Душою и телом, стр. 40

– Я так соскучился по тебе, – шептал он, целуя ее губы. А в ее голове, словно молот, стучали слова Миранды: «Никому не доверяй. Не доверяй никому». Ей вспомнился ее жуткий ночной кошмар. Но Джесон прижимал ее к себе все крепче, целовал все более страстно… она забыла обо всем и окончательно потеряла голову.

– Ты снял, как он пожимает руку этой кикиморе в инвалидной коляске? – спросила Шейла Гарви, одного из операторов, когда они сели в машину.

– Мы засняли его пожимающим руки абсолютно всем, – ответил он, усмехаясь. – Этот парень удивительно здорово пожимает руки, поскольку его собственные и так постоянно трясутся.

– Что ты имеешь в виду, Гарв? – спросила сидевшая на первом сиденье Касси. Машину вел Фредди, другой оператор. А на заднем сиденье теснилась Шейла, Гарви и Кэл, звукорежиссер.

– То, что у нашего многоуважаемого сенатора сухое горло, – ответил Гарви, закрывая крышку камеры. – Я случайно заметил, как он втихаря лакает прямо из горла огромной бутылки.

– Я надеюсь, ты ничего не отпустил в его адрес? – спросила Касси, глядя, как автомобиль сенатора отъезжает от здания школы в Бруклине, где они только что отсняли Хааса.

– Нет, я лишь попросил у него глоток.

– Что-о?

– Да он же дурака валяет, Касси, – вмешалась Шейла, которая кокетничала с Гарви и всячески подчеркивала, что знает его как облупленного. – У Гарви весьма специфический юмор, который не всем понятен.

– Да как же тут обойтись без юмора, когда такое творится? – проворчал Гарви. – Приволокли какого-то старого пропойцу, заставляют нас его снимать, а обращаются с ним, словно он папа Римский. Черти что! Клянусь, на следующей же съемке возьму с собой камеру в сортир и запечатлею, как он там хлещет виски.

– Ты же сам прекрасно знаешь, Гарв, что не сделаешь этого, – вздохнула Шейла. – Зачем же пугать Касси? Не волнуйся, Касси, это он только на словах такой храбрый, а вообще-то он послушный.

– Но мнения своего я не имею, – ворчал Гарви. – Да я скорее за тещу свою пойду голосовать, чем за этого сукина сына.

Касси понимала, что переубеждать его бесполезно. Хаас действительно не вызывал к себе никакой симпатии. Они уже две недели снимали его как заведенные, а едва ли наберется хоть пять минут, которые нестыдно будет дать в эфир.

Прежде всего, отвращение вызывала физиономия сенатора – красная, одутловатая. На телеэкране она и вовсе будет как блин. А что он нес! И хотя помощники сенатора перед каждым его выступлением давали Касси текст его речи, слова Хааса, как правило, имели к написанному весьма отдаленное отношение. Но самое ужасное происходило тогда, когда ему начинали задавать вопросы.

– Не бросайте школу. Это самое лучшее, что вы можете сделать для себя, для ваших родителей и для всей Америки, – такими словами закончил сенатор свою сегодняшнюю пламенную речь.

– А почему нельзя бросать школу, мистер сенатор? – спросила его какая-то третьеклассница. – Вот моего брата, например, убили прямо в школе, и я теперь просто боюсь сюда ходить.

– Потому что это очень важно, – ответил Хаас уклончиво и посмотрел на часы.

Но тут поднялась учительница:

– Ребенок задал вам вопрос, сэр. И я думаю, он заслуживает более вразумительного ответа. В последнее время в государственных школах обстановка далеко не безопасная. Что вы предпримете в этом направлении, если вас переизберут?

– Мы разрабатываем сейчас различные законы, которые оградят детей от посягательств убийц и наркоманов. Мы делаем все возможное, чтобы приостановить коррупцию внутри школьной системы.. мы… э-э…

– Но что конкретно вы предлагаете? настаивала учительница. – Большую защищенность со стороны полиции? Охрану школы? Детекторы металла?

– Э-э… – замялся Хаас, оборачиваясь к своим помощникам. Аккуратно одетый красавчик Джеффри Меллон уверенной походкой отправился к сцене, на которой стоял сенатор.

– Я сотрудничаю с сенатором по подготовке самых разных законодательных актов, в том числе и касающихся тех проблем, о которых вы говорите, мэм. Наша конституция является, бесспорно, выдающимся государственным документом, но все же некоторые вопросы там просто не рассматриваются. Такие, как наркобизнес, половое воспитание школьников, несправедливость при получении работы и так далее – все эти вопросы являются ключевыми в программе сенатора. Они имеют чрезвычайное значение и в деле формирования подрастающего поколения. Сейчас, когда у нас в стране такой консервативный Верховный суд, нам совершенно необходимо голосовать за людей, подобных сенатору, которые были и остаются настоящими демократами и которые не побоятся и дальше выступать в защиту бедных и обездоленных.

Джеффри произнес свою блестящую, лишенную всякого смысла речь с поистине мальчишеским самодовольством. И Касси уже не в первый раз имела возможность убедиться в том, как ловко этот человек манипулирует сенатором. Помощники Хааса напоминали ей хорошо отлаженный двигатель, который позволяет функционировать старой колымаге – сенатору. Меллон же и не пытался скрывать свое отношение к сенатору, держался с ним грубо, почти по-хамски. Интересно, как далеко готова зайти эта команда, чтобы создать сенатору хорошую репутацию?

К концу собрания Касси почувствовала, что слова Меллона – несмотря на всю их содержательность – все же убедили присутствовавших там учителей, что им непременно следует голосовать в ноябре за Хааса.

– Ну, где еще будем снимать? – спросил Фредди, обгоняя на мосту Квинсборо автомобиль сенатора.

– Ленч в Демократическом Женском Обществе, – ответила Касси, доставая из сумочки компьютерную распечатку, которую каждое утро пересылала ей по факсу пресс-секретарь Хааса Рита Кирби.

– Ха! Этот м… Меллон остановил меня около школы, – возмущалась Шейла, – и предупредил, что там можно только записать звук, а снимать ничего нельзя. Видимо, там у них всем заправляет какая-то светская крокодилица, которая боится, что ее покажут по телевизору.

– Отлично, значит, мы с Фредди сможем отдохнуть от съемки этого супершоу про старого алкоголика, – обрадовался Гарви. – Такая перспектива не может меня не радовать.

– Ладно, вы можете ехать, – сказала Касси, когда Фредди припарковал машину на Парк-авеню. – Увидимся на студии часов в пять, посмотрим, что там вышло из того, что мы наснимали.

– Касси, я уже сейчас мог бы тебе сказать, что там получилось, но пощажу, пожалуй, твои очаровательные ушки, – ехидно засмеялся Гарви, помогая Касси, Шейле и Кэлу выгрузить из машины аппаратуру для звукозаписи.

На ленче, в окружении множества шикарно разодетых леди, сенатор чувствовал себя гораздо увереннее, нежели в школе. Неловкость испытывала, как успела заметить Касси, Шейла. Если Касси, одетая в шелковый бежевый костюм Миранды, вполне вписалась в эту толпу, то бедная Шейла в своих узких черных джинсах и водолазке резко выделялась среди элегантных светских дам.

– О, Господи, вазы для омовения рук! – хмыкнула Шейла, усаживаясь рядом с Касси за маленький, стоявший в углу огромной овальной гостиной столик, единственный, на котором красовалась табличка «Пресса».

Застекленные створчатые французские двери, соединявшие эту комнату со столовой и другой гостиной, были открыты, так чтобы все присутствовавшие могли видеть сенатора, сидевшего за главным столом, стоявшим у причудливого камина восемнадцатого века. Старинная французская мебель была сдвинута, восточные ковры лежали свернутыми. И только висевшие на стенах картины, многие из которых являлись малоизвестными работами знаменитых мастеров, были представлены на всеобщее обозрение. Просторная, шикарная комната все же уступала гостиным в доме Даринов, а гости, как две капли воды похожие на друзей Миранды, не произвели на Касси никакого впечатления.

– А что ты имеешь против ваз для полоскания рук? – спросила Касси, опуская пальцы в теплую с запахом лимона воду и наблюдая в то же время за гостями. Официанты в белых костюмах разносили конвертики из семги с икрой и муссом из креветок. – Да ведь они уже давно вышли из моды.