Политика, стр. 38

Перехожу с Охотного ряда на Театральную. Впереди мелькает спина девушки в куртке с нашитыми светящимися полосками, как у гаишников. У стен перехода продавцы трясут визжащими игрушками. Девушка ускоряет шаг, я тоже. Бегу вниз по ступенькам. Впереди меня падает тетка, у нее задирается пальто и юбка, мелькают трусы под колготками. Внизу девушка поворачивает в сторону Тверской. Мне – к Новокузнецкой.

На скамейке сидит пьяная старуха и тупо смотрит на меня. Я иду к середине платформы.

По полу вагона перекатываются жестянки от коктейля Hooch. Напротив меня спит, положив голову на обшарпанный дипломат, бухой мужик. У ободранного металлического поручня – тетка с морщинистым лицом. Рядом с ней на полу два набитых чем-то пластиковых пакета, один с рекламой «МТС», другой – «спасибо за покупку». Между теткой и мужиком втиснулась пьяная девушка. Она то открывает глаза и смотрит под ноги, на грязный пол с прилипшими обрывками бумажек, то опять вырубается.

На Кантемировской тетка выходит. Я пересаживаюсь на ее место, трогаю девушку за локоть.

– Извините…

Подъезжаем к Домодедовской. Я говорю:

– Вставай. Выходим.

– А какая станция?

– Домодедовская.

– Мне до Красногвардейской, вообще-то.

– Ничего, я тебя потом провожу.

– Ладно.

Я веду ее по переходу, потом вверх по ступенькам. «Галерея Водолей» светится синим, МакДональдс – красно-желтым. Два кавказца в цветочной палатке играют в нарды.

– Идти далеко?

– Минут десять.

– Давай на автобусе… Или что здесь, троллейбусы, да?

– И автобусы, и троллейбусы, но сейчас поздно, их не дождешься. Цветочники поднимают глаза от нардов и смотрят на нас. Я веду ее дальше. Молчим. По Каширке проносятся машины.

Возле скопления гаражей-«ракушек» сворачиваем к дому.

– Ну, скоро уже? А то я счас обписиюсь.

– Две минуты. Если так невтерпеж – сядь вон за гараж.

– Не, я так не хочу. Лучше потерплю.

Я часто вижу из окна, как за «ракушками» ссут малолетки – и девки и пацаны. Пацаны стоят, повернувшись к окнам спиной, их лиц не видно, а девки всегда смотрят на окна – видит их кто-нибудь или нет?

Первая дверь, кодовый замок – один, два, четыре, ноль, вторая дверь, лифт, шестой этаж. Черная железная дверь общего коридора, дверь квартиры.

Замок заедает, но со второго раза открывается. В прихожей она роняет сумку на пол и в пальто бежит к ванной, открывает дверь – не туда. Открывает туалет, жмет на выключатель. Закрывается изнутри. Шелестит одежда, льется струя.

Я снимаю ботинки и куртку, прохожу на кухню. В пепельнице воняет утренний бычок, рядом на столе – три арбузные корки и прилипшие семечки.

Звук смыва, шум воды. Я достаю из холодильника остаток арбуза – середина почти вся вырезана.

Она выходит из туалета, держа в руке пальто.

– Арбуз будешь?

– Давай.

Она бросает пальто на табурет и сама садится на другой. Я сую ей ложку.

– Лучше так, ложкой. Резать уже нечего.

– Ага.

– Пить будем?

– Так, если немножко.

Я достаю из холодильника бутылку водки – в ней еще половина – и начатый литровый пакет томатного сока G-7, беру с подоконника два стакана. Она аппетитно жует арбуз.

– Тебе с соком?

– Да, конечно.

Наливаю себе и ей водки и сока, поднимаю стакан.

– Ну, давай.

Она берет свой. Чокаемся. Я смотрю в окно. Красный джип Wrangler переезжает через разделительный газон и вкатывается на заправку.

Она выпивает водку с соком одним глотком, отставляет стакан и ковыряется ложкой в арбузе. Я пью медленно, разглядываю на плите темные пятна от кофе и присохшие макаронины. Она отрывается от арбуза и смотрит на меня.

Я говорю:

– Смой помаду.

– А?

– Смой помаду. Я не люблю.

– А некоторым нравится.

– Мне нет.

Я просыпаюсь первый. Возле дивана валяются ее скомканные трусы с колготками и джинсы, завязанный на узел презерватив со спермой, золотистая упаковка «VIZIT» и ее оторванный край. Мои шмотки лежат на кресле вместе с ее черным свитером и белый лифчиком.

Я сажусь на кровати, беру со столика пачку сигарет, закуриваю.

Она открывает глаза, улыбается.

– У тебя квартира ничего такая. Ты один живешь?

– Да.

– А кем работаешь?

– В издательском доме. Дизайнером.

– А-а-а.

– Наверное, зарплата хорошая, да?

– Ну, так, ничего. Хотелось бы больше, конечно. Денег много не бывает, сама знаешь.

– Еще как. Я вот все пыталась устроиться на работу, на собеседования ходила, а там везде нужно или компьютер знать или чтоб полный рабочий день. А у нас свободного посещения не дают, только одной девчонке дали, но у нее родители какие-то крутые, они ее и на работу сразу устроили в турфирму. Получает шестьсот или семьсот долларов, представляешь? Одевается классно, в салон красоты ходит…

– Сигарету дать?

– Нет, я не курю. Бросила. Денег столько на это уходит, да и пользы никакой. Курила на первом курсе, в общаге – там делать нечего было, вот и смолили все, а сейчас с подружкой комнату снимаем на Красногвардейской… Ой, сколько времени?

– Полдевятого.

– А, тогда все нормально. Мне к третьей паре сегодня. А тебе во сколько на работу?

– К двенадцати.

– А выходные когда?

– Как у всех, суббота и воскресенье.

– Слушай, а давай может, куда-нибудь сходим в субботу, а? Например в Б-2, девчонки говорили – классный клуб, новый еще, ничего такой.

– Посмотрим.

– Ну, я, наверное, пойду.

Она вылезает из-под одеяла, начинает одеваться. Я курю, прислонившись к ковру.

– Ты меня проводишь?

– Знаешь, тебе лучше вернуться к метро – и одну остановку до Красногвардейской.

– А в какую сторону метро?

– Давай покажу.

Я слезаю с дивана, натягиваю трусы, подхожу к окну.

– Вот смотри. Выйдешь из подъезда – и направо, потом – в арку, выйдешь вон туда, и потом прямо-прямо. Вон там метро.

– Хорошо. Где тебе написать мой телефон?

– Напиши на газете. Там и ручка где-то рядом.

Она пишет телефон, сует мне газету – старую «Антенну». 393 48 20. Оля.

Стою в прихожей, прислонившись к косяку. Она натягивает ботинки, берет с пола сумку.