Ля-ля-фа, стр. 10

Наша комната ближе к выходу, поэтому к дверям иду я. На пороге стоит Сопля. Я, разумеется, удивлен.

– Том, можно тебя на минутку? Я выхожу на площадку.

– Ну?

Сопля мелко дрожит и теребит пальцы. Я подгоняю:

– Ну?

– Том… Ты, ты не мог бы мне одолжить денег?

– Чего-чего?

– Понимаешь, на Генерала нарвался. Он там в «скворечнике» гудит. Я как-то не отстегнул ему, он «счетчик» врубил. В общем, натекло.

Сопля смотрит в пол и говорит полушепотом.

– Да неужели? И каков же должок?

– Сто. Сто баксов.

– И где, сопливенький, я тебе их возьму? У меня, видишь ли, в денежнопечатной машине предохранители сгорели. Так что ничем помочь не могу.

– Том, у тебя же есть…

Я вспоминаю помахивание бумажкой перед носом Шурки и завистливый взгляд Сопли. Тьфу, мудозвон! Это я про себя. В кармашек надо было, да поглубже, чтобы никто и ничего.

– Есть, да не про твою честь. Отваливай, сопливый, пока еще раз по макушке не получил. Ты, сопливый, знаешь, что это за «бабки»? Это «бабки», на которые по твоей милости я в мен-товской влетел. И у тебя хватает борзоты сюда заруливать?

– Я верну, Том…

– Можешь не возвращать, потому что во ты их получишь, – демонстрирую я согнутую в локте руку. – Вали, убогий…

Я захожу в квартиру.

– Коля, кто там? – раздается голос матери.

– Ко мне.

Сопля придерживает двери.

– Погоди, Томик… У них… У них Васька.

Я притормаживаю.

– Что значит «у них»?

– Там, в «скворечнике». В подсобке. Генерал сказал, что, если через час деньги не принесу, они из Васьки девочку сделают.

Я замечаю, что Сопля плачет.

– Погоди, Сопля, может, на пушку берет?

– Они там пьяные все. Генерал совсем пробитый. Что у него на уме? Ваську жалко, изуродуют.

Сопля вытирает нос.

– Только бы эти баксы ему сунуть, чтоб отвязался… Там я отработаю. Мы с Васькой по ночам на заправке крутимся. За месяц верну, У меня сейчас нет, правда, Томик…

Я отворачиваюсь. Сопля продолжает шмыгать носом.

Докрутился. Довыпендривался. Человек без проблем. Граф Монте-Кристо.

– Понимаешь, Сопля, я на нары могу загреметь, если через пять дней деньги не принесу.

– Понимаю, Том. Может, еще достанем? Мне очень хочется улететь. От всех Генералов, Соплей, Небранских… Почему хотя бы на один вечер я не могу стать абсолютно беззаботным человеком? Почему Сопля притащился именно ко мне? Только потому, что я засветил деньги? Деньгами на рынке светят многие. Тот же Штанина или Рейган. Шел бы к ним.

Вряд ли Сопля вернет «бабки» через месяц. Я очень хочу, чтобы он сейчас исчез, растворился в подъезде. Зачем я открыл двери? Предупредил бы мать, что меня нет дома, и смотрел спокойно викторину.

Сопля не растворяется. Он ждет. А может, послать его? Это не мои проблемы. А Вагифчик как в воду глядел. Лучше все на виду оставлять. Они с девочками в подсобку полезут. Или с мальчиками…

Я ничего не хочу знать! Не хочу! Меня достали! От-ва-ли-те…

…Рука лезет в задний карман джинсов. Франклин уже не улыбается. Он потух. От-ва-ли-те…

– На! – Я резко протягиваю купюру Сопле. – Через месяц срок, иначе я сам из тебя девочку сделаю.

Сопля хватает деньги.

– Спасибо, Том. Я отдам, ты не волнуйся, ты человек, Том…

Я, не отвечая, с силой захлопываю дверь. Ах, как благородно, мистер Том! Ну, прямо д'Артаньян! Держи, Сопля, чего уж там. Тебе нужнее. Не стесняйся, не извиняйся…

Первым порывом было вернуться и отобрать деньги. Почему я должен идти на кичу из-за какого-то Сопли? Я ведь даже имени его не знаю – то ли Игорь, то ли Леха.

Ты дурак, Том. Дурак, каких поискать надо. Это ведь даже не твои, это товарища Небранского деньги. И что ты теперь этому товарищу заявишь? «Извините, но вашу сотню я отдал какому-то Сопле, чтобы его младшего брата не отодрали в „очко"“. На что» он ответит, что благородство – это похвально, но «вы ошиблись временем и местом, сейчас каждый за себя, поэтому ничем помочь не могу». Каждый свою судьбу выбирает сам. Банально, зато в точку! В очко!

Я падаю на диван. Ведущий викторины захлебывается от радости.

«Какой приз! Прекрасно, у вас сегодня, наверное, самый удачный день. Невероятно! Вы отгадали всю комбинацию. Такое бывает раз в сто лет!!! Вот приз от нашего спонсора, фирмы „Трансформатор-лэнд“! Чудесно! Прекрасно! О!»

Выигравший скромно жмется у микрофона. Интересно, сколько он отстегнет ведущему и тем ребяткам, что стоят за ним? Половину, как минимум. За то, что заранее знал эту комбинацию. Чтобы какой-то слесарь из Улан-Удэ получил нулевую «иномарку»? Это вы пенсионеркам слезливым показывайте… «Трансформатор-лэнд»!

А мне-то что? Ну, выиграл и выиграл. С подсказкой или нет, заплатит или не заплатит. Какая разница? Вам, мистер Том, какая разница? Завидно?

Дядя Сева запел.

Я закрываю глаза и вжимаюсь лицом в спинку дивана. Аэробика. Вилы. Вилы-ы-ы…

Припев

Ля-ля-фа…

Куплет седьмой

На рынок я пошел вечером следующего дня. Весь день я потратил на телефонные разговоры и беготню по знакомым. Как вы понимаете, с одной святой целью – одолжить. Но круг моих знакомых мало чем отличается от меня самого. А если отличается, то в худшую сторону. В «иномарках» никто не ездит, там даже обыкновенными отечественными «Жигулями» не светит. Никто не имеет счет в «Альфа-банке», никто не таскает в карманах зеленую наличность. Поэтому никто мне не одолжил. Поэтому мои надежды на счастливый исход с каждой минутой становятся все меньше и меньше.

Шурке я не звонил. Сто тысяч меня не устроят.

На рынке новость. Влетел Штанина. Не повезло. Рванул за бабулей в подъезд, а ее сын встречал. Штанина сейчас в больнице с переломами ребер и отбитой почкой. Одной рукой пристегнут наручниками к койке. Вместо сиделки – постовой с дубинкой и пистолетом. Температуру, наверное, тоже дубинкой мерит.

Шурки нет. Видно, еще на «стрелке» трется со своим Морозовым, Сопля с Мальком моют стоящую на площадке автомашину. Месяца два назад на этой площадке какие-то пацаны избили до полусмерти своего сверстника. Конкуренция. На чужом месте работать нельзя. После избиения конкурента облили бензином, но поджечь не успели – помешал один дядька. Сопли с Мальком там не было, Малек замечает меня и, зажав зубами сигарету, улыбается. Я прохожу мимо. Лучше стекло драй, ты теперь на меня потеешь.

«Скворечник» закрыт. На дверях табличка «Переучет». Я захожу через кладовку. Вагиф в зале. Ужасный кавардак. Разбито все, что может биться. В том числе Вагифово лицо. Он сдвигает столики к стенкам, чтобы освободить середину. Генерал, похоже, гульнул на славу. Потому что здесь халява. Здесь можно так взять. В цивильной ресторации охрана – попробуй, повыступай. загасят мигом и не взглянут, генерал ты или маршал.

Я приветствую Вагифа и помогаю ему сдвигать столики.

– Суки вонючие, – бормочет себе под нос Вагиф, добавляя к русским ругательствам что-то по-азербайджански. – «Крыша» сраная.

– Вагифчик, Шурка не заходил?

– Не видел.

– Тебя-то за что? – киваю я на его подбитый глаз.

– Откуда я знаю за что? Подвернулся. Думаешь, повод нужен? Коньяк несвежий – и в морду.

– Здесь вчера пацан в подсобке сидел, Васька. Они его не того?

Я делаю выразительный жест бедрами.

– Мне не до Васьки было. Сопля здесь крутился, его видел. Бабу прямо на том столе пороли. Как в хлеву. Скоты. Обидно, Том. Гляди, я мужик, тридцать пять лет, всякого хлебнул, а мне щенок двадцатилетний в рожу бьет, и я не могу сдачи дать. Я, горец, не могу дать сдачи! Мне стыдно, Том, понимаешь? Я рад только одному – земляки мои меня не видели.

– Так дал бы.

Вагиф тяжело вздыхает и идет в подсобку. Он, наверное, тоже только что пришел. Днем отлеживался вне «скворечника».

Я выхожу на улицу. Довольно прохладно для мая. Все тот же ветер гоняет все тот же мусор. Я иду слушать сплетни на тусовку возле выхода. Вроде вечернего производственного собрания.