Принц теней, стр. 5

Кван-ти права, ему не следует возвращаться на жемчужные плантации. Легкие полностью восстановились, и под водой он мог находиться не меньше, чем раньше, но существовала опасность нового видения, и Льешо не хотелось захлебнуться в споре с демонами. Нужно научиться новому умению, чтобы выбраться с острова и не попасть в кормушку для свиней.

Пока он размышлял об этом, сидя на доке, солнце склонилось к закату, и послышались дразнящие выкрики ныряльщиков, возвращающихся в лагерь после смены. Одетый он несколько смущался смотреть на обнаженных Льинг и Хмиши, да и остальных товарищей. Обо всем этом Льешо забыл, как только увидел инструменты на лодке – трезубцы, скрещенные над щитом. Конечно же! Господин Чин-ши зарабатывал деньги на добыче жемчуга, а тратил-то он их на арене. Известные своим мастерством даже в бараках гладиаторы Чин-ши соревновались на разных аренах, далеких, как и страна фибов. К тому же им даровалась часть выигранных денег. Если гладиатор дрался хорошо, он выходил победителем, если плохо, мог поплатиться жизнью.

Льешо ринулся к старшему, сбивая толпившихся на его пути ныряльщиков, которые отпускали шуточки по поводу одежды юноши и интересовались его здоровьем. Добежав до Шен-шу, он пал на колени и ударил лбом о настил (так было принято поступать при обращении с просьбой).

– Достопочтенный Шен-шу, господин, молю вас передать мое прошение господину Жемчужного острова Чин-ши.

Льешо намеренно назвал старшего господином, хотя тот был таким же рабом, как и он. Юноша давно научился преодолевать гордость, когда ситуация требовала пресмыкаться перед старшим: такова стратегия. Льек учил его, что иногда стоит сегодня пожертвовать гордыней ради победы завтра.

– Ведьма запретила тебе, кусок мяса для свиней, возвращаться на плантацию? – поинтересовался старший.

Льешо оторвал голову от помоста и сел на пятки:

– Я не знаю ведьм, мастер Шен-шу, – сказал юноша, проигнорировав грубость. – Извольте передать Чин-ши прошение позволить мне обучаться гладиаторскому бою.

На мгновение весь док замер, а Шен-шу уставился на Льешо в изумлении. Затем он начал смеяться.

– Гладиаторскому бою, свинопас? Может, лучше драке со свиноматками? – раздался в тишине резкий голос старшего. – Вы, ловцы жемчуга, такие тощие, что гладиаторы господина Чин-ши могли бы вами в зубах ковырять.

Льешо покраснел до корней темных вьющихся волос. Под одеждой юноша был таким же худым, как и его друзья, чьи острые кости четко вырисовывались сквозь тонкий слой покрывавшей их плоти. Он представил гладиаторов – могучих мужчин, огромнее, чем горы, с мускулатурой как из стали – и понял, что ему и рядом не стоять с такими представителями человечества. Однако, подумал он, ведь и гладиаторы когда-то были детьми. С такими мускулами и жилами не рождаются, к тому же у них нет свойственной фибам выносливости. Если из них вырастают великие борцы, то чем он хуже?

– Если я тощий, – возразил Льешо, – то свиньям от меня толку не будет, а гладиаторы хоть позабавятся, раздирая меня на кусочки.

– Без сомнения, раздерут и скормят дворовым собакам.

Шен-шу, практически никогда не пребывавший в хорошем расположении духа, хлопнул ладонью по колену и рассмеялся, соглашаясь с обрисованной Льешо перспективой.

– Забудь, парнишка, о старой ведьме, ее угрозах и предостережениях, – посоветовал Шен-шу редким для него благосклонным тоном. – Твоим товарищам не хватает тебя, они от этого хуже работают.

– Им придется научиться справляться без меня, потому что я твердо решил стать гладиатором.

– Ты дурак. Догадываешься об этом?

Шен-шу уже не смеялся.

По-прежнему стоя на коленях, Льешо посмотрел на старшего уверенным взглядом. Хороший стратег знает, когда согласиться.

– Пусть дурак, но дурак, который хочет умереть гладиатором, а не ныряльщиком, и тем более не мясом для свиней.

– Посмотрим, – было последнее слово старшего Шен-шу.

Помимо власти над ловцами, в его обязанности входило рассматривать их редкие прошения, и те, которые он не мог удовлетворить сам, передавались господину Чин-ши. Льешо отступать не собирался.

– Ваш покорный слуга благодарит вас за соизволение сообщить просьбу господину, – закончил Льешо церемонию.

Его товарищи, молча внемля разговору, стояли в стороне со смущением и даже страхом на лицах. Льешо окинул взглядом каждого, но не нашел ни понимания, ни поддержки, даже Льинг отвела взгляд. Впервые в жизни раб Льешо почувствовал себя неловко в присутствии обнаженных товарищей.

Я ваш принц , подумал он, и вы обязаны мне большим почтением .

Но они этого не знали. Юноша опустил глаза и пошел прочь, вместо того чтобы сесть с ныряльщиками в тележку, направляющуюся в лагерь.

ГЛАВА 3

Шли недели, а Льешо находился в состоянии мучительного ожидания. Кван-ти не одобрила его решение, но сказать, что он годен для работы в жемчужном заливе, тоже не хотела. Им обоим было известно, что парня, не имеющего никакого иного ремесла, ждет свиная кормушка. Сжав губы и нахмурив брови, она занималась своей обычной работой.

Силы быстро вернулись к Льешо, а вместе с ними и желание движения. Он скучал по работе, хотя опасность возвращения под воду не давала ему покоя. Юноша понял, к своему удивлению, что ему не хватает товарищей. Он и не считал их друзьями, проводя вместе смену за сменой в заливе, а с момента явления духа и его злоключения искатели жемчуга еще больше отдалились от него. Произошедшее выделило Льешо среди остальных. Ежедневное подтрунивание во время отдыха, столь прочно связывающее компанию, помогающее преодолеть мелкие невзгоды и неудачи рабочего дня, не смогло смягчить положение. Льешо заметил отсутствие улыбки Льинг и пустоту за спиной, обычно заполняемую Хмиши. Будто бы он во всем ошибается. Вроде и не без друзей и, если верить Льеку, не без семьи. Но он не осознавал их наличие, пока действительно не оказался один. Парадокс какой-то.

Чтобы скрасить время, юноша бегал. Сначала медленно, но как пошел на поправку, пробежки удлинились: круг вокруг острова, два круга без передышки, остановка (даже фибам иногда нужно переводить дух). Он слушал, как размеренный бег подстраивается под такт команд, выкрикиваемых низким голосом, – быстрее, медленнее. Льешо с легкостью обгонял всех, вскоре компания изменила маршрут и выбрала незнакомую ему дорогу: вверх по холму к тренировочной площадке.

Во время бега все его внимание было устремлено на белый ровный песок под ногами и на ветки деревьев, столь близко росших к дорожке, что они хлестали по телу, оставляя на коже запах плесени, дождя и обманутого ожидания солнца. Щебетание птиц в лесу успокаивало душу, но не могло заполнить нишу, принадлежавшую друзьям. Один, на бесконечных тропах острова, Льешо гадал, сколько же еще он будет брошенным на произвол судьбы.

Спустя три недели после подачи прошения Кван-ти вызвали в главный дом. Господин Чин-ши ни разу ранее не приглашал рабыню-целительницу к себе. Его обслуживали личные доктора, а слуги дома заботились о себе сами. Иногда, если раны гладиатора заживали снаружи, но гнили изнутри, обращались за помощью к Кван-ти. Но ей не приходилось покидать барак: целительнице сообщали в деталях о состояния больного, и она отсылала человека со связкой трав и указаниями. На этот раз Кван-ти пошла вместе с посыльным, не взяв ни трав, ни сумки. Быстрым взглядом, на мгновение остановившимся на Льешо, она дала понять, что причиной вызова является он. Господин Чин-ши, или же его тренер, хотел лично спросить ее, каковы шансы у едва не утонувшего юноши выдержать тяжбы гладиаторских учений. Для этого ей не нужны снадобья.

От мысли, что она там скажет, у Льешо заныло сердце, и он побежал что есть мочи. Достигнув берега, юноша нырнул в море. Он плыл до тех пор, пока ноги не стали тяжелыми, а руки закостенелыми. Один, на пределе сил, Льешо повернулся на спину и позволил воде нести его, убаюкивая морской теплотой. Звуки Жемчужного острова не доносились на такое расстояние, и разум юноши дрейфовал в созвучии с течением, обволакиваемый тишиной и покоем. Можно остаться здесь навсегда в компании пропитанного солью бриза и уютной воды, теплой, как человеческая кровь. Крик птиц над головой, казалось, исходил из другого мира, звавшего его через бамбуковый занавес с яркими шелковыми ленточками. Еще одно воспоминание из детства до нашествия гарнов. Летом деревья загораживали окно в комнату матери, ленты разных цветов развевались на ветру.