В человеческих джунглях, стр. 19

– У обвиняемого есть защитник?

– Да, – ответил Латур.

Блекли повернулся к Шварту.

– Адвокат защиты имеет что-либо сказать перед судом, пока обвиняемого не вернули в тюрьму под надзор шерифа Велича до того времени, пока не будет назначен день суда в высшей инстанции?

Шварт вполголоса поговорил с Латуром:

– Мне не нравится реакция публики, – честно признался он. – И еще пятьсот человек, которые находятся около тюрьмы на лужайке. Это должен решать ты. Но я не думаю, что будет благоразумно прямо обращаться с просьбой о твоем освобождении под залог. Я лично считаю, что будет лучше, если ты переждешь в тюрьме, а я постараюсь, пока это немного успокоится, собрать как можно больше убедительных доказательств для последующего следствия. Я боюсь, что сейчас могу только все испортить.

Латур смотрел на Шварта с безразличным видом. Он дошел до такого состояния, что ему все становилось безразличным. Его сердце и разум отяжелели. Он чувствовал себя потерянным в джунглях ненависти, в которой он был неповинен.

– Делай, как лучше, – сказал он. – Ты знаешь закон и ты знаком с реакцией толпы. Ведь ты мой защитник.

Шварт поправил узел галстука и обратился к судье:

– В настоящее время, ваша честь, защита не находит нужным делать никаких заявлений.

По-прежнему сухим голосом Блекли продолжал:

– В таком случае, я приказываю, чтобы подсудимый находился под присмотром шерифа Велича и был препровожден в тюрьму Френч Байу до того времени, пока не закончится следствие и не будут получены все нужные сведения и доказательства обвинения.

Старый шериф Велич, сразу постаревший, встал, подошел к Латуру и, взяв пару наручников, закрепил один на правой руке Латура, а другой на своей левой руке.

Пальцы старого человека немного дрожали, когда он защелкивал наручники.

– Мне кажется, что теперь все, – тихо проговорил он. – Можно подумать, что тебя здорово оглушили, Энди?

Взгляд Латура перешел с судьи Блекли на Джона Шварта, потом с него на Георга, а потом на толпу с угрожающими лицами, позади барьера.

– Да, это можно сказать, – согласился он.

Глава 11

Обнаженная девка из камеры, находящейся напротив камеры для опасных преступников, исчезла, выпущенная без сомнения, после уплаты штрафа в двадцать долларов и фрика полицейским с туманным советом продолжать в том же духе.

Латур сел на пружинный матрац в своей камере и закурил одну из сигарет, принесенных ему Ольгой. Не считая дежурного помощника шерифа и черных прислужников, он был один в тюрьме. Она обычно наполнялась к вечеру.

По его мнению, обстоятельства складывались мало благоприятно и даже опасно... Он мог гнить недели, месяцы в этой дыре, не видя никого, кроме блюстителей порядка. А потом, после бесконечной бумажной волокиты и юридический операций, будет назначен день его процесса. Будет назначен прокурор, выберут судью, и он будет официально судим за убийство и насилие. И, судя по реакции его компаньонов по задержанию и публики, присутствующей в зале судебного заседания, за исключением Джона Шварта и Ольги, у него не было ни одного мужчины или женщины, которые верили бы в его невиновность.

Он стал вспоминать показания Риты, те, что он слышал в суде. Рыжая девочка искренне верила, что он был тем агрессором. Рита не слышала никакого постороннего шума около домика. Последний голос, который она слышала, принадлежал Латуру. Потом раздались два выстрела и началась драка.

Опытный прокурор, вызвав ее к свидетельскому барьеру, заставит рассказать свою историю со всеми подробностями. Все узнают, что после того, как он проводил Джека и ее до домика, он остался там, чтобы выпить с нею чашку кофе. Узнают также, что она сняла свой кринолин, чтобы надеть что-нибудь полегче, в то время, когда она переодевалась, вмешалась судьба и заставила дверь открыться. Он ее увидел голой. Эта деталь могла сильно повредить ему: это обстоятельство могло воодушевить Латура на дальнейшие действия, которые произошли.

Бледная, слабая и очень привлекательная Рита в восторге, что может отомстить, будет рьяно давать показания на суде. Тогда – прощай Френч Байу. В течение нескольких секунд его тело будет стремиться отделиться от пут, связывающих его, а потом... «Здравствуй, Иисус, меня зовут Энди Латур».

По цементному полу раздались шаги, и шериф Велич открыл дверь камеры. Он казался еще более старым, чем на судебном заседании. Черты его лица обострились, кожа стала прозрачной и он выглядел очень старым. – Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

Латур пожал плечами.

– Я полагаю, насколько возможно, хорошо. В виду обстоятельств и тяжести обвинений, предъявленных мне, Блекли сделал единственную вещь, которую должен был сделать.

Не беспокоя себя закрыванием двери камеры, старый человек сел на лежанку рядом с Латуром и вынул из кармана непочатую бутылку виски.

– Вот, конечно, это все, что я мог сделать. – Он протянул бутылку Латуру.

– Я подумал, что это будет для тебя не вредно.

– Спасибо. Но ведь это немного против правил, а?

Велич слегка пожал плечами.

– Существует множество вещей, противоречащих правилам. Если бы все точно придерживались правил, то все мужчины во Френч Байу, включая также и меня, и Тома Мулена, были бы здесь, вместе с тобой.

Латур вынул пробку, сделал глоток виски, ожидая услышать о том, что привело к нему шерифа Велича.

Старик не торопился:

– Я отдаю себе отчет, что как шериф я не был на высоте, во всяком случае, после того, как была обнаружена нефть. Я был слишком занят возмещением потерянного времени. Но теперь, если ты отдаешь себе в этом отчет, с этим покончено.

– Как это случилось?

– Город наводнен корреспондентами больших газет.

– Понимаю.

– Сегодня вечером, завтра или позднее о нас будет написано во всех больших газетах на первых страницах, по всей стране. Мы станем феноменами Луизианы, самого маленького и отдаленного города в Штатах. И, чтобы спасти свою кожу, люди, стоявшие выше меня, все свалят на мою спину.

Шериф Велич был приговорен. Латур ждал продолжения его рассказа.

– Мы забавлялись, мы здорово забавлялись. И с одной стороны я не жалею об этом. Можешь мне поверить или нет, Энди, но за тридцать лет из тридцати пяти, которые я находился на должности, я был таким же порядочным, как и ты. И я не взял бы доллар за то, чтобы спасти собственную мать.

– Я верю вам, – сказал Латур.

Шериф покачал головой.

– Но совсем не это привело меня к тебе. Безразлично то, что может со мной случиться. Я провел хорошее время и готов за все заплатить. Я пришел, чтобы поговорить о тебе. Я знал твоего отца. Я видел, как ты рос. Я видел, как ты отправился на войну. Я знаю твое поведение, оно делает честь семье Латуров. Я пришел сюда потому, что не верю, что ты убил Джека Лакосту и изнасиловал его жену. Вот проклятие! С мужем, которого только что спустили на ее глазах, и принимая во внимание абсолютную темноту в домике и страх, который она испытывала, нет ничего удивительного в том, что она приняла тебя за агрессора, потому что она последним слышала твой голос...

– Но ведь это не я... Велич зажег одну из своих дорогих сигар.

– Я знаю это, но доказать это уже другой вопрос. Все молодые люди в городе и, немало в окрестностях, уверены, что это ты убил Лакосту, чтобы повозиться с его женой. – Старый шериф был философом. – Но я не думаю, что преступление было необходимо. А потом, с тем десертом, который ожидает тебя в постели, это было бы, как если бы ты отправился к Джо Банко есть сэндвичи, когда тебя ожидает стол у Антуана с устрицами «кардиналь», жареный цыпленок «Бурдолез» и суфле «Мараскин».

– Да, примерно так, – согласился Латур.

Пустые глаза шерифа Велича приняли задумчивое выражение.

– Я вижу больше. Кто-то, без сомнения тот, кому есть, что скрывать и на которого мне не удается наложить руку, теперь мутит головы здешним парням. Судя по слухам, которые распространяются на улицах, ты тот же самый тип, который изнасиловал тех трех девочек. И виски течет рекой, чтобы подогреть уши.