Цветы на нашем пепле, стр. 110

– Традиция семейных квадратов позволяет нам уживаться в мире, – высказал Ракши прописную истину.

– Мы в нашем городе живем в мире и без этого постыдного принудительного и аморального закона, который выдумал Лабастьер Второй, и который вы теперь пытаетесь выдать за традицию, якобы сложившуюся естественным путем… «Жить в мире», – передразнила она. – Это каким же презрением к своим подданным нужно обладать, чтобы рассудить таким образом!.. Что мы будем жить в мире, только если загнать нас в общее ложе! Да! Конечно! Так нами управлять значительно проще! Но только это – политика. А когда во имя политики попираются естественные законы бытия – это уже ПРЕСТУПЛЕНИЕ! Так?! – с горящими глазами обернулась она к своему отряду. Бабочки согласно загудели. – Впрочем, – продолжала она, – что это за дискуссию мы тут развели? Будет суд, и будут разговоры. А сейчас – пора двигаться дальше.

– Подождите еще чуть-чуть, – остановил ее Лабастьер. – Я никогда не задумывался о том, что семейные квадраты кого-то могут не устраивать и даже оскорблять. Я привык считать этот порядок чем-то само-собой разумеющимся. Но по-видимому, названная вами проблема действительно существует. Почему бы нам сперва не обсудить ее? Почему вы не обратились ко мне раньше? Может быть, мы сумели бы найти решение вместе и без кровопролития? Я, например, склонен признать, что вы – настоящий оратор и настоящий лидер. Я даже склонен восхищаться вами: самому мне всегда недоставало названных качеств, столь необходимых королю. И наконец, я хочу хотя бы иметь представление, кто вы, и почему именно вы встали во главе этих несчастных. Как вас звать, в конце концов?

– Оттягиваешь время? – тихо спросил Лабастьера Лаан.

– Мне действительно любопытно, – откликнулся тот, посмотрев на друга укоризненно.

– Очень вовремя, – с горькой иронией заметил Лаан.

– Вот-вот, – вмешалась «атаманша». – Ваше неуважение к своим подданным выражается даже в мелочах. Вы разговариваете между собой так, словно другие неспособны вас понять… Обсуждать нам нечего. Пословица гласит верно: «Гнилые корни следует отсекать». Что касается меня… Я удовлетворю ваше любопытство. Меня зовут Наан, и мой отец, Дент-Таллур носил оранжевый берет.

– Наан?! – совсем не ко времени рассмеялся Лабастьер. – Ваш благородный отец назвал вас в честь моей прабабушки, которая, как гласит легенда, стала одной из двух самок первого на Безмятежной семейного квадрата… Какая ирония… А почему вы сказали «Наан», а не «Дипт-Наан»? Ваш возраст…

– Потому что я не замужем, – отрезала самка. – Я не пожелала делить ложе с маака, и мой жених, такой же, как выяснилось, бесстыдный самец, что и ваш прадед, составил партию с другой самкой.

– Ага! Выходит, не все считают так же, как вы?! – воскликнул Лабастьер, пропустив мимо ушей оскорбительный выпад в адрес своего великого предка.

– Это было давно, – помотала головой самка. – С тех пор, как правительницей города стала я, закон семейных квадратов у нас не действует. И мы не собираемся возвращаться к старому… А втянуть меня в бессмысленную дискуссию у вас не получится.

– Я давненько заметил, – встрял Лаан, – что когда самка долго живет без самца, она становится буйной и сварливой…

– Ну все! Хватит! – рявкнула Наан, побелев от гнева. – Вы ведете себя так, словно не верите в то, что жить вам осталось, от силы, несколько часов!.. Довольно болтовни. Пора двигаться. – Самка повернулась к пленникам спиной и пошагала в сторону селения, называемого ею «город». Она пошла пешком потому, что королю и его спутникам лететь не позволяли намоченные крылья. Подручные Наан принялись грубо, толчками и зуботычинами, подгонять их.

Но не успели они сделать и нескольких шагов, как ситуация вновь кардинально переменилась…

9

…В небе еле слышно зашелестели крылья. Лабастьер оглянулся и в свете лун увидел, что со стороны реки к отряду строптивой Наан приближается не менее полусотни бабочек.

Окружив своих пленников, отряд ощетинился клинками. Подоспевшие бабочки, в свою очередь, образовали в воздухе кольцо, а затем резко опустились вниз – так, что похитители короля оказались внутри.

Но опустились при этом не все: небольшая часть из подлетевших осталась в небе, чтобы пресекать попытки окруженных покинуть позицию по воздуху.

Бабочки, пришедшие на помощь королю, были незнакомы ему, и вооружены они были незнакомым, странным оружием.

Все описанное произошло в считанные мгновения, так, что никто не успел проронить и слова. И без того озадаченный Лабастьер с еще большим удивлением обнаружил, что среди бабочек, оставшихся в небе, есть самки. Одна фигура показалась ему знакомой… Мариэль?!

– Это бабочки Пиррона! – придя в себя первым, радостно сообщил свою догадку Лаан.

Откликнуться Лабастьер не успел. Сделав короткий шаг вперед, один из бойцов, окруживших отряд Наан, весомо произнес:

– Именем закона я требую немедленной выдачи нам короля и его спутников.

Лаан узнал его. Это был со-муж Дент-Пиррона, маака Барми.

– Как бы не так, – бросила Наан, и ее воины откликнулись одобрительным, но опасливым гулом.

– Предупреждаю, – продолжил Барми, – наше оружие убивает мгновенно и на расстоянии.

– А негодяй Пиррон уверял, что его любимая племянница только чертежи рисует, – пробормотал Лаан, явно воодушевляясь.

Пауза чуть затянулась. А затем непокорная Наан, явно храбрясь, вскричала:

– Бред! Нам ли бояться этих трусов?! Атакуем их!

Количество вновь прибывших ненамного превышало численность отряда Наан, и в честном поединке, принимая во внимание недюжинные способности отважной Наан воодушевлять своих бойцов, исход боя был бы предрешен. Но оружие, в существование которого она не поверила или сделала вид, что не верит, все-таки действительно имелось.

Отряд Наан кинулся в атаку, причём, используя крылья, его бойцы приняли горизонтальное положение, благодаря чему стали менее уязвимы для колющего оружия…

В тот же миг незнакомый голос самки сверху выкрикнул:

– Король! Ракши! Ложитесь!

Названные, а вместе с ними и Лаан, рухнули на землю, еще не понимая, зачем это нужно… И тут же раздался грохот, подобный тому, который произвел давешний фейерверк в «Веселом саду». Но коренная разница этих звуков состояла в том, что нынешний сопровождался не благоуханием, а отвратительной едкой вонью, что служил он не красоте, а смерти и сопровождался не восторженными вздохами, а криками боли.

За несколько секунд отряд Наан, обстрелянный снизу арбалетными стрелами и забросанный ручными гранатами сверху, был частично разбит и полностью деморализован. С десяток окровавленных мертвых тел лежало на земле, остальные бунтовщики, перепуганные, побросав свои клинки, стояли, демонстративно разведя руки в стороны: они сдавались.

Лабастьер и его спутники поднялись на ноги.

– Где Наан? – спросил король, но за звоном в ушах и сам не услышал собственного голоса и повторил громче: – Где атаманша?!

Отозвался Лаан:

– Убита, – кивнул он в сторону. Лабастьер посмотрел в указанном направлении. И сразу же отвернулся. Изуродованное тело бесстрашной самки представляло собой жалкое зрелище…

Тем временем бабочки Пиррона под предводительством Барми связывали пленников, собирали их оружие, возились с телами погибших.

Лабастьер почувствовал, что кто-то позади него перерезает путы на его руках. Флуон лопнул, и король обернулся. Это была Мариэль. Они порывисто обнялись.

– Вы спасли нас от смерти, – произнес король с благодарностью. – Вы вернулись к Пиррону и привели сюда его отряд… Как вы сумели добраться сюда в столь короткий срок? – он отпустил ее и отстранился в некотором смущении.