Превращение, стр. 79

— Благодарю, мой господин. Со мной все в порядке. — Я постарался как можно четче произнести эти слова, чтобы он поверил мне. — А как вы?

— Мы с моим зверем по-прежнему делим одно тело на двоих, — ответил он, опираясь спиной на древесный ствол и отхлебывая из фляги вино. — Я борюсь, с переменным успехом, но рано или поздно зверь прикончит меня. Мой ликай никогда не говорил, как сражаются с такими сущностями.

— Мы найдем…

— Нет. Не надо больше. Катрин объяснила мне, что ты едва ли сможешь помочь, ты не сумеешь сразиться с этим демоном, пока не заставишь свою магию работать.

— У нее не было права говорить это.

— У нее было право, так же как и у меня было право слушать.

— Мой господин…

— Послушай меня, Сейонн. Не перебивай. — Он подался вперед, в его движении было столько силы, что он заставил бы замолчать кого угодно. — Я хочу, чтобы ты дал мне слово… слово эззарианского Смотрителя, что ты не позволишь мне разрушить Империю. Со всем хорошим, что в ней есть. Я знаю, что ты не видел этого, но Империя позволила тысячам людям жить в мире. Тысячи других при этом погибли. Но у нас есть честь и традиции, которые достойны сохранения, они будут полезны. Если б Дмитрий был жив, он рассказал бы тебе, как пытался объяснить это мне последние пятнадцать лет. Я не могу и не хочу допустить ее разрушения. Если меня схватят эти демоны или я обращусь в зверя и не вернусь, убей меня. А когда ты победишь и выгонишь демонов из королевства, расскажи все моему отцу.

— Мой господин…

— Поклянись, Сейонн. Поклянись, что я умру от руки воина, а не стану диким зверем и не останусь им. — Я заметил, как он сдерживает готового вырваться наружу шенгара. Невозможно было представить, сколько сил стоит ему подобное сопротивление.

— Да, господин.

Наверное, источник, из которого мы пили, был святым. Или один из удачных ударов стражников поставил все на свои места. Или помогло то, что теперь мы оба знали одну боль и одно отчаяние, но я вдруг ясно осознал то, что только ощущал все это время. И нашел слова, выражающие мои мысли:

— Если бы мы могли сочетать вашу волю и мою силу, ни один демон не устоял бы перед нами. — Я бросился на траву, чувствуя, как слипаются веки и заплетается язык. — К несчастью, единственный путь для вас оказаться в том месте — позволить демону Каставана перейти в вас.

Сон тяжело навалился на меня, превратив в ночь сияющее утро. Когда я уже почти совсем растворился в забвении, почувствовал, как принц закутывает меня в плащ и шепчет мне на ухо:

— Я был бы счастлив сражаться вместе с тобой, Сейонн.

Пробудился я уже после полудня. Рядом со мной в траве лежали сломанные стальные браслеты.

Глава 32

— Как вы позволили ему уйти? — напустился я на Катрин и Хоффида, очнувшись от целебного сна. — Вы понимаете, что он задумал? Этот упрямец, этот глупец собирается отдать себя келидцам. — Я был вне себя от ярости, беспомощности и горя.

— Он прав. Ты не мог ехать дальше в таком состоянии, — ответила Катрин, даже не делая попыток оправдаться. Это она заставила меня спать целый день, чтобы залечить мои раны. — А если бы мы позволили тебе ехать за ним, ты был бы не в состоянии сражаться. Твоя жизнь важнее, чем его. И я не собираюсь обсуждать это.

— Александр ценнее нас всех, вместе взятых. Он изменит мир. Неужели никто, кроме меня, не видит этого?

Александр встретился с Катрин и Хоффидом на перекрестке, где они ждали его возвращения. Он вернулся один, но сказал им, что я жив, хотя и ранен, и что меня найдут возле ручья. Потом он велел Хоффиду снять с моих рук железные браслеты.

— Он просил передать, что в последний раз это было особенно долго, — сказал Хоффид, когда моя злость на друзей прошла и я успокоился. — Еще он сказал, что во всем виновата его проклятая гордость. Но он хочет, чтобы ты знал, ты волен поступать так, как сочтешь нужным, еще он просит, чтобы ты помнил о данной клятве. — Хоффид нахмурил брови и нерешительно потер руки. — Он велел передать тебе еще одно. Сказал, что Вейни, я решил — это чье-то имя, — обычно вывозил своих рабов в пустыню, где он со своими друзьями охотился на них ради развлечения, — Хоффид положил руку мне на плечо:

— Он ведь не угрожал тебе, нет? Он не стал бы так делать?

— Нет, это не угроза — это был дар.

Александр прекрасно понимал, что мы не сможем догнать его. Муса был лучшим скакуном в Империи. Но раз уж мы выехали, я не собирался медлить. Я скакал вперед как сумасшедший, останавливаясь, только чтобы дать благородным животным отдохнуть.

Если Александр проиграет, мир изменится. Была еще одна вещь, которой принц не хотел понимать: если демоны захватят его, он уже не сможет сражаться рядом со мной. Его душа станет для меня полем битвы, а все его силы, устремления и возможности будут использованы демонами для сотворения моего врага. Демоны будут знать обо мне все, что я рассказывал Александру, включая мое имя. Я проклинал свой глупый язык, который в минуты слабости столько рассказал Александру. Я боялся, что он задумает убить нас обоих… и еще тысячи других людей, после того как демоны получат то, о чем мечтают.

Парнифор. Не самое подходящее место для решения судьбы мира. Город располагался на окраине Империи, в течение тысячелетий он переживал многочисленные периоды упадка, вторжения дикарей и «цивилизованных» завоевателей. Здесь напротив ряда вештарских мазанок, лишенных окон, можно было увидеть высокие, узкие деревянные постройки кувайцев с расписными дверями и ставнями. На руинах каменных построек, таких древних, что никто не знал имени народа, их оставившего, дерзийцы возводили свои дворцы с внутренними двориками, галереями, арками, по которым гулял ветер пустыни, охлаждая нагретые камни. Население города было так же разнообразно, как и архитектура. У статной темнокожей тридянки могли вдруг оказаться круглые голубые глаза и кудрявые манганарские волосы. Белокурый базраниец красил бороду и носил полосатый халат сузейнийца. Нужно сказать, что город был не очень большой, однако прекрасно укрепленный. Долина перед ним была иссечена множеством речушек и ручейков, поэтому сам город представлял собой настоящий зеленый оазис среди бесконечной желтой травы и черных скал Киб Раш, Зубастых гор, уходящих на север.

Я глядел на ворота Парнифора, сидя на корточках за полуразрушенным бастионом, на вершине холма. Мы ждали заката, не смея войти в город открыто, среди бела дня. Там могли быть наблюдатели… ожидающие нас. Наверное, сейчас Каставан уже знает о нас все. Будь ты проклят, Александр. Почему ты не поверил мне? Я бы нашел для тебя укрытие. Я ведь обещал тебе… Это был двадцать первый день путешествия…

Послеполуденное солнце припекало. Катрин и Хоффид спали в короткой тени бастиона. Я сидел, привалившись спиной к каменной стене, и не мог уснуть, хотя мы проскакали всю ночь, чувствуя близость ожидающего нас города. Неподалеку стервятники кружились над какой-то падалью. Вот орел-бородач с клекотом упал в траву и снова взмыл, держа в клюве неосторожную мышь.

Прохладный ветерок колыхал траву, смягчая зной. Я хотел бы поспать. Вместо этого сидел, уставясь на свои руки и оголенные, покрытые шрамами запястья. Я был свободен, моя мелидда была со мной, но из четырех человек, чья судьба волновала меня больше всего, один был мертв, а оставшиеся трое погибнут, если нам с Катрин повезет, убитые этими самыми руками. Долгие годы боли и страданий проплыли в моей памяти, и у меня вырвался крик, от которого сидевшие в траве птицы взмыли в поднебесье, а мои товарищи проснулись, не понимая, что произошло.

— Просто привиделся кошмар, — ответил я.

Мое внимание привлекла темная тень, появившаяся из-за соседнего холма и направившаяся ко мне. Лошадь. Темная, красивая, быстрая. Отличная лошадь… без всадника. Я поднялся и начал спускаться с холма. Лошадь остановилась. Я поцокал, как Александр, и нервное животное замерло.