Ветер и сталь, стр. 6
Я нырнул в распахнувшийся люк, и занавес опустился, оставив в зрительном зале гору умочаленных трупов и пару жизнерадостно полыхающих бараков.
Транспортер развернулся и понесся к реке. Я устроился поудобнее в кресле, поминая добрым словом караульные пулеметы – пули у них были размером с сосиску и тело болело от многочисленных попаданий. Не будь на мне брони, от меня осталось бы мокрое место. За моей спиной скрючился все еще бесчувственный пленник.
– Тебе здорово досталось? – поинтересовался Детеринг.
– Ощутимо, – вяло ответил я.
Он хмыкнул.
Прибыв на борт «Тандерберда», я последовал его совету, заглотал капсулу троминала и рухнул на диван в салоне. Шеф растолкал меня около полудня. Троминал подействовал – я чувствовал себя великолепно.
– Подкрепиться мы думаем? – поинтересовался Танк.
Я кивнул и бодро спрыгнул с дивана.
– Тут рядом бродит один пассажир, – сообщил шеф, – на вид он вроде съедобный. А ну глянь – местные его едят?
Я включил круговой обзор и от изумления уронил челюсть. Вместо грязно-серой равнины вокруг нас неровными призрачными силуэтами торчали белые клыки скал. Катер стоял на крохотной заснеженной площадке, которая с трех сторон была окружена сверкающими на солнце белыми склонами, а с четвертой заканчивалась бездонной пропастью. Пилотское искусство Детеринга казалось невероятным.
Метрах в пяти от правого борта встревоженно нюхал воздух здоровенный валук – крупное всеядное млекопитающее, покрытое косматой белой шерстью. Его заячьи уши настороженно шевелились, прислушиваясь к чуждому этой ледяной стране шипению венчика антенны сонарных систем.
– Ну, насколько я знаю, мясо валука – неплохая вещь, хотя шкура ценится выше, – сказал я, – а вы что, решили поохотиться?
Детеринг окинул меня быстрым взглядом.
– Ты думаешь, приятно жрать дерьмо из боевого рациона? И вообще, ты считаешь, что мы сюда на два дня прилетели? Концентраты надо беречь.
С этими словами он подхватил висевший на спинке кресла меч в ножнах, даже не потрудившись пристроить его на сложное перекрестье ремней перевязи, и исчез в двери десантного дока, чтобы выбраться с левого борта.
Через минуту он появился на экранах. Валук, заметив чужака, прижал свои смешные уши, захрипел и, оскалив пасть, обнажил длинные желтые клыки. Детеринг совершенно беспечно приближался к косматому гиганту, держа в правой руке голубовато сверкающий клинок с лучеобразными ответвлениями под витиевато исполненной гардой, а в левой – простые тускло-серые ножны. Честно говоря, у меня не хватило бы духу идти на эту громадину с ножиком, пусть и длинным. Но на то я и есть офицер-ксенолог с покореженным послужным списком, а он – старший офицер среди лучших убийц Галактики. Такие, как он – а их на всю Империю наберется едва взвод, – полковники с трижды генеральской властью и привилегиями. Звание для них не имеет значения. Они могут все или почти все. Один такой полковник стоит целого планетарно-десантного корпуса, хотя там тоже мальчики неслабые. И там тоже есть штурмовые легионы и отдельные дивизионы полевой разведки. Но дело в том, что группа рейнджеров за несколько часов сможет полностью парализовать все действия этого корпуса, а потом стереть его в порошок. Меня двенадцать лет мучили в Академии оперативных кадров СБ, и я видел, что вытворяют будущие рейнджеры. Нам, конечно, тоже доставалось некисло. Любой из нас может выдержать многодневный марш в самых невероятных условиях, может разорвать голыми руками сторожевого пса, ни один боксер-профессионал не продержится против любого из нас и минуты, но это все игрушки. Игрушки – по сравнению с тем, что творят рейнджеры. Полевая подготовка идет у них все двенадцать лет, и семнадцатилетний лейтенант – совершенный боевой механизм, готовый к выполнению задачи в любой точке Галактики. Он может действовать в абсолютно незнакомых условиях. Его объем знаний кажется невозможным. Он лазит по скалам без альпинистского снаряжения как муха. Он ныряет и плавает, как древний ловец жемчуга. Он стремителен и невидим. Он хитрее любого зверя. Он неуловим и смертоносен. Он способен адаптироваться к любой планете, двенадцать лет его приучали к многократно увеличенной или уменьшенной гравитации и разреженной или, наоборот, слишком густой атмосфере – на пределе возможностей и адаптивных способностей организма, а они у terra homo очень велики.
Совершенный воин не может быть тупым механизмом. Поэтому курс «История Цивилизации» в обобщенном виде тоже идет у них все двенадцать лет. Конечно, их не терзали кошмары в виде общей теории культурных спиралей или развернутого курса гуманоидной психологии. Хотя и они долбили все эти «Введения в аналитическую ксенологию». И знают они по два-три языка как минимум. Но у них была своя задача. У нас – своя. И мы друг другу не завидовали.
Словом – предел возможностей Детеринга находился за пределами моего воображения. Рейнджер, попавший на Росс и ставший Горным Мастером Боя! При соответствующем уровне самомобилизации возможности человеческого организма очень велики. Разумеется, не у всех они одинаковы. И суть вовсе не в колоссальной груде мяса на костях. Скорее наоборот. Стокилограммовый тяжелоатлет никогда не станет рейнджером. Его хватит удар на первом же марше. Дело совсем не в том, чтобы иметь накачанные мышцы, стрижку ежиком и тяжелую челюсть. Все наши «волки» – субтильные на вид субъекты с длинными роскошными гривами. Длинные волосы – это традиция, но тоже не с потолка взятая – такая шевелюра здорово помогает в жару, когда в вашем шлеме после сто первого попадания выходит из строя термосистема. А полудистрофическое телосложение необходимо для того, чтобы легко мчаться многие часы по джунглям или скакать по деревьям. Рейнджеру нет необходимости сбивать слона с ног ударом кулака. В джунглях крепкие бицепсы ему не помогут. Он должен в совершенстве, на акробатическом уровне, владеть тем, что у него есть. Здоровущий дядя вряд ли сможет бегать по вертикальным стенкам. А уж если он попадет в мир с 2 g или температурой в 50 градусов по Цельсию, то ему сразу конец – он пройдет от силы с десяток километров или помрет от жажды, изойдя потом.
Глава 4
Рыжеволосая аристократка
Сыто отрыгнув, Детеринг выпихнул за борт остатки нашего завтрака, закрыл дверь атмосферного створа и потянулся к пакету с пивом.
– Сам взлетишь отсюда? – неожиданно спросил он.
– Думаю, что да, – замялся я.
– Взлетай. Хватит пузыри пускать, пора учиться страху Божию. Курс 14 от точки стояния, высоту не набирай. Через полсотни километров начнется плоскогорье, там снизишься и начнешь искать караван – четыре повозки. Этот деятель рассказал о каких-то повстанцах из Ягура, по-моему, это они. Сядешь и потолкуешь с клиентами. У меня такое ощущение, что Яур среди них… больше ему, кажется, быть негде. Повстанцев много… но, может, эти путешественники что-то знают.
– А вы?
– А я посплю. Если что – разбудишь.
Он зевнул, поднялся из кресла и толкнул дверь экипажного салона.
Я закурил, пересел в кресло первого пилота, включил системы управления и ориентации и запустил двигатели. Стараясь не нервничать, осторожно поднял катер с площадки и на минимальной скорости выполз из ущелья. Черт, надо же было так спрятаться!
Выверив курс, я чуть добавил оборотов и через минуту выскочил из горной цепи. Дальше, насколько хватал глаз, простиралась заснеженная холмистая равнина, кое-где покрытая редкими рощицами вечнозеленых деревец.
Высота была небольшой, и ни малейшего следа каравана повстанцев я не разглядел. Не прибавляя скорости, я по пологой спирали медленно полез вверх, выдерживая в направлении курсовую ось. Здоровенная машина весом в не одну сотню тонн в управлении была легче, чем миниатюрный «TR-60» на троих человек. Бронированная птица слушалась команд как собственная рука.
Постепенно увеличивая радиус витка, я забрался на четыре километра, и когда мне уже порядком осточертело пялиться в экраны, узрел-таки искомые четыре повозки, ползшие сквозь снега в юго-западном направлении. Стараясь не сильно крениться, я положил «Тандерберд» в снижение и через пару минут прошел у них над головами, взрывая окрестности адским рыком реверсируемых компрессоров. Лохматые легконогие сикары, которые тащили деревянные возки, в испуге шарахнулись в разные стороны, путаясь в упряжи. Светловолосые люди в кожаных комбинезонах спрыгнули на снег и принялись успокаивать животных. Караван остановился. Я посадил катер в сотне метров от головного возка, надел шлем, бросил в петли на правом бедре излучатель, хлопнул замками перчаток и выбрался наружу.