Таня Гроттер и пенсне Ноя, стр. 14
– Друг мой! Потоп уничтожил людей, но никак не джиннов! Хоть мы и не любим сырость, вреда она нам не причиняет… Бррр! Помню я его ковчег! Каждой твари по паре! Коровки мычат, тигрицы рычат, змеи шипят… А Ной с блаженным видом сидит во всем этом бедламе и выпускает изредка голубей, чтобы проверить, не просохла ли земля! Великий человек! – ностальгически вспоминал Абдулла.
– Может, он писал книгу и никому ее не показывал? – спросил Жора.
– Кто, Ной писал? – расхохотался Абдулла. – Он был вообще не по этой части. Скорее уж я поверю, что старина Сократ строчил детективы.
– А как же пенсне? Где он испортил себе зрение? – спросил Жикин.
Абдулла мрачно и подозрительно уставился на него.
– Ной никогда не носил пенсне! Усвойте это, юноша! У него было зрение, как у арабского лучника! Да и вообще в те века не существовало каких-то жалких стеклышек! Люди были мощные, здоровые, жили по девятьсот лет и умирали в полном расцвете сил!.. – назидательно сказал он.
– А умирали отчего, если в полном расцвете? – безнадежно спросил Жикин. Он уже понял, что Абдулла ни за что не скажет ему ничего лишнего.
Джинн хмыкнул:
– От чего-нибудь да умирали, лапочка. От скуки, от яда, от кинжала… Надо же от чего-то умирать?.. А теперь, будь любезен, не отвлекай меня. Где тут у меня была коробка с новыми формулярами? До сих пор не заполнил первый курс! Вечная морока с этими новенькими – и проклясть их толком нельзя. Вчера припечатал было одного – Горгониха едва глаза мне не выцарапала!.. Подумаешь, мальчишка-инвалид! Если ты на костылях и не можешь спуститься по лестнице, это еще не повод, чтобы задерживать пропись рун на четыре с половиной минуты!.. Так или не так? Сегодня я буду давать поблажку инвалидам, а завтра дисциплина совсем исчезнет и эти юные пройдохи сожгут мою библиотеку!
Потоптавшись на месте, Жикин убедился, что Абдулла решительно не обращает на него внимания, и приготовился уйти. В этот момент джинн поднял голову и, зевая, спросил:
– Да, кстати, с чего ты решил, что книга с таким названием существует? И про это… как его там… пенсне?
Не видя причин ничего скрывать, Жора рассказал ему о портрете. Одновременно он не удержался и слегка приукрасил свою битву с хмырями, утроив их число. Однако Абдуллу это, судя по всему, заинтересовало мало. Он снова зевнул, да так, что сквозь его распахнутый рот Жикин увидел даже книжные полки.
– А-а, ну-ну!.. Ладно, ступай, умничка!.. Погоди! Я не говорил, что у тебя очень красивая рубашка? – сказал джинн и уткнулся в свои ящички.
Уже направляясь к выходу из библиотеки, Жикин случайно вспомнил о стекле, которое подобрал рядом с портретом. Если у Ноя не было пенсне, откуда взялся осколок? Жора сунул руку в карман и извлек из него половину круглого стекла. Он уже собрался спрятать его обратно, как вдруг, случайно взглянув, с удивлением обнаружил в стеклышке отражение джинна Абдуллы. Джинн с удивительной для его возраста поспешностью метнулся к стеллажам, обогнул первый ряд полок и, вытащив старинную книгу, поспешно переложил ее повыше, повернув корешком внутрь, чтобы невозможно было прочитать название.
Жора пораженно обернулся. Джинн Абдулла продолжал как ни в чем не бывало сидеть за своей конторкой и перебирать карточки. Он даже и не подумал сдвинуться с места. Между тем его отражение в стекле, прихрамывая, еще только возвращалось от стеллажей.
– Что случилось, Жикин? – резко спросил Абдулла, поднимая голову.
– Ничего! – выпалил Жора.
– В самом деле ничего? А что ты только что спрятал в ладони? – подозрительно спросил джинн.
Жора поспешно сжал ладонь.
– Брелок-определитель магии вуду, – не задумываясь, соврал он и поспешно выскочил из библиотеки. Здесь он нырнул за флегматичного атланта, подпиравшего своды Тибидохса, и вновь уставился на осколок стекла.
Теперь он ничего не отражал, но Жикин и без того уже сообразил, какое сокровище попало к нему в руки. Стеклышко явно показало не то, что было, а то, что должно или могло было быть. Оно продемонстрировало Жикину, что Абдулла врет, и даже указало место, где он прятал книгу. И это жалкий осколок! А что было бы, окажись у Жикина все пенсне целиком! Какие бы новые возможности он обрел!
Жора бросился к Главной Лестнице. После утренней тренировки ноги ныли, но ступени он преодолел довольно быстро. Портрет Ноя висел на прежнем месте. Жикин жадно уставился на его переносицу и обнаружил, что на картине у пенсне отсутствует часть правого стекла. Он вновь вытащил осколок и убедился, что по форме он идеально подходит.
– Это оно? Ной, скажи, это оно? – звонким шепотом спросил Жикин.
Портрет молчал. На масле появились трещины. Теперь, при дневном свете, когда на портрете не плясали отблески факела, он казался плоским и безжизненным.
Вспомнив о другой картине, Жикин бросился к ней. Кувшин и маска благополучно пылились на прежнем месте. По нарисованным фруктам разочарованно ползала живая муха. Жикин скользнул взглядом по книге и оцепенел. Название «ПЕРВОМАГИЯ НОЯ» с переплета исчезло. Вместо него там можно было прочитать:
«Заговоры на болотную тину. Рецептурный справочник для ведунов и знахарей».
Жора сплюнул. Эти «Заговоры» были известны в Тибидохсе как бесполезный и очень распространенный труд. Картина явно измывалась над Жикиным.
Глава 4
ЭТО ТУХЛОЕ СЛОВО «ПРОЩАЙ!»
А Таня металась по Тибидохсу и все никак не могла встретиться с Ванькой. Словно насмешливые духи разводили их пути: Таня прибежала за Ванькой в Зал Двух Стихий едва ли не в ту минуту, когда он сам постучал в дверь ее комнаты.
В комнате была лишь Склепова. Она лежала на кровати и занималась своим любимым делом – красила ногти. Кисточка, за которой она следила глазами, порхала в воздухе и красила ей ногти на ногах светящимся лаком в цветовой последовательности радуги: «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Большой палец правой ноги покрывался красным лаком, указательный оранжевым, средний желтым, безымянный зеленым и мизинец голубым. Ногти левой ноги начинались уже с синего и фиолетового. Дальше все повторялось.
Не так давно Гробыне пришло в голову, что она давно ничего с собой не делала и ее неотразимость принимает застойные формы. Мадемуазель Склеповой это не понравилось.
«Гробынюшка давно уже над собой не измывалась! Для симпатичной девочки ее лет это даже опасно. Река жизни свернула в тупиковое русло и норовит слиться с болотом!» – сказала она сама о себе и приступила к действиям.
Решительно раздарив все свои платья (а те, с которыми у нее были связаны неприятные воспоминания, она просто-напросто изрезала ножницами), Склепова потребовала у Шейха Спири оплатить ее покупки по Лысегорскому каталогу. Сумма вышла такой круглой, что даже у привычного к расходам Шейха глаза полезли на лоб. Впрочем, как потом оказалось, одна из ведьмочек-кассирш ничтоже сумняшеся приписала к окончательному счету пару ноликов. Лысегорские пройдохи давно уже перелицевали пословицу «Кашу маслом не испортишь» в пословицу «Нолик счета не испортит».
«А ты как хотел, Спиря? Дорогая девушка стоит дорого, даже если тебе ничего не светит! К тому же кто знает, возможно, лет через десять мое сердце и растает, если ты перестанешь быть скрягой!» – заявила Гробыня страждущему Шейху.
Одновременно не без помощи Великой Зуби, которую просила об этом Ритка Шито-Крыто, на волосы Гробыни было наложено легендарное заклинание семи пятниц. Суть этого заклинания, впервые открытого придворным алхимиком семейства Борджиа, заключалась в том, что прическа Склеповой, длина и цвет ее волос непредсказуемо менялись каждую пятницу независимо от воли и желания самой хозяйки. Вставая в пятницу утром с постели, Гробыня сразу кидалась к зеркалу, после чего Таня обычно просыпалась от ее вопля – восхищенного или не очень.
Заметив заглянувшего в комнату Валялкина, Гробыня с любопытством прищурилась на него.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».