Хитрые уловки, стр. 14

— В самом деле? — Она скроила недовольную гримаску. — О, Марти, я не знаю, не помню. — В ее голосе послышались нотки отчаяния. — Когда мистер Бартон спросил меня о последнем моем твердом воспоминании, я смогла вспомнить только события, случившиеся много месяцев назад. Это было за неделю до Дня святого Патрика, когда я ездила в Пул. Мэгги тогда угостила меня великолепным ужином. — Ее взгляд затуманился, а голос задрожал. Мартин инстинктивно напрягся, думая, что она сейчас упадет в обморок. Но, заметив его тревогу, Джинджер сделала успокаивающий жест. — А что было дальше, Марти… Мысли путаются… Моя голова… Дальше ничего не помню.

— Тогда не думай об этом. — Мартин уже не на шутку волновался за нее.

— Не думать? А что прикажешь мне делать вместо этого? Спать? Петь? Собирать цветочки на поляне?

Мартину не понравился тон ее последней фразы, и он не нашел ничего лучшего, как крепко поцеловать ее. Он уже убедился, что это лучшее средство успокоить ее эмоционально и психически.

К тому же от гнева глаза Джинджер так замечательно потемнели, а щеки — разгорелись! Он провел рукой по ее волосам, рукам, груди, и плечи Джинджер расслабились, а груди напрягались. Его собственное тело уже давно пробудилось и горело нетерпением.

Закрыв глаза, он прислушался к дробному стуку своего сердца. Еще немного — и железный занавес самообладания падет под натиском эмоций.

На сей раз он знал точно, как касаться ее, чтобы завести. Он нежно целовал ее шею, тонкую, голубоватую кожу за ушком. Чтобы ободрить ее, он перемежал поцелуи с мягким, чувственным шепотом похвалы и любви. Джинджер вела себя немного робко, словно юная девушка.

— Я не могу вспомнить, что тебе нравится больше, — сказала она и прикрыла веки.

— Я люблю все, что ты делаешь, люблю, как ты гладишь меня и целуешь. — Мартин говорил тихо, страстно, с той журчащей интонацией, которая заставляет слушать голос, даже не особо вникая в смысл слов.

Джинджер подвинулась к нему ближе, подставляя под его ласки самые чувствительные части тела. Мартин ощутил легкое головокружение, предвкушая неминуемую близость. Груди Джинджер с неестественно темными, затвердевшими сосками сейчас представлялись ему целым миром, напоминая земной шар, расколовшийся на две части — на правую, которую быстрыми и короткими ласками жалил его язык, и на левую, которую сжимали его нетерпеливые пальцы.

— Иди ко мне, — ласково пророкотал он. — Кто еще на этом свете может сравниться с тобой? Детка… Никого я не люблю, как тебя. И никто мне не нужен, ни одна женщина, только ты, моя прелесть.

В ответ Джинджер взяла его руку и зажала пальцы между ног так, чтобы он ладонью мог гладить нежный треугольник волос, который сводил его с ума. Если ее груди ошалевший от желания мозг рисовал ему расколовшейся надвое Землей, то там, где оказалась сейчас его рука, раскрывалась темная жаждущая бездна, от одной мысли о которой Мартину становилось и душно и холодно одновременно. Тяга к Джинджер, наркотическая зависимость от запаха, источаемого ее телом, пугала Мартина и в тоже время будоражила его до состояния безудержного полета, как всякое опьянение, как всякий наркотик.

Скользя губами по ее телу, он шептал ей бессвязные ласковые слова, и Джинджер извивалась под этим щекочущим дыханием, сжимая ногами его ладонь, и терлась об нее.

С Себастьяном секс был более восторженным, но менее чувственным. А впрочем, к черту Себастьяна! Он уснул вечным сном в ее памяти, и сами воспоминания уснули в тот момент, когда очнулись чувства, разбуженные другим мужчиной — Мартином. И это божественно!

Она забыла все свои глупые мысли о преждевременной старости в окружении котов и собачек, о скорой смерти, о самоубийстве. И разве можно думать о самоубийстве, лежа на кровати с раздвинутыми ногами и стоном страсти в воспаленном горле?

— Ты не могла бы… — Как только Мартин заговорил, ее бедра стали подрагивать, обожженные его дыханием. — Ты не могла бы говорить мне что-нибудь, неважно, что именно, просто говори, мне так хочется слышать твой голос.

— Марти, — отозвалась Джинджер и поразилась, насколько надтреснуто звучит ее голос. В ту же секунду слово, только что сказанное ею, отозвалось у нее внизу живота, напряглось на первом звуке и отпустило на последнем. — Марти, — произнесла она неуверенно, но потом, все более и более опьяняясь звуками собственного голоса, уже почти безотчетно, захлебнулась его именем: — Марти! Марти! Марти!..

Он на этот раз нежно овладел ею, входя всякий раз все глубже при каждом ее выкрике. И Джинджер кричала, неукротимо приближая развязку любовной схватки, и не слышала криков, растворившись в движении и стонах любимого.

Он откинулся на подушки, и Джинджер сказала ему, улыбаясь:

— Я до сих пор не верю в тебя. Мне кажется, я проснусь и ты исчезнешь. Ты — мой сон, но сны ведь иногда сбываются… Это магия, Марти. Я чувствую, что нас окружает колдовство.

Джинджер гладила его сильные, упругие ягодицы.

— Мы праздник, мы великолепны. И все будет еще красивей и веселей, — ласково сказал ей Мартин.

Ее язык тронул его щеку. Она укололась.

— Тебе пора побриться, — сказала она. Мартин знал, что она права, но идти не хотелось, ведь ее кожа так нежна и в постели с нею так уютно.

— Да, — рассеянно ответил он, — я обязательно побреюсь, но позже.

Мартин обнял Джинджер за талию и поцеловал.

— Милая, мне действительно нужно побриться, а тебе — выпить чаю. Подождешь меня?

— Я еще понежусь, не хочу сразу вставать… Пойдешь за бритвой, принеси свежих газет. Я давно их не видела.

— Не стоит. Доктор запретил тебе читать, все новости узнаешь от меня.

— А какой сегодня день?

— Воскресенье.

Хоть на какой-то вопрос он может ответить, не задумываясь и не скрывая правду.

— Так что не надо идти на работу. Чем ты занимаешься, Марти?

— Сразу всем и ничем конкретно, — ответил он. — По крайней мере, дело свое я продал пару лет назад партнерам. Теперь я что-то вроде рантье. К тому же консультирую по вопросам инвестиций.

— Инвестиции? — Джинджер хлопнула себя ладонью по лбу. — Это ключ! — закричала она. — Я…

Мартин затаил дыхание, но она с сожалением покачала головой.

— Нет, ушло, ускользнуло… Так как же мы встретились, Марти? — спросила она и от любопытства у нее даже побелел кончик носа. — Ты консультировал меня насчет моих инвестиций?

Мартин не поверил своим ушам. Она считает, что он консультировал ее!

— Я не имею права тебе напоминать, — ответил он, — помнишь?

— Да, помню… Консультант сказал, что память должна возвращаться естественно, — согласилась Джинджер со вздохом. — Но все-таки ты позволишь мне хотя бы взглянуть на мои бумаги?

Бумаги? Вообще-то Мартин затруднялся сказать, какие бумаги ей требуются.

Правду говорить легко и приятно, а вот городить одну ложь на другую — тяжелый и выматывающий труд, мрачно решил Мартин и выбрался из постели.

6

Мартин свернул трубочкой газеты, которые только что купил, и ускорил шаг, торопясь скорее сесть за руль. Нужно еще заехать в гостиницу: взять вещи, бритву в том числе, и получить назад деньги, заплаченные за номер. Потом уже вернуться к Джинджер домой. Он надеялся, что газета, купленная для нее, придется ей по вкусу. Он никогда не покупал женщинам газет, а его жена вообще мало читала, но у матери он иногда видел именно эту.

Он уже собирался сесть в машину, но тут увидел маленький цветочный магазин, почти незаметный между бутиком и супермаркетом. А почему бы не купить Джинджер цветов? Мартин усмехнулся: цветы он покупал тоже крайне редко.

Миловидная молоденькая цветочница, заметив его неопытность и явную растерянность, любезно помогла ему выбрать цветы и тут же, у него на глазах, составила букет, красиво оттенив нежные сиреневые соцветия темно-зелеными декоративными листьями.

Мартин понятия не имел, какие цветы нравятся Джинджер, но самому ему приятно было вдыхать нежный аромат, источаемый букетом, лежавшим на соседнем сиденье. Только по дороге к ее дому он задался вопросом: зачем было покупать букет женщине, которую он собирается разлюбить и позабыть?