Чарующие сны, стр. 16

ГЛАВА 9

– Альберт, а зачем это надо?

Альберт переключил передачу и нажал кнопку прикуривателя.

– Послушай, мы завязли по уши, так что давай договоримся – то, что ты будешь делать, ты должна воспринимать как нечто неоспоримое. Если ты можешь заработать такую сумму в другом месте – ради Бога, я не держу. Если не можешь, будешь делать то, что предлагают другие.

Он прикурил и приостановил машину на светофоре.

– Все равно. Кому это надо?

– Я не знаю, кому это надо и зачем. Я только нашел тебе денежную работу. Я пришел к людям и спросил, где девушка твоего положения может заработать такие деньги. Мне предложили то, что я тебе сейчас объяснил. И все. Мне больше ничего не рассказывали. Сейчас нам надо дать ответ – да или нет, не задавая никаких лишних вопросов. Понятно?

– А если я не соглашусь?

– Вот этого лучше не делать. Я не сторонник грубой силы и угроз, и меня очень трудно разозлить. Но если я разозлюсь, меня очень трудно успокоить, а поэтому у тебя два пути – либо вернуть деньги, либо согласиться.

Инга не стала больше задавать вопросов. В конце концов это всего на каких-то три месяца. Пускай она не знает, зачем все это потребовалось. Так даже лучше, к ней никаких претензий не будет. Может, все еще кончится хорошо. Как в ее снах. Последние дни ей каждую ночь снилась мама. Жалко, что мамы сейчас нет с ней. Очень жалко.

– Мы приехали, – произнес Альберт. – Мне надо идти давать ответ. Решай быстрее – ты соглашаешься?

Инга посмотрела на грязный подъезд дома, вздохнула и ответила:

– Да.

Кивинов дежурил по заявлениям. В отделении существовала устная договоренность между операми, что тот, кто дежурит, не занимается никакими своими материалами, никого не вызывает, а если его вызывают в РУВД или Главк, он меняется дежурствами. Поэтому Кивинов вынужден был перенести кое-какие мероприятия, связанные с Альбертом, на завтра, а сейчас со скучающим видом слушал историю какой-то женщины, у которой подрезали сумочку в троллейбусе. Слушая, он периодически задавал вопросы, сводящиеся в основном к тому, что не могла ли заявительница сама потерять кошелек. Вопросы эти были стандартными, заученными, можно сказать, наизусть. Что было вполне понятно. Карманника можно поймать только с поличным, поэтому возбуждай дело, не возбуждай, все равно ворюгу не привлечешь и денег не вернешь. А показатели вещь суровая. Зачем же их портить, возбуждая явно не раскрываемое дело? В прокуратуре на эти преступления тоже смотрели достаточно трезво, и если появлялась лазейка, опера благополучно списывали материал. Конечно, Кивинову было жалко женщину. Он понимал, что это ее последние деньги, что у нее маленький ребенок и нет мужа, но, кроме сочувствия, ничем помочь ей не мог.

Женщина перестала плакать и убрала платок в сумку.

–Мне можно идти?

– Подождите, я сейчас запишу ваши данные, на всякий случай. Денег, конечно, мы вам не вернем, это я вам прямо говорю. Но вдруг кто попадется с вашим кошельком.

Это были лишь слова успокоения. За шесть лет, что Кивинов проработал в отделении, никто с чужими кошельками не попадался.

– Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, – продолжал успокаивать гражданку Кивинов. – Деньги вещь наживная. Судьба такая – сегодня спиной, а завтра лицом, или наоборот. У нас на территории случай был. Выпивали три мужика на квартире, не поделили стакан, передрались, потом спать вместе завалились. Утром встают, а один мертвый. Человека завалили, не шуточное дело. Решили темноты дождаться да в пруд товарища своего спихнуть. Так и сделали. Да не вышло, по пути постовые их тормознули вместе с трупом. Они, естественно, сразу и признались, ну а куда деваться? Задержали обоих на трое суток. А через день из морга звонят и говорят, что товарищ их, извиняемся, умер не от побоев, а от алкогольного опьянения. Они из камеры вышли, ну, и на радостях снова напились, да так крепко, что один не сдюжил и тоже помер от спирта. А сел бы в тюрьму, глядишь, и жив был бы. Вот вам и судьба. Я это к тому говорю, что тот, кто ваши деньги свистнул, тоже плохо кончит. Поверьте, Хотя я в приметы не очень верю.

– Я тоже, – грустно ответила женщина.

В этот самый момент тишину Кивиновского кабинета разорвал истеричный гогот Волкова.

Женщина от неожиданности вздрогнула и удивленно посмотрела на Кивинова. Тот, уже привыкнув к подобным звукам из соседнего кабинета, и глазом не моргнул, лишь шар-нул по столу ладонью и прошипел:

– Ну, мерин несмазанный, достал ты меня своим ржанием!

Он попросил женщину подождать и ринулся в Волков-ский кабинет. На сей раз все оказалось весьма прозаично. Волков изъял где-то видик и переносной телевизор и теперь наслаждался какой-то американской комедией, по обыкновению изливая все свои положительные эмоции наружу. Кивинов захлопнул дверь.

– Слушай, горлопан, я тебя по-человечески прошу: или кончай ржать, или переезжай в другое крыло! Во ты у меня где!

– Да погоди ты. Посмотри кино лучше. «Один дома» называется. Обхохочешься.

– У меня люди.

– Ну прогони и приходи. Вместе посмеемся. Во, гляди, гляди. Ха-ха-ха!

Волков опять принялся раздувать щеки. Кивинов, поняв, что Волкова все равно не угомонить, махнул рукой и вернулся к себе. Там, записав данные потерпевшей, он проводил ее до дверей и сел за стол в ожидании следующего заявителя. «Один дома». Да, знакомое название, надо будет посмотреть. Кивинов вытащил из висящей на стуле куртки свежий номер «Криминального вестника» и начал читать. Одна из небольших заметок на второй полосе привлекла его внимание, и он еще раз пробежал ее глазами. Потом откинулся на спинку стула и хлопнул себя по лбу. Ох, мать вашу! «Один дома», вот в чем дело. «Один дома». Какие там, к черту, наркотики! Вот почему Леночка не забирала ампулы во второй квартире! Конечно, это же такие деньги! Куда там левая продажа лекарств! Тьфу, семечки. А здесь! Но почему димедрол? Это единственное, что выпадает из логической схемы. Но это можно кое у кого уточнить. Так, а дальше? А дальше Альберт я как можно быстрее. Кивинов достал из стола блокнот с телефонами и начал набирать номер своего знакомого врача.

В половине четвертого, закончив дежурство, он зашел к Соловцу. У того сидел уже закончивший просмотр кинокомедии Волков.

Кивинов уселся в рядом стоящее кресло и закинул ногу на ногу. Славик, как всегда размахивая руками, что-то живописно втолковывал шефу. Кивинов давно заметил, что Волкову больше нравится не суть его рассказов, а сам процесс, потому как в процессе этом происходила эмоциональная разрядка Славика.

– Ну я ему пару раз кодексом по башке долбанул, он мигом все вспомнил.

– Ну, и что он там вспомнил?

– Я его спрашиваю, зачем же ты, щегол, тачки-то палишь, а? Партизан, что ли? А он мне – чтобы отпечатков не было. Я ему – каких-таких отпечатков? А он – пальцев. Не, Георгич, ты слышишь, он, значит, зеркало свинтит, а потом машину палит, чтобы отпечатков не оставлять. Книжек начитался, мать его. Двенадцать лет, а все туда же – отпечатки. Слышь, Кивин, – обратился к Кивинову Волков, – в 84-м пожигателя нашего тормознули. Ну, гаденыш. Может его потерпевшим погорельцам отдать?

– Я б не рисковал. У нас и так с тяжкими преступлениями завал.

– Не, Георгич, я все понимаю. Сам в двенадцать лет стекла бил и кефиром с крыш в прохожих швырялся, но чтоб такое! Вон, ко мне сегодня директор школы прибегала. Не знаю, говорит, что делать. Задала детишкам-третьеклассникам сочинение на тему «Кем ты хочешь стать?» Один и написал «хочу быть бригадиром». Ну, она, конечно, уточнить решила, каким Вовик бригадиром стать хочет – строителей или заводских рабочих. А он – вы что, Светлана Санна, тамбовским я хочу быть бригадиром, ну, или каким-нибудь еще. Тут до нее дошло. Хорошо, валидол под рукой оказался. Детишки-шалунишки. А в старших классах что творится? Какому-то оболтусу папашка за каждую пятерку по десять штук дает. Так он со своими дружками математику ихнему и предложили по пять кусков за пятерку. И самое интересно, тот берет! А что, зарплата маленькая, на обеды не хватает. А так какой-никакой приработок. Неплохо, а? А чего мы с заявителей денег не берем? Повесили бы таксу на дверях, глядишь, и материалов бы поубавилось. Ну, ладно, пойду, запишу с поджигателя объяснение, проведу воспитательную процедуру в виде порки ремнем да выкину.