Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями), стр. 110
Этот удар потряс и разъярил Кремль. Отсрочка второго фронта — само по себе тяжело, но до сих пор союзники соглашались по крайней мере осуществлять военные поставки на советский фронт, где происходило широкомасштабное прямое вооруженное противоборство. Теперь же закрывался важнейший северный маршрут проводки конвоев — ради поддержки операций в Средиземноморье, которые Кремль в лучшем случае рассматривал как слабую замену десанта через пролив, если не средство избежать его! Сталин дал лаконичный ответ: «Рассматриваю этот неожиданный шаг как катастрофический срыв поставок Великобританией и США в Советский Союз стратегического сырья и боеприпасов, поскольку тихоокеанский маршрут ограничен в использовании и слишком ненадежен, а пропускная способность южного маршрута незначительна. Это означает, что оба этих маршрута не смогут возместить прекращение военных поставок по северному маршруту. Само собой разумеется, это обстоятельство не сможет не сказаться на положении советских войск».
Даже испытывая горькое разочарование, Сталин не мог не чувствовать удовлетворения развитием событий в Северной Африке. Он всегда придавал мало значения планам и замыслам, подчеркивая необходимость простого перемалывания живой силы гитлеровцев и фашистов. А это было как раз то, что делали войска Рузвельта и Черчилля в начале весны 1943 года.
В Африке все складывалось нелегко. Гитлер, после того как позволил Роммелю совершить отходной маневр в Северной Африке, уверился, что африканский корпус вместе с подкреплениями утвердится на своих позициях и нанесет мощные удары по союзникам. Он приказал удвоить и даже утроить военные поставки, которые шли африканскому корпусу через Средиземноморье. В начале марта Роммель предпринял четыре яростных наступления на позиции 8-й армии и потерял под огнем противотанковой артиллерии Монтгомери несколько десятков танков. Вскоре после этого Лис Пустыни, обескураженный и больной, сдал командование и отправился домой, чтобы больше никогда не возвращаться в Африку. В конце месяца 8-я армия нанесла удар по войскам «Оси», закрепившимся за Маретской линией, созданной ранее французами с помощью системы оборонительных укреплений против итальянцев. Лобовая атака Монтгомери провалилась, однако подразделения новозеландцев и других войск совершили широкий фланговый маневр, при помощи которого сбили противника с занимаемых позиций и заставили отступить к своему тунисскому укрепрайону.
В начале апреля американские войска вошли в соприкосновение с патрулем 8-й армии. Две армии, начавшие наступление, будучи отделенными друг от друга двумя тысячами миль, наконец соединились, отмечал Черчилль. Чтобы подбодрить 2-й корпус, все еще зализывавший раны после февральских поражений, Эйзенхауэр назначил Паттона командующим корпусом. В апреле пехотные и бронетанковые подразделения корпуса попытались прорваться к морю и таким образом перерезать путь войскам «Оси», отступавшим под натиском армии Монтгомери на юг. Несмотря на энергичное командование Паттона, попытка не увенчалась успехом и большинству немцев удалось благополучно отступить на север. Теперь часть британского командования потребовала отослать дивизии 2-го корпуса в глубокий тыл для перегруппировки или по крайней мере рассредоточить подразделения корпуса по более боеспособным частям. Однако Маршалл и Эйзенхауэр воспротивились — настояли на том, чтобы корпус был сохранен в качестве самостоятельной боевой единицы и получил шанс внести вклад в окончательную победу, обучаясь военному искусству в боевых условиях. Александер согласился, но выделил корпусу новый участок фронта на севере, примыкавший к Средиземному морю.
В конце апреля союзники окружили немецкие и итальянские войска на ограниченном пространстве в Северном Тунисе. Пути отступления оказались отрезаны; началось, по выражению Черчилля, «добивание» противника. Британские и американские истребители стали охотиться за грузовыми судами стран «Оси», перевозившими авиатехнику, уничтожив в один день 50 самолетов, в другой — 15, в третий — 30. Командиры гитлеровских подразделений мобилизовали на итальянском побережье малые суда и рыбацкие лодки, но это не дало результатов. В начале мая бронетанковые части союзников, преодолев немецкие оборонительные линии, вошли в Тунис и даже продвинулись на север, чтобы соединиться с американскими войсками, захватившими Бизерту. После ожесточенных боев войска противника стали распадаться. Победители с изумлением наблюдали, как длинные колонны грузовиков и автомобилей с немцами искали места расположения лагерей для военнопленных. В плен было взято почти четверть миллиона солдат и офицеров, половина из них — немцы. Победу в Тунисе Черчилль считал не менее значимой, чем победа в Сталинградской битве.
В начале апреля Гитлер и Муссолини встретились в Берхтесгадене. Они все еще не теряли надежды. Через месяц, вернувшись в свою штаб-квартиру на Восточном фронте, Гитлер понял, что его шансы в Африке безнадежны. Он не сожалел о своем решении.
— Естественно, — говорил фюрер группе своих офицеров, — я думал о том, насколько оправданно предприятие в Тунисе, которое привело к потере живой силы и техники. Я пришел к следующему выводу: оккупировав Тунис, мы отсрочили вторжение в Европу на шесть месяцев. Что еще более важно, Италия в результате остается в составе «Оси».
Фюрер считал, что, если бы он не дал сражение в Тунисе, союзники беспрепятственно высадились бы в Италии и двинулись к Бреннерскому перевалу в обстановке, когда немецкое сопротивление ослаблено броском русских. Это неизбежно привело бы к быстрому проигрышу войны.
Сталин сделал аналогичный вывод. Захват Туниса занял гораздо больше времени, чем ожидали союзники. Советский лидер не мог не оценить значения этого для открытия второго фронта. Но главное — фактическая сторона дела, особенно выведение из строя гитлеровцев, а англичане и американцы как раз этим не занимались. В разгар сражения Сталин сообщил Черчиллю о своей надежде, что тот захватит возможно больше трофеев, уничтожит и возьмет в плен возможно больше солдат противника. По окончании битвы телеграфировал Рузвельту: «Поздравляю вас, а также храбрые американские и британские войска с блестящей победой, которая привела к освобождению Бизерты и Туниса от гитлеровской тирании. Желаю вам дальнейших успехов».
Глава 11
КРИЗИСНАЯ АДМИНИСТРАЦИЯ
«Вот уже прошло шестьдесят часов, как Старый Шутник вернулся в Белый дом из своего великого путешествия, — писал в „Газетт“ Уильям Аллен Уайт по случаю возвращения Рузвельта из Касабланки. — Кусая ногти — добротные, прочные, острые республиканские ногти, — мы вынуждены признать, что Франклин Рузвельт самый непостижимый и в целом наиболее непримиримый к врагам президент, какого Соединенные Штаты когда-либо знали... беспредельная агрессивная дерзость... Итак, вот она, эта чертова улыбчивая фигура... Мы, ненавидящие твою неординарность, приветствуем тебя».
Но не все свидетели возвращения Рузвельта домой проявили такую галантность, как республиканец из Канзаса. После первого всплеска возбуждения в связи с зарубежной поездкой президента Вашингтон, по-видимому, погрузился в свою обычную атмосферу партизанской войны. Власть на Капитолийском холме была столь раздроблена, что конгресс утратил способность поддерживать как программы президента внутри страны, так и альтернативы им. Зато конгресс всегда готов вести расследования. Комитет Дайса настроился на дальнейшие разоблачения федеральных бюрократов. Конгрессмен Говард У. Смит, демократ, давний консервативный критик президента, занялся поисками административных проступков.
Политическая жизнь, казалось, насыщена мстительностью и мелочностью. Назначение в начале января Эдварда Дж. Флинна посланником в Австралию спровоцировало вид огласки более всего неприятный президенту. С Флинна сняли скандальные обвинения в том, что он использовал городских рабочих, чтобы вымостить двор своего загородного дома казенными каменными плитами, но руководитель кампании за переизбрание президента на третий срок оставался объектом нападок. Уилки назвал назначение крайне циничным шагом. Оно вызвало на Капитолийском холме столь бурное возмущение, что президент отменил его по обоюдному согласию с Флинном. На его решение не могло не повлиять и то, что во время шумихи вокруг Эдварда Флинна киноактер Эррол Флинн предстал перед судом по грязному делу об изнасиловании двух девочек-подростков, хотя этого другого Флинна тоже признали невиновным.