Разоблачение, стр. 38

– Сейчас у тех, кто не занят добычей хлеба насущного, тяжелые времена, – ответил Блез, улыбаясь.

– Тише, вы оба! – шикнула на них женщина. – Я только что уложила его спать. Только попробуйте разбудить! – Она позволила Блезу поцеловать ее в щеку. Когда их лица оказались рядом, у меня не осталось сомнений в их близком родстве.

– Моя сестра, Элинор, – пояснил Блез, счастливо улыбаясь женщине. – И ее муж Горден. Это, – он кивнул на меня, – наш новый товарищ, пришел к нам месяц назад. Пусть он сам представится.

– Сейонн, – произнес я.

Одноногий человек кивнул, чтобы я шел в дом за его женой. В домике было чисто и уютно, хотя и тесновато для трех мужчин и высокой женщины. На маленьком сосновом столике стояли две деревянные миски и две кружки, которых тут же стало четыре. У стены выстроились три прочных стула. В открытом шкафу со множеством полок виднелись мешочки с мукой и солью, травы, тарелка с маслом и прочие вещи, которые часто бывают в таких небогатых кухнях. Деревянный пол покрывала чистая солома. Кровать в углу была застлана покрывалом, связанным из голубой шерсти. Над огнем кипел котелок с вечерней похлебкой.

– Отужинаете с нами? – спросила Элинор, накрывая на стол одной рукой, пока Горден наливал молоко в кувшин. – Вы оба выглядите усталыми. Мой братец мастер создавать трудности, правда?

– Никогда не видел никого похожего на него, – подтвердил я, забирая у нее тарелку с маслом и ставя ее на стол.

Блез пододвинул к столу стулья и бочку для четвертого, потом взял с полки нож и нарезал хлеб, положив по ломтю в каждую миску. Его сестра сняла с полки синюю мисочку, в которой было ложки две сахара, и поставила ее на почетное место в центре стола.

– Сейчас Горден вынесет молоко на холод, и мы сядем за стол. Попробую положить этого господина хоть ненадолго. Он обожает быть на руках. – Она отогнула край одеяла так, чтобы я мог увидеть содержимое свертка. – Сейонн, познакомься с Эваном-диарфом.

Видение ожило. То видение, которое являлось ко мне в безумии и отчаянии на башне Кол-Диата. Теперь оно обрело теплую розовую плоть, прямые черные волоски и длинные темные ресницы, тень от которых всегда лишает блеска эззарианские глаза. Я коснулся круглой щеки дрожащим пальцем, младенец зашевелился, вздохнул и уткнулся носом в длинную шею Элинор, так и не открыв глаза Я знал его, как человек знает свои руки и ноги, как он знает взошедшее солнце или звезды Эззарии. Это был мой сын.

ГЛАВА 15

Я покосился на Блеза, но он сосредоточенно раскладывал хлеб. Конечно, он знал, что я пойму. Кто был бы так слеп, чтобы не узнать своего ребенка? Значит, молодой мятежник привел меня сюда специально, и он не боится последствий. Как можно быть таким глупцом?

Элинор положила младенца в корзину у очага Бережно. Ласково. Я присел на корточки рядом с ней и увидел, как она накрыла одеялом его крошечное тельце, потом легко провела рукой по тонким волоскам.

– Его имя означает «сын пламени», – пояснила она. – Правда, он милый?

Я кивнул, не в силах ответить. Краем уха я слышал звук демонической музыки. Если бы его глаза были раскрыты, я увидел бы заливающее зрачки синее сияние.

– Один из подкидышей Блеза, из самой Эззарии. Он рассказывал тебе о них'?

– Я слышал. – Я волновался, как ученик-Смотритель перед первым испытанием. – Расскажи мне что он делает? Я ничего не знаю о младенцах.

Элинор засмеялась и встала, упершись руками в бока.

– Пьет молоко со всеми вытекающими последствиями. Спит, кричит, смеется и шумно требует внимания к себе, хочет, чтобы его каждую минуту брали на руки. Но он такой славный, что я думаю, мы перестанем носить его на руках только тогда, когда он станет слишком тяжелым.

– У вас нет других детей…

– Других нет. Я бесплодна, так уж получилось. – Она лучезарно улыбнулась входящему в дверь человеку-медведю. – Горден никогда не жаловался, никогда ничего не говорил, не ругал и не прогонял меня. Этот малыш – настоящий подарок небес. Мы счастливы, что он с нами.

Горден уселся на стул, отставил в сторону костыль и принялся расспрашивать Блеза о последних вылазках. Блез невнятно пересказал дневные события и быстро перешел к новостям Империи и предыдущим набегам. Элинор предложила мне сесть рядом с ее мужем, сама она разложила сварившуюся кашу по мискам и тоже подсела к столу, вступив в беседу. По ее словам я догадался, что она тоже когда-то была членом отряда, до того как в их семье появился Эван. Я машинально глотал кашу, мучительно соображая, что же теперь делать. Пока я слушал разговоры этих троих, освещенных золотистым светом очага, глядел на их вдохновенные лица, ответ пришел сам собой, и, кажется, Блез заранее знал, к какому решению я приду.

Какой манганарец станет жить с бесплодной женой, когда жрецы толкуют ему, что количество сыновей определяет его место в загробном мире, а дочери принесут ему там уважение и богатство? Какая женщина примет ребенка, отвергнутого целым народом из-за страха перед ним? Я с ледяным любопытством прислушался к едва заметному биению жизни в пустоте на месте моего сердца. Разве я смогу дать своему сыну больше, чем дадут эти двое?

Мы засиделись допоздна. Блез с Горденом пили летний эль, злословили по поводу дерзийских дворян и сузейнийских купцов и решали, какие запасы необходимо сделать на зиму отряду мятежников. Горден, как я понял, потерял ногу в одном из набегов, он не жаловался и ничем не выдавал своих чувств, но было ясно, что он очень страдает от невозможности принимать участие в жизни отряда. Я помог Элинор убрать со стола, поглядывая на младенца. Мне хотелось, чтобы он проснулся, прежде чем я уйду. Но он спал.

Тем лучше, решил я, кланяясь Элинор и Гордену, пока Блез целовал их обоих на прощание. Если бы я увидел его по-настоящему, все стало бы еще сложнее. Пока я ждал Блеза, я успел создать несколько заклинаний вокруг домика. Для поддержания чистоты воды. Для защиты от простуд. Еще одно, чтобы предупреждать хозяев о появлении кого бы то ни было. Для повышения плодовитости коз и плодородия полей. Это все, что я мог сделать.

– Ты доволен? – спросил Блез, когда огни домика исчезли за деревьями. Прохладный ночной воздух развевал мне волосы.

– Спасибо тебе.

– Ты дважды спас мою жизнь и жизни многих других за один день. Ты облегчил страдания мальчика, дав ему утешение и надежду. Это только справедливо, чтобы я сделал то же.

– Ты сильно рисковал. – Горечь и боль пожирали останки моей души. – В конце концов, я же неистовый боец. И твоя сестра, и ее муж тоже сильно рискуют, оставляя ребенка у себя. Ты должен это знать. Он одержим рей-киррахом, демоном. Он всего лишь дитя, но…

О Вердон милосердный! Я не хотел думать о будущем. Нужно рассказать Блезу, как найти Ловца для ребенка, когда он немного подрастет. Нужно многое рассказать молодому бунтарю, прежде чем мы расстанемся. Мне нет смысла оставаться дольше, я устал от лжи. Единственной проблемой было – куда идти. Не к Александру. Принц не поверит, что я действовал на пользу ему, только не после сегодняшнего дня. И не в Эззарию. Мой ребенок, прекрасный, милый, лишь расширил пропасть между мной и моим народом, лишний раз упрекнув нас в нехватке знаний.

– Значит, ты не понял. Твои глаза видят так много недоступного глазам других, я не думал, что тебе понадобится так много времени, чтобы догадаться.

– Догадаться о чем? – Я был занят, жалея себя, и решил, что пропустил какую-то часть разговора.

Блез остановился посреди луга, полная луна ярко освещала его усталое худое лицо.

– Посмотри на меня, – вздохнул он, указывая на свои глаза. – Проведи рукой перед лицом, сделай то, что ты делаешь, а потом смотри. Скажешь мне, что ты видишь.

Чувствуя, как холод расходится по позвоночнику, я сделал, как он просил, и уставился в его глаза. Я делал это тогда, в пивной, и еще три раза после, пытаясь увидеть то, что делало его таким, каким он был. Я снова увидел простого хорошего человека. Никакого высокомерия Никакого притворства. В его душе царили мир и покой. Я в очередной раз почувствовал легкое головокружение и увидел призрачные картины, наложенные одна на другую. Я думал, что эти лица и пейзажи, проходящие перед моим мысленным взором, пока я рассматриваю Блеза, являются моими воспоминаниями, отраженными в глазах Блеза. Но на этот раз я понял, что эти образы принадлежат ему, а не мне. Крепость Набоззи, в которую он проник, чтобы открыть ворота. Улицы Вайяполиса, над которыми он летел, уводя отряд от дерзийцев. Вид на Макайскую теснину с огромной высоты. Я сам, изумленно застывший после явившегося мне чуда превращения. Тысячи цветов. Тысячи форм. И ничего, что объясняло бы его требование посмотреть ему в глаза. Он был обычным собранием воспоминаний, каким бывает всякий человек.