Политика, стр. 14

Без десяти двенадцать ночи. Я покупаю в гастрономе возле памятника неизвестному дядьке бутылку пива и сажусь на свободную скамейку. Дед-бутылочник подбегает с открывалкой. Другой дед злобно смотрит на него: не успел.

Рядом на скамейках сидят компании тинейджеров, громко орут и хохочут. Я не спеша пью пиво. Домой идти неохота.

Подходит мужик – здоровый, толстый и пьяный.

– Э, пацан, послушай. Я это, приезжий, в командировке короче. Где тут можно бабу снять у вас?

– Если проститутку, то лучше на «стометровке» или на Машерова, но это – тридцать баксов минимум. Если хочешь, бери мотор, и поедем.

– Тридцать баксов? Да за тридцать баксов я ее сам убью на хуй.

– Ну, тогда ничем не могу помочь.

Мужик идет к ближайшей тинейджерской компании, хлопает кого-то из пацанов по плечу, начинает втирать. Я наблюдаю и жду, что он их достанет, и они насуют ему пиздюлей, но они неадекватно спокойно реагируют на его базар, что-то даже отвечают, потом мужик сам откалывается и идет в сторону проспекта.

Пива еще полбутылки. Смотрю по сторонам. Соседняя скамейка со стороны проспекта пустует: сидевшая на ней компания только что отвалила. Из темноты выходит и садится на нее баба в «левой» джинсовой куртке, надетой поверх платья. Колхозница, само собой. Ну и что?

Она вытаскивает сигареты, закуривает. Я встаю, подхожу.

– Здравствуйте. А можно здесь с вами сесть?

– Да.

Сажусь, делаю глоток пива.

– А что это вы так поздно – и одна?

– С работы шла – я в магазине работаю продавцом, – зашла к девчонке одной, выпили по пятьдесят капель. Теперь вот домой пешком идти надо: к нам автобус уже не ходит.

– А пива не хотите?

– Ну вообще-то можно. – Она тянет руку к бутылке.

– Нет, зачем так? Я лучше еще по бутылке куплю. Только ты никуда не уходи, хорошо?

– Ладно.

Поднимаюсь и иду к магазину, на ходу допивая оставшееся пиво. Когда мне было лет шестнадцать, у нас на районе работала продавщицей кваса молодая девка – лет девятнадцать-двадцать, ничего такая. Мне она нравилась, и я пару раз дрочил на нее. Но подъябываться не подъябывался: малый еще был, а она ходила с Гнидой – с этим лучше было не связываться. Я, правда, ее только издалека видел, квас не покупал, потому что раз ночью пацаны такую бочку с квасом открыли и мыли в ней ноги и сцали в нее, так что я такой квас больше не пью.

В магазине очередь: все отделы закрыты, работает только «ночник», и в нем толпится народ – за пивом и водкой.

Я беру две пива. Если она не дождется – херня, выпью все один.

Но она ждет, снова с сигаретой во рту. Дед-бутылочник тут как тут с открывалкой. Вспоминаю, что не отдал ему первую бутылку – поставил на асфальт у дверей магазина. Но он вряд ли про это помнит, у него уже мозги не работают.

Откупориваю бутылки, возвращаю открывалку деду.

– Ты продавцом в каком отделе работаешь?

– В винно-водочном. – Она улыбается. – Оно вообще-то нормально, только когда сама с бодуна, а утром еще мужики подходят – девушка, а какая водка хорошая? Еще наклонится низко, весь его перегар нюхать надо. Ему лишь бы похмелиться, а он еще – какая хорошая?

Вообще, она не такая жуткая. Только что колхозница – джинсовка эта, как пять лет назад носили, волосы немытые, жирные, собраны в хвост, помада дешевая.

По дорожке идет мужик с авоськой, смотрит на нас.

– Э, рабяты, вы тут не бачыли таких двух здаровых бугаёу? Адзин таки лысый, а други не, не лысы.

– Нет, не видели, – говорю я.

– А то я да сястры прыехау, агурцоу прывёз, а яны, гады, бачуць, что с дярэуни – и ёбнули па галаве, агурцы забрали, грошы што были усе. Я – у милицию, а там яны гавораць: иди ишчы сам, если увидиш – скажы нам, мы их забяром. Так я во хажу, ишчу. Не бачыли таких?

– Говорю же – не видели.

– Ну, ладна, вы извините, кали што. Я яшчэ падыйду.

Мужик отходит.

– Хер он кого найдет, – говорю я. – А если найдет, они ему еще пиздюлей насуют.

Баба улыбается.

– Ага. Наивняк он такой, конечно. Одно слово – с деревни.

Отпиваю еще пива. Она вытаскивает еще сигарету из пачки – последняя. Сминает пачку и бросает в мусорку. Мимо. Прикуривает прозрачной зажигалкой, затягивается, выпускает дым. Я спрашиваю:

– Тебя как зовут?

– Таня. А тебя?

– Вова. Слушай, Таня, у меня дома водка есть. Можем поехать выпить.

– Вообще можно. Только надо сигарет купить.

– Хорошо, остановимся возле универсама, зайдем.

Допиваем пиво, отдаем бутылки деду и выходим на проспект. Я торможу первую машину – «Форд-Эскорт». За рулем – тетка, рядом – мужик.

– В Малиновку довезете?

– А сколько дашь?

– Тысячу.

– Ладно, поехали.

Мы забираемся на заднее сиденье. Машина трогается.

– Включай третью, – говорит мужик. – Да нет, сначала сцепление выжми. Да, вот так, правильно, молодец.

– Она еще и ездить не умеет, – шепчет Таня. – Счас врежемся куда-нибудь… – Она кладет голову мне на плечо и дремлет.

Едем по плохо освещенным улицам. Мелькают одинокие прохожие. Машин навстречу почти нет.

– Возле универсама остановите, пожалуйста, на минутку, – говорю я.

Выхожу, покупаю пачку L&M, двухлитровую бутылку апельсиновой воды «Вейнянский родник», двести граммов колбасы и булку хлеба.

Подхожу к машине, сажусь.

– Долго ходишь, – говорит мужик. – Знали бы – не повезли бы вас. Время дорого.

– Меня не было пять минут.

– Доплачивать за это надо.

– Ладно, доплачу еще сотню. Поехали.

Выходим у дома, я сую мужику деньги, и они отъезжают.

– Скорее, я в туалет хочу, – говорит Таня.

Пока она в туалете, я нарезаю колбасу и хлеб, ставлю на стол две тарелки, две рюмки и два стакана – для «Вейнянского».

Она выходит из туалета и, не заходя в ванную, идет прямо на кухню.

– Это что, все? А больше у тебя ничего нет?

– А что, мало?

– Ну, я не знаю…

Открываю холодильник – там только батон, одно яйцо, начатая пачка масла и полбутылки кефира.

– Странный ты какой-то. За такси тысячу отдать не жалко, а чтоб холодильник наполнить, так нет.

Я пододвигаю табурет.

– Садись.