Стильная жизнь, стр. 69
– Я откуда знаю? Да он жив был бы! – Слезы брызнули у нее из глаз. – Лучше, хуже… Он жив был бы, вот и все! Безвольный, всякий… как амеба! – неожиданно вспомнила она давнишние Венькины слова. – Такой как есть – жив! Да что тебе…
Она махнула рукой и заплакала.
– Ну, чижик, чижик, – сказал он неожиданно спокойно, даже ласково, положил руку ей на плечо, погладил. – Ну перестань, что ты… Ты так говоришь, как будто это и впрямь самоубийство. Да просто не рассчитал он, дозу-то все увеличивать приходилось. Тяжело, конечно, кто спорит, а уж мне-то… Все-таки мы с ним сколько лет дружили, с института еще. Но не могу же я во всем себя обвинять!
Аля дернула плечом, стряхивая его руку.
– Ну, как знаешь! – снова рассердился он. – Хочешь – себе упреки выставляй, только, пожалуйста, не мне! Я свой братский долг выполнял как мог, даже сверх нормы. Покажи мне еще кого-нибудь, кто его так долго терпел со всеми его заходами!
Илья вскочил так порывисто, что крутнулось кресло и затрепетали листы бумаги, прищепленные к струне над столом. Аля услышала, как хлопнула дверь: он закрылся на кухне. Потом до нее донеслась музыка: включил маленький телевизор, недавно купленный специально для нее – чтобы ей не скучно было готовить…
В апреле темнело уже не рано, прозрачная синева стояла за окнами.
Аля вытерла слезы, обвела взглядом кабинет. Потом медленно вышла в коридор, открыла платяной шкаф. Странное состояние снова овладело ею! Оно уже было ей знакомо: впервые узнала его, когда снимали клип про перчатку. Она чувствовала все ясно и обостренно – а сейчас еще и мучительно – и вместе с тем владела собою, могла контролировать каждое свое движение.
Она достала из шкафа большую сумку с нашлепкой «Delsy». Когда-то Илья говорил, что чемоданы должны быть очень дорогими, как и обувь, и тогда она еще удивлялась, откуда он знает такие вещи. Теперь ей было все равно.
Она не знала, что положить в эту сумку, ей не хотелось брать ничего. Но что-то нужно было взять, потому что возвращаться она не собиралась.
Вещей у нее было множество, и, конечно, они не уместились бы в одну сумку, даже очень большую. Это когда-то в дорогую «Delsy» уместились все вещи, которые она перевезла сюда из дому… Теперь Аля еле отыскала их в самых дальних уголках шкафа.
– Интере-есно… – не оборачиваясь, услышала она. – Какое, оказывается, мелодраматическое действо намечается! Душевная девушка уходит от бесчувственного подлеца?
Не отвечая, Аля застегнула сумку.
– Если ты думаешь, что выглядишь красиво и благородно, то очень ошибаешься, – насмешливо произнес Илья. – Ты выглядишь как любая глупая баба. Даже еще глупее, потому что эти патетические жесты абсолютно тебе не идут. Нет, но это просто удивительно! – воскликнул он. – Воображать себя черт знает кем и совершенно не чувствовать, как фальшиво себя ведешь!
– Я не знаю, как себя веду, – проговорила она наконец. – Но я не могу с тобой жить. Думаешь, этого мало?
– А то много! – с прежней насмешкой в голосе сказал он. – Да ты просто произнеси вслух: я ухожу от человека, с которым мне хорошо жилось, только потому, что сомневаюсь, не покончил ли с собой один наш общий знакомый, который даже не был моим любовником, потому что он был… Ну, бог с ним. Произнеси, произнеси! Может, тогда поймешь весь идиотизм своего поступка!
Он умел двумя словами кого угодно выставить смешным, это-то Аля прекрасно знала. Но сейчас ей действительно было все равно, как она выглядит. От одной мысли о том, что надо будет провести с ним сегодняшний вечер, ночь, завтрашнее утро, потом опять вечер, – от одной этой мысли укреплялась ее решимость.
И как он мог говорить сегодня так спокойно, так насмешливо, когда даже у нее при воспоминании о вчерашних Венькиных глазах перехватывало дыхание?
– Мне скучно тебе объяснять, – пустым голосом сказала Аля. – В этом нет смысла. Тебе достаточно того, как ты сам себе все объяснил? Ну и хорошо!
Она погладила Моську, открыла дверь и, не оборачиваясь, вышла на лестницу.
Глава 12
Прошел почти месяц с того вечера, когда Аля ушла от Ильи.
Она жила теперь дома, и уныние было главным настроением каждого ее дня. Уныние было во всем: в ежедневных – с тех пор как она вернулась – приходах отца с работы; в попытках мамы сделать вид, будто все в их семье обстоит нормально; в их общем старании не заговаривать о ее расставании с Ильей.
Родители считали, что Аля болезненно переживает то, что произошло с нею в последнее время. Она же, сама себе удивляясь, думала об этом почти спокойно.
Нельзя сказать, что она совсем не жалела о своем уходе. Слишком уж резкий контраст представляла ее нынешняя, однообразная и довольно беспросветная жизнь с той жизнью, к которой она успела привыкнуть. И дело было не в отсутствии шума и блеска.
Дело было в ее одиночестве. Она привыкла ждать возвращения Ильи, привыкла встречать его и думать о нем. И то разочарование, которое накапливалось постепенно, но выплеснулось сразу, в один вечер, все-таки не совсем уничтожило ее тягу к нему.
И спать, прижавшись к его тяжелому, горячему телу… Об этом Аля старалась не думать, но было ведь и это, и эти воспоминания будоражили ее.
Но что было делать? Ни одно чувство пока не перевешивало колеблющейся чаши.
«Значит, я его не люблю, – думала Аля. – Иначе, наверное, не колебалась бы?»
Но что тогда можно считать любовью, способна ли она вообще на это чувство? В этой своей способности Аля сомневалась все больше… Ведь года не прошло с того времени, когда у нее в глазах темнело при одной мысли об Илье, когда она думала, что жить без него не может! И вот – спокойно взвешивает свои чувства, решает, как поступить…
Впрочем, она никому не стала бы высказывать своих сомнений. Хотя – кому она могла их высказать? За время своей светской жизни, познакомившись со множеством людей, Аля не приобрела ни одной подруги или даже близкой приятельницы, с которой ей хотелось бы сейчас поговорить. А Венька был мертв, и о нем она даже вспоминать не могла без слез и боли.
Разве что Нелька, циничная и веселая Нелли Стайдл! Та и в самом деле осталась единственной ее подружкой, и этому Аля ничуть не удивлялась, как не удивлялась и раньше тому, что дружит с такой непохожей, такой по всему далекой от нее девчонкой.
«Видно, детская дружба – самая крепкая», – думала она.
Но все-таки предпочла не говорить Нельке, что ушла от Ильи. Даже не позвонила, когда вернулась к родителям, Нелька узнала об этом сама.
– Алька, ты чего? – звучал ее потрясенный голос в телефонной трубке. – А я, понимаешь, забежала к тебе сегодня в обед – заскочу, думаю, без звонка, порадую подружку. А там возлюбленный твой в одиночестве бутерброд кушает. Ушла, говорит!
Уже через полчаса Нелька сидела на кухне под плетеным абажуром и прихлебывала принесенный с собой ликер «Амаретто».
– Крыша у тебя поехала! – ахнула она, узнав причину ухода – впрочем, изложенную Алей довольно невнятно. – Нет, ей-богу, надо тебя у врача проверить в поликлинике! С папиком его познакомилась, да кто-то там то ли перекололся, то ли еще чего… Ты прикинь, Алька: от чего отказываешься? Мужик – красавец, – начала она загибать пальцы. – Все при нем, включая квартиру. Денег – немерено. Ну ладно, положим, ты у нас бескорыстная. Так ведь сама ж говорила, он тебе ни в чем не отказывал! Любил, выходит?
Нелька допытывалась об этом гораздо требовательнее, чем даже Алина мама.
– Не знаю, – задумчиво произнесла Аля. – Он ведь мне даже не говорил ни разу, что любит…
– Не говорил! – фыркнула Нелька. – Е-мое, как дитя малое! А ты хотела, чтоб он тебе про любовь заливал, а сам по уан доллар выдавал на день – и ни в чем себе не отказывай? Я ж видела, какие ты шмотки покупала, какие он тебе штучки дарил. Не-ет, золотко, ты меня хоть пристрели, а это получше, чем про любовь задарма болтать! И чего б он стал дарить, если не любил? Опять-таки, брал с собой всюду – тоже, знаешь…