Цветы на нашем пепле, стр. 44

– Как ты хочешь назвать его?

Сейна помолчала, словно что-то застряло у нее в горле. Но пересилив себя, твердо произнесла:

– Лабастьер. Пусть это имя произносят вслух.

Ливьен и Рамбай коротко переглянулись.

– Моего сына зовут Лабастьер, – кивнула Ливьен и крепко сжала в руке холодную сухую ладонь Сейны. – Отныне мы с тобой – две матери одного сына.

А Рамбай добавил:

– Когда жрец племени ураний передает свое имя сыну, он добавляет к нему цифру – Вайла Третий, Вайла Четвертый… – (Ливьен вспомнила, что именно так – Вайла – звали девушку, которую Рамбай любил когда-то…) – Так пусть же нашего сына зовут Лабастьер Первый.

«Что ж, – подумала Ливьен, – это не лишено смысла. Правда, в Городе маака такой традиции нет. Но разве мы живем по законам Города?»

Думателя похоронили на рассвете. Молчали. Сейна стояла у края вырытой Рамбаем могилы с полными тоски, но сухими глазами. Не плакали и Ливьен, и Рамбай.

Но плакал Дент-Байан, сидя на краю ямы и свесив туда ноги. Безразличный ко всему, беспощадный, хладнокровный махаон. Зрелище это было нереальным, а потому – страшным.

Первый, точнее, теперь – Лабастьер Первый, подойдя к краю могилы и опустившись на колени, бросил вниз то, что Ливьен привыкла называть про себя «Перстнем Хелоу». Затем заговорил. Голос его был тих:

– Два подарка тебе, Учитель, от тех, чьи мысли ты освободил от плена небытия. Вот второй.

Никогда раньше Ливьен не слышала этих странных строк. Когда обряд погребения был завершен, Ливьен спросила сына (впервые она обращалась к нему с вопросом):

– То, что ты прочел – из поэзии махаонов? Я знаю «Книгу стабильности», но таких слов – не помню.

– Это из поэзии бескрылых, мама. Тот, кто это написал, жил за миллион лет до того, как погиб их мир. Его звали почти как бабочку – Федерико из семьи Лорка. Он жил мало, его убили другие бескрылые. За то, что по-своему он все же был крылат…

Именно в этот миг, внезапно, Ливьен с полной отчетливостью осознала, что НИКОГДА не научится понимать Лабастьера Первого в той мере, в какой матери хочется понимать сына. Он был ДРУГОЙ. Юный, но отягощенный мудростью веков.

А еще несколько минут спустя она получила тому новое подтверждение. Когда все собрались возле костра, Лабастьер Первый, появившийся на свет меньше месяца назад, поднялся и сказал:

– Сегодня вылетаем в Город. Я знаю, как избегнуть смерти, которой вы так страшитесь. Я знаю, как заставить слушаться нас. Мы будем править Городом, а затем и всем миром бабочек. Я знаю, как прекратить войны между видами, как сделать жизнь каждой бабочки изобильной, счастливой и насыщенной. Я знаю, как достичь других планет и как строить города под водой. Я знаю ВСЁ, отец, – он ладонью остановил Рамбая, который только приоткрыл рот, чтобы что-то сказать. – И вы поможете мне.

И никто не посмел ему перечить, даже строптивый Рамбай. Он лишь спросил:

– Если мы пойдем путем мертвых, не умрем ли мы сами?

– Нет, отец, – спокойно ответил Лабастьер Первый. – Мы не пойдем их путем. Мы лишь воспользуемся их знаниями. Мы другие, и у нас есть их пример.

«Другие? Разве бабочки не убивают друг друга? – подумала Ливьен, но тут же одернула себя: – Он ЗНАЕТ, что нужно делать дальше. А я – не знаю. Стоит ли предаваться сомнениям? Нет. Я должна просто поверить». Она взглянула на сына с восхищением и страхом. Лабастьер Первый. Чем не имя для императора?

Но поверят ли ему остальные? Она всмотрелась в лица спутников. Глаза их были устремлены на ее сына. Во взглядах Сейны и Дент-Байана читалось суеверное обожание. Во взгляде Рамбая – честолюбивая гордость.

Refren

Возрождение человечества в его первозданном виде было возможно.

В пятом столетии правления императора Лабастьера Первого произошло событие, которое заставило его призадуматься. В солнечную систему, а точнее – прямо к Земле, вернулся первый и единственный межзвездный корабль бескрылых.

Где провел он эти миллионы лет? Как случилось, что не все его бортовые системы вышли из строя? Или эти посланники древности двигались со сверхсветовой скоростью, и, в то время как на Земле минули миллионы лет, на борту звездолета прошел сравнительно небольшой срок? Никто, кроме его обитателей – двухсот находящихся в анабиозе особей – не мог бы дать ответ на эти вопросы.

Но биосистемы звездолета не вывели астронавтов из анабиоза, это можно было сделать, лишь вмешавшись извне…

ОН был по-своему любопытен. Любопытен, но нетороплив. И ОН в течение нескольких лет всерьез раздумывал над тем, не разбудить ли астронавтов…

А тем временем его прапраправнук, король колонии планеты Безмятежной Лабастьер Шестой со смертоносной миссией отправил на Землю своего двоюродного деда.

Книга вторая

Insecta Astralis

(Император)

1

Наан, воспитанница махаонского Храма Невест провинции Фоли, долго не могла уснуть этой ненастной ночью. Дождь колотил в овальный свод храма, и молнии, притянутые землеводным шестом непрерывно трещали на его серебряном шаровом наконечнике. Раньше она радовалась бы такой погоде. И не только потому, что гроза – это красиво и романтично… Дождь приносит урожай, а молнии – изобилие энергии, а значит, и развлечений.

Но теперь она вздрагивала от каждого щелчка. Со смешанным чувством почтения, заочной любви и болезненного страха представляла она себе встречу с Лабастьером Первым, точнее, с одним из его телесных воплощений. В этом сезоне избыток энергии в Храме означал для нее прежде всего то, что именно сюда в первую очередь может прибыть император для выбора жены. И Наан почему-то была уверена, что из четырехсот сорока четырех самок он обратит внимание прежде всего на нее.

Каков он – Внук Бога? Почему каждая из тысяч его жен говорит, что она – счастливейшая? Почему всякая из них бывала беременна от него, но никто не видел его взрослых детей? Почему, в конце концов, никто не спросил Наан, когда она только вылупилась из куколки, желает ли она воспитываться в Храме или же хочет познать жизнь простой городской самки?.. Каждый день ей пытаются внушить, что ее участь – неслыханное везение… Но не объясняют, почему.

Под аккомпанемент дробных ударов ливня о черепицу, ворочаясь во флуоновом гамаке и то так, то сяк пристраивая крылья, словно как раз они были причиной ее бессонницы, Наан вспоминала свой путь к Храму от кокона куколки и никак не могла обнаружить то, что сделало ее его обитательницей.