Таня Гроттер и Исчезающий Этаж, стр. 11

– Лапундриатис пипус свинис преобратимус!

После этого Таня повернулась и спокойно пошла к себе. Как она и ожидала, встревоженная Пипа рысью кинулась следом. Она была ужасно мнительная – ну просто вылитый дядя Герман.

– Погоди! Что ты только что сказала? – забормотала она.

– Что я сказала? – не поняла Таня.

– Ну это… пипус свинис… лапун… чего-то там…

Таня повернулась и, прищурившись, посмотрела на Пипу.

– А, вот ты о чем! Это замедленное заклинание превращения! – многозначительно пояснила она.

– В кого превращения? И почему замедленное?

– Потому что действует не сразу! Да и вообще заклинаньице пустяковое, не загружайся.

– Пустяковое? – недоверчиво переспросила Пипа.

– Угу. Просто если сегодня вечером у меня будут неприятности или вообще ты вякнешь что-нибудь лишнее, у тебя вырастут свиные уши, а на лице появится щетина! Будешь ходить в школу в противогазе… Эй, Пипенция, что с тобой?

Пипа задрожала. Она отлично помнила, как на руке у главной ее подхалимки Ленки Мумриковой выросла шерсть, когда они пытались залить клеем самоучитель волшебства.

Недаром Пипа была дочкой депутата. Она мигом все просчитала, и в глазах у нее появился ужас.

– А если у тебя не будет неприятностей? – быстро спросила она. – Если не будет?

– Хм… Тогда, возможно, заклинание и не сработает, – сказала Таня, изучающе глядя на Пипу.

Она уже поняла, что победила. Наспех сочиненное бессмысленное заклинание достигло своей цели. Откуда Пипе знать, что замедленное волшебство проходят только на третий или четвертый год обучения? Все-таки лопухоиды есть лопухоиды. Верят же они всяким гадалкам, печатающим свои объявления в газетах!

Таня так никогда и не узнала, что именно придумала Пипа и как она объяснила родителям разгром в квартире, но неприятностей у нее не было никаких. Скорее всего, Пипа просто оговорила кого-то из своих подруг, потому что о привидениях она тоже предусмотрительно не заикнулась. Единственное, что предприняли Дурневы, – это вызвали бригаду штукатуров, чтобы срочно привести потолки в порядок.

Дядя Герман то и дело довольно хмыкал и вообще был мягче, чем обычно. Через неделю к нему должны были приехать с телевидения, чтобы снять самого доброго депутата в кругу семьи. Дурнев уже заранее готовился: отрабатывал перед зеркалом ласковую улыбку и, думая, что никто не слышит, репетировал в туалете торжественные речи. Таня отчетливо различала, как он повторяет, спуская воду: «Герман Никитич Дурнев… А это моя семья! Добро пожаловать в наш гостеприимный дом!»

Тане же Дурнев сказал:

– У нас в гостях будет сам Николай Шмыгликов, ведущий «Семейных встреч»! Учти это, потому что ты тоже будешь присутствовать на съемках! Я уже предупредил телевизионщиков, что взял в семью дурно воспитанную сироту. Они тобой заинтересовались. Постарайся показать себя не с самой плохой стороны. А чтобы ты не слишком много болтала, будешь держать на руках таксу.

– Да хоть кроли… крокодила, – поправилась Таня, заметив, как сразу побагровел дядя Герман.

К дурневским наставлениям Таня особенно не прислушивалась, потому что была уверена, что через неделю ее уже здесь не будет. Сегодня она отправит письмо, а завтра или послезавтра Сарданапал разрешит ей вернуться в Тибидохс. Да и как может быть иначе?

Вечером, когда Дурневы улеглись спать, Таня осторожно зажгла лампу и села сочинять письмо академику.

«Нельзя его особенно волновать, – подумала она, с треском вырывая из тетради двойной листок. – Начну как бы между прочим…»

Таня поставила точку и приложила к письму свое кольцо. Она не раз видела, как взрослые маги так подписывались. Перстень Феофила Гроттера довольно хмыкнул и с явным наслаждением сделал красивый оттиск. Ему не потребовалось для этого даже подушечки с чернилами.

Вызвав особым свистом купидончика, Таня вручила ему конверт. Купидончик ссыпал в почтальонскую сумку полпачки печенья «Алфавит» и отчалил, торопливо хлопая крылышками и проваливаясь в воздушные ямы.

Таня рухнула на диван. Обожженная ладонь болела, а перед глазами прыгали искорки суетливых воспоминаний. Контрабас… смычок… фигура в оранжевом плаще… ножи в спине у Поручика… фиолетовые прыщи любимой сестренки… уф… спятить можно.

«Но скоро все это кончится!» – подумала она. Быть не может, чтобы после такого письма Сарданапал не разрешил ей вернуться в Тибидохс. А раз так – прощайте, Дурневы! Здравствуй, высшая школа волшебства!

Глава 4

Тридцать четыре пожарных

Проснуться ночью иногда приятно. Полежать, посмотреть в потолок, подумать о чем-нибудь. Или даже посидеть на кухне и выпить тайком чашку какао. Но за одним исключением – если просыпаешься не от жуткого вопля тети Нинели, как это случилось под утро с Таней.

Таня рывком села на диване, спросонья не понимая, кто вопит и почему. Потом вскочила и кинулась в спальню к тете Нинели. Тетя Нинель, с головой накрытая Черными Шторами, в ужасе визжала и барахталась. Дядя Герман бестолковым козликом прыгал рядом, не зная, с какой стороны подступиться и вообще смутно представляя себе, что происходит. Не прошло и минуты, а тетя Нинель уже походила на кокон редкой бабочки.

– Герман! Сделай что-нибудь! Разрежь их, я задыхаюсь! Скорее! – кричала тетя Нинель.

Окончательно растерявшийся депутат стал сдирать со стены острый ятаган, который ему подарили на приеме в посольстве Турции. Руки у него даже не дрожали, а ходили ходуном. Таня поняла, что еще секунда – и вместо одной сварливой тетки у нее появится целых две. Шторы в ожидании этого язвительно похихикивали.

– ГЕРМАН!!! Разрезай! – снова завопила тетя Нинель, черным коконом катаясь по кровати. Кажется, она не представляла, что ей угрожает. Она боялась штор, а надо было опасаться дяди Германа.

Самый добрый депутат вытаращил глаза и с безумным видом занес ятаган. Нужно было срочно вмешаться.

– Дрыгус-брыгус! – вполголоса пробормотала Таня, незаметно выпуская зеленую искру.

Это простенькое, часто применяемое заклинание отлично срабатывало как против привидений, так и против несложных биовампиров вроде штор. Недаром Медузия обучала ему на первом же занятии по нежитеведению. Шторы мгновенно обмякли, и тетя Нинель смогла выбраться.

– Уф! Я снова могу дышать! – обрадовалась она, но внезапно завизжала, увидев над собой дядю Германа с занесенным ятаганом и зажмуренными глазами.

Дурнев был бледен и решителен. Правда, его колотила такая дрожь, что блестящее лезвие прыгало у него в руках, представляя явную опасность как для самого дяди Германа, так и для окружающих.

Следующие пять минут ушли на то, чтобы обезоружить самого доброго депутата и убрать ятаган в ножны.

– Что это было? А, понятно… Я плохо повесила шторы. Они упали с карниза, я запуталась в них и едва не задохнулась… Но только как они могли так далеко отлететь от окна? – простонала тетя Нинель, выдвигая ящичек с лекарствами.