Мой прекрасный лорд, стр. 36

– Не возражаешь, если я при-и-и-сяду, приятель? – нарушил его размышления гнусавый голос.

Лукас поднял глаза от стакана и увидел прямо перед собой улыбающегося Смайли Фиггенботтема.

– Фиггенботтем! – недоверчиво воскликнул Лукас. Он украдкой посмотрел на буфетчика, потом на своего сообщника и прошептал: – Какого дьявола ты болтаешься в Крэгмире в такое время?

– Ищу Лукаса Дэвина, – сказал крючконосый коротышка, издав довольный смешок. – Ты его не видел, с-с-случаем?

Он сбросил мокрый плащ и уселся напротив Лукаса, потирая руки.

– Я знал, что найду тебя здесь. Я побывал в тюрьме, и мне ска-а-зали, что ты уже далеко, в другой стране. Но я-то лучше знаю.

– Как Робин?

– В порядке, – отмахнулся Смайли. – Не беспокойся о старике, он нас всех переживет.

Смайли жадно посмотрел на стоящий перед Лукасом стакан джина и облизал губы.

Лукас подал знак буфетчику, заказав еще два стакана. У Смайли все на лице написано.

– Ты посмотри-ка, – хихикнул коротышка, указывая на одежду Лукаса: пальто с многослойной накидкой, спадающей на спину. – Тю-тю-тю… Фасонная вещь, чтоб мне

п-п-пусто было. Что ты тут, черт по-о-по-обери, делаешь? Пасешь вдовствующую графиню Джермейн?

Лукас вспыхнул. Еще не хватало, чтобы Смайли узнал, откуда появилась его новая одежда. Буфетчик принес стаканы, небрежно расплескав горячительную жидкость по грубому столу. У Смайли был такой вид, будто он готов подлизать лужицу языком, но он терпеливо выждал, пока Лукас подвинул ему стакан.

– Не обращай внимания на мою одежду, старина. Это часть моего плана. В Лондоне все в порядке?

– Все путем, приятель. Шайка, так сказать, пока отсиживается в «Семи лунах», обдумывая предстоящее дельце. Затем п-п-лан переходит в активную стадию, как выражаются ученые люди, – хихикнул Смайли, подмигнув. – Все произойдет через пару недель. Мы на-а-падем на Фаллингейт и Джермейн-Хаус в одну ночь, как ты говорил. Ты ведь по-прежнему в деле, Лукас?

Тот молча смотрел в свой стакан. Смайли перегнулся через стол и схватил его за руку.

– Я сейчас в за-а-труднительном положении, парень, и это дело поможет мне свести концы с концами. Так ты с нами?

С ними ли он? Наступил момент, когда его прежняя жизнь схлестнулась с новой. Лукас настолько сжился с Фаллингейтом, что почти забыл, кто он на самом деле. Когда Кэролайн ночью коснулась его шрамов, она, сама того не понимая, напомнила ему о прошлом.

Лукас оттянул ворот пальто, ему вдруг стало трудно дышать. На лбу выступила испарина. Вытерев тыльной стороной лоб, он отхлебнул джина.

– Да, приятель, я в деле. – Он закашлялся, не сводя глаз со своего стакана. – Смайли, не знаешь ли ты какой-нибудь подходящий способ избавиться от женщины?

Коротышка покрутил головой, потом отрицательно покачал ею.

– Нет, чего нет, того нет. У меня в отличие от тебя, Дэвин, не было нужды отделываться от баб.

Лукас саркастически усмехнулся. У него хватало опыта, особенно после смерти Иззи. Но до сегодняшнего дня он не встретил ни одной достойной.

– Лучший способ, – задумчиво проговорил он, – заставить возненавидеть тебя. Тогда она сама оставит тебя в покое да еще будет думать, что это ее собственная идея. И подобный способ менее болезнен. А ты знаешь, Смайли, как заставить женщину тебя возненавидеть?

– Нет, дружище, – негромко ответил Смайли, глядя на него непонимающими глазами.

– Предать. – Лукас медленно сощурился, чувствуя благотворное действие джина. Он согревал его нутро. – Ты просто предаешь ее. Это всякий раз срабатывает.

Глава 16

На следующее утро Лукасу предстоял очередной урок с Амандой. На этот раз дикция и французский. Пока он пытался усвоить манеры, присущие джентльмену, доктор Кавендиш и Кэролайн обдумывали, когда лучше устроить его дебют. И оба пришли к выводу, что наиболее благоприятная компания для первого выхода Лукаса – это мисс Кинникотт и ее отец.

Ишмаэл Кинникотт – пожилой фермер, ближайший сосед Кэролайн, жил со своей дочерью на небольшой ферме в долине, на краю пустоши. Он не придавал особого значения светским манерам, как, впрочем, и количеству карет, принадлежавших тому или иному владельцу. Его дочь Эмили, двадцатидвухлетняя девушка, отличалась немногословием и приветливостью и умудрялась в каждом человеке видеть прежде всего хорошее.

Кэролайн приказала Генри послать кого-нибудь из близнецов на ферму к Кинникоттам с приглашением пожаловать на пикник в Билберри-коттедж. В этом домике жил управляющий Фаллингейтом мистер Доррис, который часто устраивал вечерние посиделки для рабочих рудников, принадлежащих Кэролайн.

В одиннадцатом часу постояльцы Фаллингейта отправились в Билберри-коттедж. Слуги ехали на повозке, а Кэролайн, Теодор, Аманда и Лукас верхом. Стоял чудесный осенний день, и солнце щедро согревало своими лучами землю.

Кэролайн казалась оживленной, как никогда. Томление, бывшее следствием экстаза прошлой ночи, переполняло ее, и ясный день прибавлял опьяняющей радости. Она надеялась, что никто не заметит следы от поцелуев Лукаса на ее щеках. Если даже кто-то догадается, что она больше не девушка, то она не станет смущаться. Напротив, она испытывала слишком сильное удовлетворение оттого, что наконец стала женщиной в полном смысле этого слова. И по этой причине ей даже не приходило в голову задуматься, почему Лукас избегает ее взгляда. Она полагала, что он считал их ночь любви чем-то само собой разумеющимся, как каждый мужчина на его месте.

Эмили и ее отец как раз входили во двор, когда прибыли гости из Фаллингейта. На Эмили были выгоревшее ситцевое платье и изящная белая шляпка. Ее отец, одетый по-рабочему, более неряшливо, чем обычно, выглядел постаревшим.

– Мисс Кинникотт! – окликнула Кэролайн и повернулась к Лукасу. – Не волнуйтесь, Лукас. Вы наверняка понравитесь Эмили.

Он отпустил поводья Гермеса с таким видом, словно ездил верхом всю свою жизнь, и лошадь, похрапывая, остановилась у деревянной изгороди, ограждающей длинный двор.

– Стоять, приятель, – приказал Лукас, похлопывая мерина по лоснящемуся боку.

– По-моему, вы уже приручили Гермеса, – сказала Кэролайн, сопровождая слова лучистой улыбкой. – Вы на самом деле уверены, что никогда прежде не занимались верховой ездой?

– Честно говоря, я уже ни в чем не уверен. – Он нежно, но чуточку насмешливо посмотрел на нее и, соскочив с лошади, передал поводья груму. – А если серьезно, то мне кажется, за эти дни я приручил не только Гермеса.

Кэролайн заморгала. Легкая дымка печали притушила блеск глаз. Как он относится к ней? Что хочет сказать? – думала она спускаясь с лошади с помощью грума.

– Спасибо, Дэви. Дорогая мисс Кинникотт! – Кэролайн поспешила к юной леди и звонко поцеловала ее в щеку. – Я так рада, что вы смогли приехать. Добрый день, мистер Кинникотт.

– Хм-м-м… – пробурчал фермер, рассматривая ее холодными выцветшими глазами. – У нас много работы на ферме. Я говорил Эмили, что это все пустое.

– Уверяю тебя, папа, ты получишь удовольствие, так же, как и я. Почему бы тебе не поговорить с доктором Кавендишем? Он только вернулся из Африки, ты знаешь.

– Пустая трата времени все эти заграничные путешествия, – пробормотал Ишмаэл Кинникотт, но все-таки направился к доктору.

– Отец будет рад поболтать с доктором Кавендишем. – Слабенький голосок Эмили заглушали смех и шутки рабочих и их домочадцев, которые веселились на поляне.

Билберри – так назывался прелестный двухэтажный коттедж, наполовину увитый диким виноградом и запоздало цветущими розами и с кустами вереска перед фасадом. За цветами любовно ухаживала миссис Доррис, добрая женщина, на долю которой в такие дни, как этот, выпадало немало хлопот. Она и сейчас суетилась на кухне, готовя угощение. Мистер Доррис был коренастый мужчина в поношенных ботинках и низко надвинутой на лоб шляпе, с резким взглядом и громким заразительным смехом.

Рудокопы, которые так и не смогли полностью стереть металлическую пыль, въевшуюся в их лица, выглядели совершенно счастливыми, отплясывая польку со своими женами, пока другие предавались более опасному занятию. Они устроили состязание, которое было распространено еще во времена средневековых рыцарских турниров. На двух столбах лежала перекладина, через нее перекинута веревка, на одном ее конце – мишень в виде соломенного чучела, а на другом – мешок с песком. Побеждал тот, кто с разгона верхом на лошади мог поразить копьем мишень. Если всадник промахивался, то получал удар мешком и зачастую падал с лошади под дружный смех болельщиков.