Слабости сильной женщины, стр. 74
В общем, это была обычная светская тусовка – без эпатажа, без показной роскоши, без грубой пьянки. Лера бывала на таких не раз. Но сейчас она замечала совсем другое. Она вглядывалась в Веронику – смеющуюся, протягивающую руку для поцелуя – и думала: «А ведь она наверняка одна, эта блестящая женщина, и почему же ни тени печали нет при этом на ее лице?»
Лера сама не заметила, как выпила еще вина – но другого, не того, с которого начала вечер. А потом с удивлением увидела, что в ее бокале плещется коньяк, и поняла, что в голове у нее уже стоит звон, и всю ее охватывает чувство бесшабашности. Звон отдавался даже в кончиках ее пальцев, вся она была пронизана этим звоном.
«Пьяна я, что ли?» – с удивлением подумала Лера, и ей показалось, что даже во время этих мыслей язык у нее заплетается.
Ей все время хотелось подойти к Веронике и поговорить с ней. О чем? – она не знала. Это не был какой-то определенный разговор. Лере просто хотелось понять: как удается ей быть такой счастливой и спокойной, какой ценой достигается такое согласие с собою?
И она глотнула еще коньяка, чтобы почувствовать себя смелее.
Вероника как раз оказалась рядом – она то и дело переходила от одного гостя к другому.
– Скажите, Ника, – спросила вдруг Лера, словно со стороны слыша свой замедленный и звенящий голос. – Скажите, ведь вы одна, я правильно догадалась?
Это был совершенно бесцеремонный вопрос, но та самая бесшабашность, которую Лера чувствовала в себе, позволяла его задать.
– Одна? – удивилась Вероника. – Ну что вы, Лерочка! Вы же видите, как много у меня друзей!
– Нет-нет, я не о том, – настаивала Лера. – Вы понимаете, о чем я…
– А! – догадалась Вероника. – Вы имеете в виду спутника жизни? Ну почему же, бывают и спутники, ведь я вполне нормальная женщина и не так уж дурна собою.
Она смотрела на Леру веселым и немного снисходительным взглядом. Вероника тоже выпила немного, но даже голос у нее от этого не изменился, только щеки слегка порозовели – и то ровно настолько, чтобы она не выглядела слишком взволнованной.
Как будто не было тех двух лет, во время которых Лера научилась владеть собой! Она по-прежнему чувствовала себя девчонкой по сравнению с этой необыкновенной женщиной.
– Я только хотела понять… – произнесла она. – Я хотела понять, что же нужно, чтобы быть такой счастливой? Чтобы не жалеть ни о чем, не желать любви, если ее нет, – что для этого нужно?
– Ах, боже мой! – засмеялась Вероника. – Но это же так просто! Я уверена, что не скажу вам ничего нового, вы и сами это знаете. Другое дело, что знать – мало, надо этим проникнуться… Надо просто любить себя ради самой себя – и все! Уверяю вас, это единственное условие счастья в том мире, в котором мы живем. Все остальное – одни страдания и вечное недовольство собою. Вы понимаете?
– Да, – кивнула Лера, чувствуя, как при кивке голова ее мотается, словно у куклы. – Я понимаю, мне это даже уже говорили однажды. Один грек говорил, и точно такими же словами. Но мне это не удается…
Словно сквозь слой ваты слышала она слова Вероники:
– А это и не может удасться сразу! Этому надо подчинить всю жизнь, к этому надо стремиться. Ведь счастье приходит только в награду за труд, вы согласны?
– Я не знаю…
– Именно так, уверяю вас. Думаете, только для любви к мужчине нужен труд? Для любви к себе – ого, еще больший… – Вероника вгляделась в Леру повнимательнее. – Но мне кажется, вы чувствуете себя сейчас не совсем хорошо?
– Да, кажется, – пробормотала Лера. – Извините меня, Ника…
– За что же извиняться? – мило улыбнулась Вероника. – Сегодня у нас обеих праздник, отчего бы и не расслабиться? А вот Янек, кажется, домой собирается. – Она повернулась к молодому режиссеру, с которым недавно болтала Лера. – Хотите, он вас проводит?
– Да, если можно, – кивнула Лера.
Она уже и представить себе не могла, как доберется домой одна. Хмель накатил так неожиданно, никогда с нею не случалось подобного. И надо же, чтобы именно сегодня, здесь!..
Лера почти не помнила, как вышла из ресторана под руку с режиссером Янеком, села в какую-то машину рядом с водителем, назвала свой адрес заплетающимся языком. Наверное, Янек помог ей подняться до квартиры, открыть дверь. Следующий проблеск сознания Лера ощутила уже в своей комнате, присев на край дивана…
– Лерочка, как долго! – услышала она мамин голос. – Я уже волноваться начала… Тебе Митя звонил, поздравлял с днем рождения. Ты ему позвони, он в Вене и оставил телефон.
– Митя, да, Митя… – пробормотала Лера. – Нет, потом, потом позвоню…
Она не могла думать сейчас о Мите – и не потому, что голова была тяжелой, не потому, что по-прежнему звенело все тело, словно пронзенное током. Она ни о ком не могла сейчас думать – ей хотелось думать только о себе…
Глава 8
Как ни странно, слова Вероники не забылись, когда прошел и хмель, и головная боль, и неловкость за неожиданное опьянение. Слова эти были просты, но они потрясли Леру как откровение, столь необходимое в том состоянии растерянности, в котором она находилась.
Любить себя ради самой себя! Еще недавно это показалось бы Лере циничным, эгоистичным, но сейчас жизнь сама убеждала ее в том, что Вероника права.
Если бы удалось этого добиться, разве она мучилась бы от одиночества и от невозможности любить, которую ощущала в себе как некую ущербность, неполноценность? Разве оказалась бы в постели Стаса Потемкина и разве выслушивала бы потом его угрожающие просьбы?
«Значит, я должна этого добиться! – говорила себе Лера. – Я добилась многого, я знаю, что такое труд – постоянный, ежедневный, без снисхождения к себе. Неужели я не смогу сделать себя счастливой?»
И, решив это, она успокоилась, повеселела. Теперь надо было подчинить этому решению свою жизнь, гнать от себя пустые сожаления, охладить свою душу – для собственной же пользы.
Но повседневная Лерина жизнь мало была связана с теориями. Ритм ее не изменился, каждый день возникали какие-то проблемы, которые надо было разрешать немедленно, – тем более что вот-вот должен был начаться сезон отпусков, дел было невпроворот.
И вдруг заболела Надежда Сергеевна! К счастью, это был не сильный приступ, которых Лера так боялась. Но поднялось давление, начались головные боли – и, конечно, следовало опасаться обмороков или еще чего-нибудь похуже.
Лера отлично это понимала; участковая врачиха, вызванная к маме, не сказала ничего нового.
– Но как же сейчас в больницу? – расстроилась Надежда Сергеевна. – Ты столько работаешь, Лерочка, кто же будет с Аленкой? Ах, до чего невовремя!
– Это никогда не бывает вовремя, – успокоила Лера. – И работаю я всегда много, ничего не поделаешь. А с Аленкой Зоя посидит до выходных, ты не волнуйся, мам. А потом я, может быть, отпуск возьму на недельку и сама с ней побуду.
«Отпуск – это едва ли», – подумала про себя Лера.
Но Надежду Сергеевну ее слова немного успокоили.
– Она что-то кашляла вчера, – сказала мама с сомнением.
– Поставлю горчичники. Ничего страшного, вот увидишь. А ты в больнице хотя бы отдохнешь, а то совсем я все на тебя свалила!
Зоя, невысокая, шустрая женщина лет пятидесяти, давно уже помогала по хозяйству – с тех самых пор, как Лера поняла, что у нее не остается времени даже на то, чтобы вовремя пробежаться по магазинам. Зоя даже гуляла иногда с Аленкой, когда Надежда Сергеевна не слишком хорошо себя чувствовала, чтобы выходить самой.
Правда, Лера не слишком доверяла Зоиной способности вовремя накормить, уложить спать, посадить на горшок, и поэтому предпочитала не оставлять с ней дочку. Но если на пару дней… А потом, может быть, к тете Кире отвезти?
Лера думала об этом несколько рассеянно. По правде говоря, ей не слишком хотелось размышлять сейчас о доме. Что-то важное происходило в ней – вернее, должно было произойти; вся она должна была перемениться. И она вслушивалась в себя, торопила перемены, которые должны были сделать ее счастливой…