Цветы на нашем пепле, стр. 153

Нечленораздельно выругавшись, Лаан сплюнул на землю и виновато глянул на Лабастьера.

– Может быть, нам стоит сменить тон? – спросил тот.

– Да, мой король, – отозвался Байар. – Простите мне мою дерзость.

– Хорошо. Назовем ее смелостью. А смелость я уважаю. Скажи, неужели все эти бабочки не признают закон квадрата и не живут по этому закону?

– Многие из них, чтобы не вступать в конфликт с законом, создавали семейные квадраты. Но лишь формально. Живя под одной крышей, маака и махаоны никогда не делили ложе, да и хозяйство, как правило, вели раздельно, поделив дом на две половины. Это стало традицией нашего селения. Внешне все выглядело гладко, и я тоже хотел идти этим путем. Но Наан физически не переносила ложь и лицемерие. Неправа она была только в том, что делала ставку на силу. Мы чтим ее, но полагаемся прежде всего на вашу мудрость.

– Скажи честно, Байар, маака и махаоны у вас враждуют?

– Подобное случается. Но не чаще, чем в любом другом селении. И не чаще, чем маака враждуют с маака, а махаоны с махаонами.

Король покачал головой, а затем, глянув вверх, крикнул:

– Ракши!

– Да, Ваше Величество! – откликнулся тот.

– Лети к отряду и дай отбой тревоги.

– Есть, Ваше Величество, – крикнул тот и полетел к гвардейцам на окраину пустыря.

Лабастьер вновь посмотрел на Байара и, кивнув на Ракши, сказал:

– Когда он сядет, ты отпустишь всех по домам. Останешься только ты и две-три бабочки, наиболее компетентные в затронутом нами вопросе. По сути, мне все ясно, но истину будем искать вместе. И, боюсь, разговор предстоит долгий.

3

Пение птицы – бабочке радость.

Не потому, что песня взлетает

В высь неизбывную, в светлую благость.

Не потому, что музыка манит

В даль и дарует вечную младость.

А потому, что клюв птицы занят.

«Книга стабильности» махаон, т. X, песнь VII; «Трилистник» (избранное).

По команде Байара, передаваемой из уст в уста, а потому многократно повторенной и превратившейся в гул, бабочки взмыли в небо и разлетелись в разные стороны. На пустыре остались только Лабастьер, Лаан, Байар, еще один самец махаон и ослепительной красоты самка маака.

– Позвольте представить вам, – сказал Байар, – моих друзей и соратников Дент-Геллура и Сиэнию. Они – муж и жена.

– Вот как?! – вскричал Лаан. – Значит, все-таки в квадрате?!

– Нет, – покачал головой Байар. – Но у нас случаются и такие браки. Если влюбленные решают, что быть вместе для них важнее, чем продолжить род.

– Но это же противоестественно! – воскликнул Лаан.

Юная самка стрельнула в него лиловым взглядом из-под длиннющих ресниц и отчеканила:

– Болван!

– Оп-паньки! – округлил глаза Лаан.

– Не спеши с оценками, друг, – посоветовал ему Лабастьер, вспомнив недавние слова Мариэль. – Насколько я понимаю, удивиться нам предстоит еще не раз.

– Мой король, – вновь обратился к нему Байар. – Я не приглашаю вас в свое холостяцкое жилище, но, думаю, нам будет лучше отправиться в дом Геллура и Сиэнии. Не в чистом же поле решать государственные вопросы.

– Вас ждет радушный прием и вкусный ужин, – добавила самка. – Все давно готово.

– Похоже, вы были уверены, что король будет плясать под вашу дудку! – воскликнул Лаан, не скрывая неприязни и сверля Байара взглядом.

– Уверены мы не были, – холодно отозвался тот, – но очень надеялись на королевское здравомыслие и великодушие. – Он обернулся к Лабастьеру. – Полетели?

– Мой король! – возмутился Лаан. – Разрешите сказать вам два слова конфиденциально!

Ситуация назрела неловкая, но Байар легко разрешил ее:

– Летите вперед, в сторону вашего отряда, а мы вас догоним.

Когда друзья взлетели, король нахмурился:

– Что тебе приспичило, Лаан?

– Ваше Величество, – вполголоса заговорил Лаан. – Не нравится мне этот хитрый махаон, ой не нравится. Вы же – чересчур доверчивы! Нам не следует обсуждать дела на их территории, не следует отделяться от отряда, тем паче что наши самки остались в лесу…

– При горожанах об этом не упоминай, – отрезал Лабастьер. – Я понял тебя и частично согласен. – Он повис в воздухе, дожидаясь троицу местных жителей, а когда те подлетели, сказал им: – Мой друг Дент-Лаан отвечает за мою безопасность, и хотя лично мне это кажется лишним, я вынужден уступить ему. Он настаивает на том, чтобы наш отряд расположился там же, куда вы зовете нас.

Горожане переглянулись.

– Пусть так, – пожал плечам Байар. – Мы бы могли устроить всех ваших бойцов в домах, но если вы настаиваете, ваш отряд может разбить шатры вокруг дома Геллура…

Когда они вошли в дом, навстречу им, пища и хихикая, кинулись сразу три гусенички – две личинки махаон и одна маака.

– Как?! Дети от смешанного союза?! – воскликнул пораженный Лаан.

– Приемные, – лаконично отозвался хозяин.

– Но такой напыщенной персоне никогда не понять, что приемных детей можно любить не меньше, чем родных, – в свойственной ей экспрессивной манере высказалась Сиэния.

Пока она кормила и успокаивала гусеничек, остальные расселись за большим овальным столом. Кроме Лабастьера, Лаана и Ракши, по настоянию последнего, гости, на всякий случай, прихватили еще и одного вооруженного до зубов гвардейца – маака Шостана. Но за все последующее время он, как и было велено, не проронил ни слова.

Вскоре хозяева выставили на стол сосуды с «напитком бескрылых», куски мяса волосатого угря, запеченного с плодами урмеллы, мякоть воздушного коралла и что-то еще – какие-то нанизанные на палочки колечки, кушанье, которого гости никогда раньше не видели.

– Если не секрет, что это? – осведомился Лабастьер Шестой.

– Оболочка птенца шар-птицы…

– Опять новшество, – покачал головой король.

– Ошибаетесь, Ваше Величество, – возразил Геллур. – Это блюдо указано в «Гастрономических отчетах» вашего прапрадеда, но готовить его довольно сложно, потому, наверное, не везде оно прижилось. А нам нравится, мы почитаем его за деликатес.

– В чем сложность? – поинтересовался Ракши.

– Во-первых, шар-птица должна быть совсем маленькой. Чем она старше, тем больше в ней токсинов. Во-вторых, порезанная оболочка двое суток вымачивается в воде, и вода меняется несколько раз. Наконец, после этого кольца варят, и отвар выливают. И лишь после этого их запекают на открытом огне.

– Да, муторное дело, – кивнул Лаан, – и все только ради того, чтобы потешить свое чрево…

– А вы попробуйте, – откликнулся Байар, – оно того стоит.

Гости осторожно откусили по кусочку, задумчиво пожевали и, переглянувшись, согласно друг другу кивнули.

– Удивительный вкус! – похвалил Лабастьер. – Так, вы говорите, рецепт есть в «Отчетах»?

– Да, – подтвердил хозяин. – Один в один. Там только не сказано, что наилучший вкус кольца шар-птицы приобретают после доброго глотка «напитка бескрылых».

Усмехнувшись, гости последовали этому предписанию, отведали чуть-чуть и остальных яств, а затем уж завязался разговор по существу. Начал его, само собой, король:

– Я помню доводы Наан, – сказал он. – Семейные квадраты она считала противными природе. Спорить с этим трудно. Но бабочки и не созданы природой. За долгие годы существования нашей колонии такой порядок вещей оправдал себя: маака и махаоны живут в мире. Если настаивать на слепом следовании природе, то мы не должны строить дома, не должны заниматься ремеслами, говорить и писать…

Лабастьер видел, что горожане порываются ответить, но, остановив их пыл жестом, продолжал:

– Я уже понял, что ваша позиция мягче, чем позиция Наан. Уже то, что хозяева этого гостеприимного дома принадлежат разным видам, говорит о том, что ее взгляды пересмотрены. Так в чем же они состоят? Отдаете ли вы себе отчет, что желая уйти от закона, подвергаете опасности мирную жизнь колонии? И наконец, как и почему именно в вашей провинции возобладали эти взгляды?