Портрет второй жены (Единственная женщина), стр. 71

– Не могу больше… Все… Сейчас…

Юра прикоснулся к ее лбу, словно желая оттолкнуть перед последними страстными судорогами, но Лиза почувствовала, что он не хочет этого, что он всем телом тянется за нею, всем телом просит ее не отшатываться в эти мгновения. И она поверила своему чувству…

Лицо у Юры было взволнованное, счастливое и виноватое. Он гладил Лизины волосы, разметавшиеся по его плечу, целовал ее и притрагивался к ее лбу мимолетными движениями пальцев, словно желая удостовериться, что она не исчезла.

– Тебе… Тебе неприятно было?.. – вдруг спросил он.

– Юра, почему ты об этом говоришь? – Лиза подняла на него глаза, всмотрелась в его лицо. – Ты считаешь, что мне должно быть неприятно?

Она видела: в эту ночь что-то изменилось в нем, и это «что-то» – не просто новый способ любви. Да и странно было бы думать, что в способе любви может для него быть что-то новое. Ведь не мальчик он, ведь все ее тело сладко покалывает при одном воспоминании обо всех проведенных с ним ночах… Но почему тогда?

– Почему, Юра? – снова спросила она.

– Мне кажется… – Он говорил медленно, подбирая слова. – Кажется, что ты делаешь это только из-за меня, что ты заставляешь себя это делать, чтобы доставить мне удовольствие.

– Боже мой, но ведь это совсем не так! – Лиза была удивлена его странными словами. – А если бы и так, что же в этом плохого?

То, что она услышала, совершенно потрясло ее:

– Я не привык, чтобы женщина делала что-то для меня. Не только в постели, вообще, понимаешь? Я не верю, что это возможно, и я к этому совершенно не готов. Мне просто никогда не было необходимо, чтобы женщина что-то делала для меня. Раньше – никогда…

Когда до нее дошло, что это говорит мужчина, лет пятнадцать женатый, в жизни которого наверняка было немало женщин, – она замерла, не в силах произнести ни слова.

– Но… Почему же, Юра? – только и смогла она повторить. – Ты стесняешься, тебе неприятно – что это?..

– Это то, чего я совсем не знаю… Я вообще не помню, чтобы кто-нибудь что-нибудь делал именно для меня, забывая о себе. Ну, Серега только, но ведь то совсем другое. Да я никогда ничего и не ждал ни от кого. А сейчас – мне показалось, ты вот-вот исчезнешь, такая ты была в этом саду несуществующем. Я чуть с ума не сошел от страха. И я боюсь, что не нужен тебе такой… растерянный, ничего тебе не дающий и чего-то ожидающий от тебя.

Лиза готова была и заплакать, и рассмеяться. А она-то думала, что знает его, чувствует все, что с ним происходит! И все время, все это время – ей уже казалось, что они были вместе всегда, целую вечность! – в нем так глубоко сидела эта детская, наивная боязнь – выглядеть слабым, смешным, чувствовать чью-то заботу о себе…

– Ох, Юра! – Она приложила ладони к его щекам, повернула к себе его лицо. – Ты думаешь, я стану клясться тебе, объяснять? Я люблю тебя, и я сделаю для тебя все. Нет ни-че-го, что я не сделаю для тебя. А верить этому или не верить – дело твое. Мне бы твои заботы…

Он всматривался в ее лицо, не отводя глаз, он смотрел на нее так, словно видел впервые. Потом что-то мимолетное, совершенно неуловимое, мелькнуло в его глазах, и он улыбнулся – такой детской улыбкой, какой Лиза никогда не видела на его лице.

– Да? – спросил он.

– Да! – ответила Лиза. – А ты как думал?

Глава 9

Псковитин ругал себя на чем свет стоит.

И были причины. Из-за какого-то дурацкого упрямства вовремя не рассказал Юре обо всем, что было связано со Звонницким и с утечкой информации. Полез, видите ли, сам разбираться, когда дорог был каждый час! А что он понимает в этих информационных системах?

Но с другой стороны, знай Юра о его подозрениях, разве уехал бы он с Лизой? Он, и не зная-то смотрел на Сергея виновато, сообщая о том, что собирается уехать:

– Я, конечно, недавно отдыхал – неловко… Но нельзя ее не увезти сейчас, не могу я ее не увезти, понимаешь? Я сам довел ее до такого состояния, она просто не выйдет из него здесь. Надо уехать, сменить впечатления. И я хочу побыть с ней вдвоем хоть немного. Я же так долго не позволял себе этого…

– Да что ты оправдываешься! – рассердился Псковитин. – Надо – значит, надо. Кто начальник?

– В том-то и дело, что я. Но ведь все вроде в порядке сейчас… И немцы довольны, и работа пошла – все крутится, как мы и хотели.

У Ратникова были основания для спокойствия: его «спрут» развернул наконец свои щупальца, охватывая все новые отрасли и регионы, заставляя работать в едином ритме все предприятия, входящие в концерн «Мегаполис-инвест». А о Сергеевых тревогах он просто не знал.

Разговор со Звонницким состоялся уже в отсутствие Ратникова. Сергей не стал вызывать его в центральный офис – сам заехал в небольшой «кубик» у себя на Юго-Западе, где располагалась вотчина Звонницкого.

Тот не растерялся и не удивился, увидев начальника службы безопасности, входящего к нему в кабинет. Псковитин подумал, что он вообще никогда и ничему не удивляется, этот неприметной внешности человек с перхотной пылью на пиджаке.

– Чем обязан, Сергей Петрович? – спросил он, вставая навстречу Псковитину.

– Мороз-воевода дозором обходит владенья свои, – объяснил Сергей.

– А-а! – вяло протянул Звонницкий. – Что ж, добро пожаловать. Хотя, собственно, я совсем недавно подробно беседовал с Ратниковым и ничего нового сообщить не могу.

– Да я и не жду от вас новостей, Виктор Борисович, – остановил его Псковитин. – Говорю же, плановый заезд. Или вы против?

– Нет, пожалуйста, – пожал плечами Звонницкий.

В его тускло-голубых глазах нельзя было прочитать ничего. Или мешало поблескивание стекол в очках?

Псковитин не обладал умением вести запутанные разговоры, но зато он мгновенно чувствовал, когда таковые не нужны. Сейчас складывалась именно такая ситуация. С этим бесстрастным, односложно отвечающим на вопросы человеком бесполезно было говорить обиняками.

– Скажите, Виктор Борисович, – спросил Сергей, закуривая и глядя на собеседника сквозь сизый дым, – рекомендуя вас Ратникову, Александр Павлович знал, что вы… скажем так, знакомы с господином Подколзевым?

Он не ожидал, что этот вопрос – единственный волновавший его сейчас! – так ошеломит Звонницкого.

– Нет… – произнес он, поперхнувшись и закашлявшись. – Извините, я не выношу дыма…

Псковитин потушил сигарету.

– Но ведь вы знакомы давно – и с тем, и с другим, разве нет?

Он продолжал смотреть прямо в блестящие очки, но ему было даже неважно, как выглядят сейчас глаза Звонницкого. Он знал, что они бегают, словно уходят от ответа.

– Да, я знаком давно, то есть был знаком… – Тот уже овладел собою и говорил теперь почти спокойно.

– Что значит «был»? – спросил Псковитин удивленным тоном. – По-моему, о знакомстве невозможно говорить в прошедшем времени, раз уж оно состоялось.

– Да, совершенно верно. Но это было, так сказать, кратковременное знакомство. С Александром Павловичем – вы же знаете, нет смысла скрывать – мы работали вместе до его отъезда в Новосибирск…

«А о Подколзеве, выходит, есть смысл скрывать», – подумал Псковитин.

– Но после его отъезда, – продолжал Звонницкий, – наша связь практически прервалась. Мы ведь не дружили домами, знаете ли, кроме совместной работы над определенными проектами, нас вообще ничего не связывало. И когда Неделин уехал…

– Ясно, – остановил его Псковитин. – Ну а Подколзев?

– А что Подколзев? Мы, собственно говоря, знакомы с ним шапочно. Я посещаю те же собрания, что и он, ну и что? Там бывает много людей – интересных людей! Разве мне запрещено иметь собственные интересы?

Казалось бы, он защищался, пытался в чем-то убедить Псковитина, но тон у него при этом был вялый, как всегда. Впрочем, в этом и заключалась защита.

Но Псковитин уже слушал его вполуха: ему было совершенно неважно, что говорит Звонницкий. Он врет, врет – и какая разница, какие слова он подбирает для того, чтобы соврать?