Ключ от королевства, стр. 25
Глава 14
Маги в дороге
Наутро караван двинулся в путь – мимо опасного леса, в глуши которого гнездились чудовища.
Люди притихли. Королевские музыканты не бренчали струнами, не переговаривались стражники и повара. Комендант и канцлер ехали по разные стороны кареты. Шторки на окнах их высочеств были наглухо задернуты.
Два раза караван пересекал узкие трещины, через которые не мог бы перепрыгнуть ни конь (не считая Фиалка, разумеется), ни человек. Я впервые увидела, как строят воздушные замки, вернее, воздушные мосты: это были совсем настоящие, прочные горбатенькие мосты из гладких бревен, они возникали из ниоткуда по велению посоха Оберона и таяли в воздухе, как только последняя повозка перекатывалась на противоположный край расщелины. Казалось, король колдует легко, будто играет, – но я была уверена почему-то, что эти мосты стоят Оберону немалых сил.
Чутье?
Король верхом на Фиалке двигался вокруг каравана, то уходя вперед, то отставая, то держась сбоку. Я ехала во главе колонны между Лансом и Гарольдом, и у нас не было времени на то, чтобы словом перекинуться. Каждую секунду над караваном мог взвиться черный разведчик, и судьба Королевства зависела только от нашей меткости.
Первого разведчика увидел Гарольд, но сбить не смог – промахнулся. Я видела, как луч, пущенный моим наставником, проскользнул под уродливыми растопыренными корнями, едва не задев их. Ланс, как в замедленной съемке, еще только поворачивал голову; ни о чем не успев подумать, я сжала посох мокрыми ладонями и распилила летящего сосуна пополам – как пилят дерево циркулярной пилой.
Запахло стружкой. Разведчик развалился на две половинки и рухнул в стороне от каравана. Сзади кто-то закричал «ура», кто-то зааплодировал, но я ничего не почувствовала, кроме раздражения: не время шуметь! Не время радоваться! Их тут могут быть сотни!
Второго разведчика сбил Ланс, едва шевельнув плечом.
Потом очень долго ничего не было. Постоянное напряжение сводило с ума, дорога не менялась, черный лес все так же тянулся по правую руку, и все такой же серой оставалась пустошь. Мне хотелось, чтобы хоть что-нибудь произошло, – я была будто пружина, которую все растягивают и растягивают, а спустить забывают…
А потом разведчики взлетели сразу втроем. На такой случай у нас был договор – я сбиваю того, что в центре, Ланс левого, Гарольд правого. Но эти черные постоянно менялись местами! В которого мне бить?!
Едва не случилось несчастье: мы с Гарольдом выбрали одну цель. Ланс тут же подрезал другого, но третий – третий поднялся выше, расправил ветки, мне показалось, что я уже слышу скрежещущий крик…
И тут Ланс выпустил в него не просто луч – струю огня. Огонь охватил сосуна полностью; разламываясь в воздухе, он полетел вниз и, упав, сделался кучей черной пыли.
Мы молчали. Это было самое страшное ожидание в моей жизни: мне мерещились стаи чудовищ, взмывающие над лесом. Вдруг они услышали?!
Ничего не происходило. Гарольд выдохнул сквозь стиснутые зубы.
– Обошлось, – сказал Ланс.
И больше ничего не говорил на протяжении многих часов.
Черный лес заметно поредел. Изменился воздух – стал более влажным, сделалось легче дышать. Проскакал мимо Оберон, вылетел наперед; провел посохом, улавливая опасность. Обернулся к нам:
– Сворачиваем налево! К реке!
И поскакал впереди, указывая путь.
Это было еще одно жуткое и красивое место. Река, протекавшая в белом каменном ложе, походила на рыцаря в игольчатой броне: берега были покрыты огромными кристаллами льда, ледяные шипы торчали со дна, будто зубы Фиалка. Кое-где над водой нависали ледяные линзы, такие совершенные по форме, будто их специально вытачивали на оптическом заводе. И они действовали, эти линзы, еще как: по реке как раз плыл труп какого-то мелкого зверька, и, когда он проплывал под линзой, я увидела каждую шерстинку, каждый мокрый усик, каждый пупырышек на вываленном черном языке…
Мне сделалось противно. К счастью, повара не брали воду прямо из реки: они ломали, как хворост, гигантские сосульки и растапливали в котлах.
Странно: несмотря на ледяную реку, здесь вовсе не было холодно. Над водой постоянно клубился редкий туман. Интересно было бы прогуляться вдоль берега; впрочем, я так устала от охоты на разведчиков, что ни о каких прогулках и речи идти не могло.
– Лена!
Я обернулась. Принцесса, похожая на Мальвину (а я теперь точно знала, что это Эльвира), сидела на складном кресле перед расколотой ледяной линзой, улыбалась и манила меня пальцем.
– Чего?
Наверное, надо было сказать «слушаю, ваше высочество» или что-то в этом роде – но у меня язык не повернулся. Да кто она такая, принцесса-невеста? Груз, вещь, традиция, которую терпят для приличия и возят в карете с плотно задернутыми занавесками? Нехорошо, конечно, так думать о человеке, которого к тому же плохо знаешь, – но разве я обещала быть все время хорошей?
– Лена… Вы здорово стреляете. Я видела.
Нет, не зря в школе учат басню про ворону и лисицу. А может, наоборот – зря. Потому что «все не впрок», и если тебе правильно льстят – ты начинаешь улыбаться.
– Как же вы видели? У вас ведь занавески…
– А я в седло пересела, ехала верхом и все видела. Издали, конечно, нелегко разобрать, кто именно сбил чудище. Но у вас луч зеленый, я знаю. По-моему, этот зеленый луч сосуны запомнят навсегда.
– Да ничего они не запомнят, – сказала я скромно. – Те, кто видели, дохлые валяются.
– Они возрождаются из спор, – возразила Эльвира. – Как грибы. Одной веточки бывает достаточно, чтобы выросло новое чудище. И память передают потомству… Правда, что у них за память? Они же простейшие из чудовищ. Растения, по сути.
– Э-э-э, – сказала я. Мне было неприятно осознать, что какая-то принцесса знает больше меня. Но, с другой стороны, она ведь в этом мире родилась, выросла, всю жизнь прожила…
– А откуда вы, простите, все это знаете?
– Из книг. – Эльвира грустно улыбнулась. – У меня целая библиотека… была. Ее всю заставили бросить. В странствиях лишний груз.
– Э-э-э, – снова пробормотала я, не зная, что еще сказать. Эльвира вовсе не походила на истеричку, какой я ее представляла. – А… на новом месте книг у вас не будет?
– Никто не знает, что будет у нас на новом месте, – сурово сказала Эльвира. – Никто не знает, будет ли у нас хотя бы крыша над головой… Давайте не будем говорить об этом, Лена. Король не любит, когда об этом говорят. А кого не любит король, тому нелегко живется в Королевстве, можете мне поверить.
Она говорила с такой горькой убежденностью, что у меня заныло под ложечкой.
– Мне кажется, – сказала я осторожно, – его величество справедлив…
– Да, – Эльвира кивнула, но ее улыбка была какой-то очень грустной. – Разумеется. Справедлив. Лена, его высочество сказал, у себя дома вы учитесь в школе?
Она не очень ловко меняла тему разговора.
– Ну да, в школе. – Я вспомнила, что в самом деле что-то такое говорила принцу. – А что?
– Расскажите, – жадно попросила Эльвира. – Мне так хотелось бы… побывать в настоящей школе. Хоть раз.
Я раскрыла рот, чтобы ее успокоить: ничего хорошего она не потеряла. Быть принцессой-невестой куда веселее, чем каждое утро вставать ни свет ни заря, влезать в дурацкую форму, брать тяжеленную сумку с пыльными скучными книжками и идти туда, где тебя будут шпынять, погонять, дразнить, а потом еще и орать на тебя из-за того, что ты перепутала «плюс» и «минус» или, к примеру, забыла дома спортивные штаны. Я уже открыла рот, чтобы все это сказать, но Эльвира смотрела на меня своими выпуклыми глазами, небесно-синими, восторженными, и я скрепя сердце подумала: зачем портить человеку праздник?
– Школа, – начала я, сперва краснея, а потом все больше и больше входя во вкус, – это такое огроменное здание. Каждый, кто имеет право туда ходить, называется учеником. И ему покупают на школьном базаре потрясающе красивую форму, чтобы все люди на улице видели: идет ученик. Утром мы рассаживаемся каждый за свой стол, приходит учитель, и тут… начинается такое!