Цветы на нашем пепле, стр. 119

– Тебе показалось, – заверил ее Лабастьер, пряча кинжал и укладываясь обратно головой на подушку. – Просто что-то не спится.

– А-а, – протянула Мариэль и, вновь смежив веки, добавила что-то неразборчивое.

В этот момент ГОЛОС тихо-тихо сказал:

– Пойдем-ка в библиотеку.

– Ты там? – так же тихо спросил король.

– Ага, – язвительно подтвердил ГОЛОС, – и ору там во все горло, ты аж здесь слышишь.

Лабастьер уже и сам понял бессмысленность своего вопроса, а ГОЛОС добавил:

– Вот же болван. Иди давай в библиотеку, там разберемся.

12

Встать пытался, но ветер подул, подул,

Ветер даже сидеть не дал;

Лег и тут же услышал подземный гул,

Он об этом другим сказал.

И когда огонь этот мир встряхнул,

Всякий был готов. Всякий знал.

«Книга стабильности» махаон, т. XXV, песнь I; дворцовая библиотека короля Безмятежной (доступ ограничен).

Лабастьер подчинился. Стоило ему перешагнуть порог библиотеки, как ГОЛОС заявил:

– Болван, неужели ты до сих пор не понял, что я разговариваю с тобой мысленно?

И король моментально осознал, что именно так дело и обстоит. ГОЛОС сразу показался ему каким-то необычным, но в чем заключается его странность, он понял лишь сейчас: У ГОЛОСА не было голоса! Он звучал прямо в голове!

– То есть, я действительно сошел с ума? – подвел итог Лабастьер.

– Ну конечно, – согласился ГОЛОС. – Нет ни малейшего в этом сомнения. Сошел с ума. Свалился с него. И не ушибся, благо невысоко было. – ГОЛОС вновь паскудно хохотнул своей громоздкой шутке.

Пропустив очередную издевку мимо ушей (?), Лабастьер обреченно покачал головой.

– Я понял. Теперь в моей голове живут двое: я и ты…

– А вот и не угадал, – весело сообщил ГОЛОС.

– Так где же ты есть?! Кто ты?! – чуть не плача, вскричал Лабастьер.

– А какой мне смысл тебе это объяснять, если ты уже поклялся, что прирежешь меня? – риторически заметил ГОЛОС.

– Беру свои слова обратно.

– Выходит, невелика цена твоего королевского слова… А?

Тут Лабастьер подумал, что заставит ГОЛОС замолчать, если перестанет вести с ним диалог. И не отозвался.

– Полный болван, – заявил ГОЛОС. – Раз я с тобой мысленно общаюсь, значит, и твои мысли читаю. Ты можешь не разговаривать со мной, но не думать-то не можешь.

И тут Лабастьера захлестнула волна отчаяния. Давешняя идея самоубийства стала еще более актуальной. Не может же он продолжать жить, когда в его голове завелось это мерзкое ехидное существо. И медлить нет уже никаких сил. Лабастьер выдернул кинжал из ножен и, держа его двумя руками, нацелился в сердце.

– Стой, стой, стой!!! – завопил ГОЛОС торопливо и испуганно. – Подожди еще чуть-чуть!!! Я тебе все-все сейчас объясню! Прости меня за дурацкую игру! Ты совершенно здоров, а я живу не у тебя в голове, а совсем в другом месте!

У Лабастьера не было ни малейшего повода поверить этим словам. «Все правильно, – подумал он, лишь чуть помедлив, – когда я покончу с собой, эта тварь, которая сидит во мне, умрет тоже. А умирать ей неохота…» Мстительно усмехнувшись, он уже готов был нанести себе смертельный удар, когда ГОЛОС завопил снова:

– Я – твой дядя Лабастьер Четвертый! Брось, пожалуйста, кинжал…

Заявление было настолько диким, что пальцы короля разжались сами собой, и он действительно выронил свое оружие. Его дед, Лабастьер Третий, Созидатель, и в самом деле, вопреки традиции, детей производил на свет дважды. Потому что его первенец, Лабастьер Четвертый, умер куколкой, даже не став бабочкой.

Король бессильно повалился в кресло и истерично хохотнул. Сумасшествие дошло до предела. Он разговаривает с мертвецами…

– Никакой я не мертвец, – обижено возразил ГОЛОС. – Не умер я. И не собираюсь. Со мной стряслась другая беда. Я закуклился, а бабочкой и впрямь так и не стал. Я стал ДУ-МА-ТЕ-ЛЕМ, знаешь ты, что это такое?.. Не знаешь.

– Бред, бред, полный бред, – раскачиваясь в кресле взад и вперед, бормотал Лабастьер Шестой.

– Это не бред, это истинная правда. А общаемся мы с тобой мысленно потому, что я, как и все мы, Лабастьеры, телепат. Знаешь, что это такое?.. Опять не знаешь.

– Знаю, – возразил Лабастьер, слегка приходя в себя. – О телепатии я читал в «Реестре дозволенных приспособлений» Лабастьера Второго, – ткнул он пальцем в сторону книжной полки.

– Ну вот! – обрадовался ГОЛОС. – На Безмятежной мы, Лабастьеры, единственные телепаты. Когда наш прародитель Лабастьер Первый отбирал на Земле личинок колонистов, он об этом позаботился, так как не хотел, чтобы в новом мире этим искусством владел кто-то кроме него. Это одна из причин, почему мы, Лабастьеры, носим королевское звание… Но ты не мог об этом знать, потому что эту нашу тайну тебе должен был открыть только твой отец, мой брат. Сережка, которую ты всю жизнь таскал в ухе, это специальный прибор, который уничтожает телепатию. Твой отец открылся бы тебе и передал тебе свою мудрость, лишь когда дождался бы внука, тому бы перешла сережка, и вы с отцом оба были бы способны к телепатии… Но твоего отца нет в живых. Хорошо еще, что на свете есть я. Я еще многому тебя научу.

Лабастьеру Шестому начало казаться, что при всей фантастичности происходящего, то что сообщает ему ГОЛОС, не лишено некоторой логики и смысла. И тут он вспомнил свое самое первое в жизни ощущение, которое он испытал, когда только-только стал бабочкой. Словно кто-то приветствовал его… Неужели?..

– Точно! Это был я, – подтвердил ГОЛОС. – Я тогда так обрадовался, что ты родился. Ведь у меня нет ни ушей, ни глаз, и единственная возможность общаться с миром у меня – через родственников-телепатов. Сначала это был мой дед, Лабастьер Второй. Потом и отец, но только когда родился мой братец, и он снял сережку. Но умер и он, и я снова оказался в тюрьме своего безглазого и безухого тела. Затем сережку снял твой папаша, когда сбегал от жены. Как я обрадовался! Да и он тоже, ведь он обрел брата, а я вновь обрел целый мир. К тому же я очень много знаю, во мне скопилась вся информация, которую Лабастьер Второй вывез еще с Земли. Я очень многое рассказал твоему отцу, очень многое показал, я ведь умею передавать и зрительные образы.

Мы отправились в путешествие по Безмятежной, как это было здорово! Но совсем не долго. Его убил и сожрал тот последний т’анг, которого недавно уничтожил ты. Правда, я-то при этом испытывал дикое блаженство, но сразу после этого – провал, тишина и пустота. Пока не родился ты. Но только я выглянул в мир твоими несмышлеными глазами, как этот идиот церемониймейстер нацепил тебе сережку. И снова – годы глухоты и слепоты. Я не знаю, как я не свихнулся. Так уж не удивляйся, племянничек, что характер у меня не ахти.

– Почему же ты не объявился сразу, как только сережку снял я?

– Ну-у… Понимаешь… Хотелось немножко поблаженствовать бесконтрольно. И только когда ты затеял эту охоту… Я так перепугался, что повторится история с твоим отцом…

– И когда мы с Мариэль… – уже приспосабливаясь к новому методу общения, мысленно начал вопрос Лабастьер Шестой.

– Да, конечно, – не дожидаясь окончания, самодовольно ответил Лабастьер Четвертый, думатель. – Не сердись, я больше не буду.

– И этот ужас на охоте тоже внушил мне ты?!

– Кто ж еще…

– И видения…

– Получи!

Лабастьер вздрогнул от того, как явственно перед его взором возникло изображение т’анга, тянущего к нему свои отвратительные тоненькие бессильные лапки с клешнями, и пахнуло зловонием из клоаки… И вдруг короля захлестнула волна счастья и боли… И все это моментально закончилось.

– То, что я тебе сейчас показал – последнее, что видел твой отец.

Лабастьера передернуло, он с трудом отходил от испытанного. «Да-а, ну и родственничек у меня объявился», – подумал он, переводя дыхание.