Далекая звезда, стр. 6

Вскоре выяснилось, что она не только овдовела, но к тому же еще потеряла все свое состояние, и ее дом, Мэйн-хауз, должен быть продан, чтобы покрыть карточные долги мужа. Как смущенно объяснил адвокат, бумаги, которые Джулиан приносил невесте на подпись перед свадьбой, сделали его полным хозяином ее собственности. И только в самый последний момент, когда Чарити уже готова была подписать отказ от имения, Винтену удалось найти лазейку, чтобы отстоять для нее Уайн-коттедж и прилегающий к нему кусочек земли на том основании, что они когда-то были переданы в пользование садовнику.

В первое время коттедж стал местом, где Черри могла спрятаться. Но потом она полюбила этот дом, и, в отличие от роскошного Мэйн-хауза, он стал ей родным. Отец купил это поместье как свадебный подарок молодой жене. Он управлял из дома своим бизнесом и даже устроил в нем лабораторию, чтобы заниматься исследованиями в области фармацевтики.

Выпуск изобретенного им лекарства вскоре после его смерти прекратился, и Чарити лишилась последнего источника дохода. Для девочки, выросшей в роскоши и ни в чем не знавшей отказа, бедность была настоящим шоком.

Но вскоре она была вынуждена признать, что гораздо легче переносить неприятности в сельской местности, чем в окаменевших от одиночества городских стенах. Девушка открыла в себе внутреннюю силу, о существовании которой даже не подозревала, а вместе с ней обрела и душевное равновесие. Не то чтобы она простила себе трагические ошибки, связанные с Джулианом, но просто признала глупенькую девочку, которую обвели вокруг пальца, частью себя.

Чарити включила воду и влезла под душ. Увидев мелькнувшее в зеркале отражение своего обнаженного тела, она быстро отвернулась. Ей никак не удавалось забыть, как в ту страшную брачную ночь Джулиан, оглядев ее, без сил лежащую на гостиничной кровати, грубо и цинично отозвался о ее сексуальности.

В фигуре Черри не было никаких недостатков, разве что небольшой рост и не очень широкие бедра. Зато полную мягкую грудь приходилось скрывать под тяжелыми свитерами и свободными майками. Несомненно, ее неприятие собственного тела было вызвано причинами скорее психологического, нежели физического свойства.

Даже теперь иногда по ночам ей слышался насмешливый голос Джулиана в ответ на ее мольбы не прикасаться к ней. До свадьбы он казался таким нежным, предусмотрительным и внимательным, таким любящим… Трудно было распознать в нем безжалостного обманщика! Но она, словно завороженная его клятвенными заверениями в любви, слишком хотела, чтобы все это было правдой, чтобы почувствовать его лицемерие.

Я заслужила такую пытку, говорила себе Чарити, безжалостно растираясь полотенцем. Она не позволяла себе думать о собственной привлекательности.

Слушая откровенные рассказы других женщин о достоинствах их любовников и подробные описания интимных сцен, она смеялась вместе со всеми и делала соответствующие комментарии, но ее тело оставалось внутренне безжизненным. Делясь своими приятными ощущениями, ее подруги словно говорили на иностранном языке.

Ее собственные воспоминания были совершенно другими. Ухаживая за Чарити, Джулиан одаривал ее многообещающими поцелуями, но… Возможно, будь у нее хоть какой-то опыт, ей удалось бы раскусить неискренность мужчины, который, уверяя в горячей любви, ограничивался поцелуями на прощание с пожеланием спокойной ночи.

В их брачную ночь Джулиан пришел к молодой жене с одной-единственной целью – показать, какое место отведено ей в его жизни. Он грубо, не приласкав, овладел девушкой, получил почти садистское удовлетворение от боли, которую она испытала, а потом отшвырнул так, что синяки на ее теле оставались еще несколько дней.

Больше муж ни разу не появился в ее спальне, и Черри это радовало. Лишив девушку невинности, он одновременно сорвал пелену наивности с ее глаз, и она отчетливо увидела, что будет представлять собой их брак. Теперь Чарити устраивало, что Джулиан живет отдельно, и она тщательно скрывала от всех свои семейные проблемы, слишком гордая для того, чтобы попросить у кого-нибудь помощи и совета.

Узнав о смерти мужа, молодая женщина испытала такое облегчение, что ей даже трудно было изображать скорбь.

Впрочем, этот страшный урок пошел ей на пользу. Теперь ее жизнь была во всех отношениях богаче и интереснее по сравнению с тем временем, когда она была изнеженной дочкой миллионера.

Сожаления о том, что она лишилась отцовского состояния, приходили в голову Чарити только тогда, когда она думала о многих и многих нуждающихся людях, которым могли бы помочь деньги, вырученные от продажи дома, деньги, пропавшие впустую из-за ее собственной беспечности и неискушенности.

Она же была вполне довольна жизнью, гордясь своими маленькими успехами и независимостью.

Правда, не далее как сегодня утром адвокат предостерег Черри, что ее финансовое положение под угрозой. Ведь лето выдалось ненастным, с внезапными дождями и грозами, а у нее не было никаких сбережений, – вся выручка вкладывалась в дело. И хотя ни долги, ни закладные не тревожили ее сон, вопрос о том, на какие средства жить, оставался актуальным.

Чарити облачилась в домашний халатик – последний подарок отца, сделанный к Рождеству. Он давно износился, полинял и выглядел несколько легкомысленно для двадцатипятилетней женщины, но был таким теплым и уютным, что ей трудно было расстаться с ним. Ее гардероб вообще не отличался особыми изысками. Дорогие наряды, в которые одевал ее отец, были уже либо проданы, либо просто выброшены как безнадежно вышедшие из моды. Вместо шелков и атласа она носила теперь грубые джинсы и спортивные свитера – вещи, в которых едва ли можно явиться на ужин к такому человеку, как Берт Сондерс.

А впрочем, какое имеет значение, во что одеться, подумала Черри, открывая стенной шкаф и критически оглядывая свои наряды. Она вовсе не собиралась производить впечатление на этого мужчину. Женщины, как правило, одеваются броско, желая привлечь к себе внимание сильной половины человечества, а ей вовсе не нужно пробуждать сексуальный аппетит какого-либо самца.

Она потянулась к джинсам, в которых обычно выходила на люди, да так и застыла с протянутой рукой. Гордость, та же самая гордость, из-за которой Чарити приняла предложение Сондерса, заставила ее пробежать хмурым взглядом по тем немногим официальным нарядам, которые имелись в ее гардеробе. У нее было два костюма: тот, в котором она ездила на встречу с адвокатом, и другой, теплый, из плотной материи, который она надевала, отправляясь в банк или налоговую инспекцию.

Был еще серый плащ классического покроя, тяжелое темно-синее зимнее пальто, купленное прошлой зимой, пара льняных сарафанов, приобретенных на распродаже, которые идеально подходили для того, чтобы сломя голову носиться по городу, но едва ли годились для званого ужина, и, наконец, два вечерних платья: одно – длинное и официальное, которое она берегла для тех редких зимних балов, в которых считала нужным принимать участие, а другое… Она достала и расправила его. Другое было подарком одной из клиенток, ставшей со временем ближайшей подругой Черри.

3

Энн и ее муж поселились в поселке полтора года назад. Коренной лондонец, Том Форд после тяжелой болезни по-новому взглянул на свой образ жизни. Удачливый игрок на рынке корпоративных ценных бумаг, после инфаркта и операции на сердце он добился перевода в небольшой банк в Беррифилде. Энн, начинающий дизайнер-оформитель интерьеров, вынуждена была отказаться от работы. Но все эти жертвы были не напрасны.

Не желая, чтобы муж испытывал угрызения совести по поводу ее прервавшейся карьеры, Энн настояла на том, чтобы основать свое собственное дело, и через некоторое время добилась больших успехов. Дела фирмы пошли настолько блестяще, что Том начал подумывать, не уволиться ли ему из банка, чтобы взять на себя руководство финансовыми вопросами предприятия жены. И в этот самый момент, – а случилось это через полгода после переезда супружеской четы в Беррифилд, – Энн обнаружила, что беременна.