Блюз осеннего вечера, стр. 16

Мы подошли к «Жигулям».

– Все, Юрик. Благодарю за компанию.

Я открыл дверь машины. Страшный грохот потряс пустынную улицу. Осколки последних стекол красного дома веером брызнули из оконных проемов. Фейерверк огненных брызг взметнулся в вечернее небо и мгновенно растаял, уступив место столбу черного дыма.

– Мама миа, что это? – спросил, высунувшись из машины, Женька.

– Наверное, утечка газа в домике, – как можно спокойнее ответил я.

Юрик, вытаращив глаза, застыл в какой-то монументальной позе.

– А-у-о-ы… – только и смог выдавить он из себя.

Я подтолкнул его к машине:

– Садись, большой человек, опоздаешь на вечернюю сказку.

Женька вывел «жигуль» из-за угла забора, где улица сворачивала.

– Как сказал бы Юрий Никулин: «На их месте должны были быть мы». Слышь, Юрик? Ты, между прочим, тоже.

– Ты что? Ты что, мудак, их взорвал?

– Опять оскорбления. Вот и помогай людям после этого. У меня, радость моя, никаких бабок не хватит на израильскую пластиковую мину с дистанционным управлением. Очень компактная штучка, помещается в картонной коробочке из-под сока. А то ты не знаешь? А то у тебя определителя номера нет?

– Какого определителя? – как в бреду спросил Юрик.

– Телефонного, старина. И вчера ты очень быстренько донес Шамилю, что я звоню из дома, что у меня есть «Жигули» с определенным номером и что на этих «Жигулях» я собираюсь к тебе на встречу. Или не было этого? Или он сам спросил? Хо-хо, Юрик. Да не дрейфь ты! Праздник давленых клопов, кажется, закончился.

– А дальше что?

– Да ничего особенного. Утром я позвонил одному моему знакомому по прозвищу Просперо, он приехал, осмотрел машинку и нашел прикрепленную к днищу коробочку из-под сока. Очень, надо сказать, умело прикрепленную.

– И что?

– И все. Пойми, Юрик, ты сунулся не в свое дело. Это тебе не колпачки крутить на площади и не валюту ломать. Здесь, если не кинешь ты, кинут тебя. Запомни на будущее. Евгений, останови.

Женька притормозил.

– Все, Юрик. У нас не такси. Выгружайся. Будешь в банке, скажи, что я уволился по собственному желанию.

Мы оставили бедолагу Юру на обочине и двинулись дальше.

– Ну мне-то ты объяснишь, в чем дело? – хмуро буркнул Женька.

– Так ты ж все слышал. Ба-бах! Ладно, уточню некоторые детали. Ты утром на работу отвалил, а Просперо игрушку нашел в твоей машине. Вот черт, книжку в Шамилевой машине оставил. «Русский транзит» в трех частях. Это самая толстая книга, что была в моей библиотеке. Кстати, новую купить надо, я дочитать ее не успел. А ты вообще на коленях должен передо мной ползать – я и машину твою спас, и тебя заодно.

– Они что, сами себя взорвали?

– Наверно. Я на кнопку не нажимал.

– Н-да… А Юрик?

– Ну я надеюсь, он все-таки поймет и правильно оценит ситуацию. Одно мне не ясно в этой истории. Почему Яхонтов, человек осторожный до неприличия, доверился Юрику, попросив помочь с переправкой денег. Только потому, что по первому делу они вместе проходили? Не знаю. Хотя, впрочем, доверился и доверился. Значит, были основания. А Юрик, хороший мальчик, тоже доверился. Шамилю. Потому что самому кинуть Яхонтова у него кишка тонка. Вот и кидали друг друга до сегодняшнего дня. Точно, сплошной «Оманид»! С замесом на крови.

– А десять миллиардов?

– Миллиарды в Германии. И, к сожалению, там и останутся. Можно, конечно, налоговой полиции информацию слить, но вряд ли они денежки вытащат. Законодательная база у нас слабовата. Пошлют немцы нашу налоговую полицию куда подальше. А если и не пошлют, то денежки до облапошенных граждан вряд ли дойдут. Затеряются где-нибудь в коридорах судебной и государственной власти. Так что толку создавать новый «Оманид»? Хватит существующих. Кроме того, дурачков учить нужно.

– Черт, неужели из-за каких-то десяти миллиардов стоило такой огород городить? Леху нанимать, налет устраивать?

– Океаны начинаются с ручейков, Евгений. А десять миллиардов – это даже не ручеек. Это довольно широкая речка. Что же касается огорода, то серьезные вещи надо делать серьезно. Любое преступление – это цепочка от замысла до исполнения. И если разорвать звенья или вообще уничтожить их, то никто никогда уже не восстановит цепочку. Мысль понятна? Леха, Юрик, те двое в магазине, даже я – это разные звенья, скрепленные между собой в сознании одного-единственного человека. Бывшего человека. Его самого теперь собирать надо, извините за грубость. А Юрик?… И так крови много. Слишком много. Пускай отваливает.

– А ребята шамилевские? Они ж не отстанут, пока не разберутся.

– Да мало ли у Шамиля заморочек? Ха! Выше крыши! О, надо же, афоризм получился. А в аферу с «Оманидом», я думаю, он никого не посвящал. Знаешь, на чем обычно авторитеты горят, начиная от Аль Капоне и заканчивая нашими местными? На мелочевке, на обычной жадности. Лишний миллиард за бугром не помешает. На «черный» день. Ну а если кто-то и в курсе, то пускай Юрику руки и ломают. Он ведь почему-то жив остался.

Женька ухмыльнулся и включил приемник. Опять играл блюз. Наверное, станция такая, только блюзы и передает.

– Останови здесь. Я дальше на метро.

– Куда ты теперь?

– Отлежусь с месяцок. Где-нибудь на югах, пока тут все уймется.

– Назад в ментуру не думаешь?

– Прикинуть надо. Если только в другой район. С Шуриком я не уживусь.

Женька достал папиросу.

– Ладно, звони, если что.

– Пока, Евгений.

Я остался один. Нет, не один. С мелодией. С блюзом осеннего вечера, все еще звучавшим откуда-то из темноты. Па-даба-да… Под аккомпанемент дождя и ветра.

Мне было плохо. И тошно. Мне ничего не хотелось. Может быть, кроме одного – умчаться в черное питерское небо на фантастическом облаке и никогда не возвращаться назад.

Я поднял голову. Звезды скрывались за тяжелыми грозовыми тучами. На мгновение ветер разорвал небо, и луна осветила пустынную улицу. На мгновение… И тут. же все погрузилось во мрак, заполненный дождем, ветром и чернотой. Непроглядной чернотой, все дальше и дальше уносившей уже еле различимые звуки блюза.

Когда последняя нота растаяла в шквале осеннего ветра, я закрыл глаза и провалился в темноту.

Эпилог

– Кирилл, ты вообще вставать собираешься? Ты дрыхнешь уже восемнадцать часов! Бинго, стащи с него одеяло!

Я приоткрыл глаза и увидел перед собой лохматую черную голову Бинго. Пес уцепился за край одеяла и потащил его на себя.

– Э, э, собачка, погоди… Погоди ты! А почему вы не в Краснодаре?

Вика возвела глаза к потолку и постучала пальчиком по виску.

– Это от безделья… Знаешь, Ларин, пройди-ка ты на всякий случай медкомиссию. Особенно у психиатра проверься. Тебе, кстати, Филиппов звонил, просил завтра в кадры зайти, что-то там подписать. Не забудь.

Я сел на диване. Ничего не понимаю. «Оманид», Леха, Юрик, Шамиль… Десять миллиардов. Блюз. Н-да… Прямо «Иван Васильевич меняет профессию». Мистика. Очень правдоподобный сон.

Я взглянул на тумбочку. Кажется, я слишком увлекся детективами. Пора с этим кончать. Вот дочитаю «Русский транзит», ну и еще, пожалуй, «Кошмар на улице Стачек» одолею, и все. Завяжу. Тем более, скоро снова на работу. В осточертевшую ментуру, без которой, как оказалось, я не смог протянуть и месяца.

За окном было необычно тихо. Ни трамвайного грохота, ни собачьего лая.

Я выглянул на улицу. Городской пейзаж замер как на открытке. И тут тишину прорезал одинокий голос саксофона. Музыкант стоял прямо под нашими окнами и вдохновенно исполнял Леграна.

Товарищ Ларин, вы, кажется, действительно спали. Это вредно для здоровья. Пора вернуться из мира снов.

– Добрый день, уважаемые радиослушатели! – неожиданно заорало радио. – В Петербурге полдень. После небольшой рекламы в эфире программа «Как стать богатым». А сейчас… Трам-пам-пам-пам-пам… Фирма «Оманид» превратит зерна вашего вклада в золотые яблочки…