ему всякий улыбается навстречу. Сразу. (Если, конечно, этот «всякий» не злодей и не дурак.) Поэтому и Вячик, и Арбуз, и Настя встретили Ивку как своего.
Днем собрались мы на дворе у Арбуза. Решили пойти в Завязанную рощу. Тянули нас те места неодолимо. Ну, прямо как загадочная планета, которая вдруг вплотную приблизилась к нашей – один скачок, и ты в неведомом мире.
Все теперь были уже свободны от домашних дел – можно идти не откладывая.
Только Николки не было. Его опять забрали на репетицию. Театр Демида решил показать «Огниво» ребятам городского летнего лагеря.
– Маргарита пообещала, что сама приведет его домой, – сообщил Арбуз. – А нам без этого лунатика даже спокойнее. Не надо вздрагивать, что опять слиняет…
И вот мы снова оказались на краю рощи. На краю загадки. И появилось в душе такое вот «предсказочное» замирание. По крайней мере, у меня. Но и у других, мне кажется, тоже. Потому что все начали говорить полушепотом.
Я оглянулся на изменившийся (как в прошлый раз!) город, и мы оказались в тени сосен. Густых и причудливых. И в запахе смолистой хвои. И в тишине таинственного пространства.
Да, ученые ушли отсюда, а загадки странного мира остались. Но в загадках не ощущалось тревоги. Тишина была добрая, она охраняла нас… От кого охраняла, от чего?
«От Озма?»
– Смотрите, наш знакомый, – шепнул Вячик.
На сосне сидел серый котенок. Как в прошлый раз, он беззвучно открыл розовый рот. Ивка рассмеялся и протянул руки: