Мурка, Маруся Климова, стр. 43

– По делу не против.

– У меня к тебе предложение. Не в фирму ко мне, не волнуйся! – заметив, как он поморщился, торопливо проговорила Рита. – Помнишь, я тебе про Лешкину блажь рассказывала? Про школу эту для одаренных деток? – Матвей кивнул. – Ну вот, я ему сдуру пообещала, что ее только через мой труп закроют. А теперь выходит, что и помирать пора.

– Это почему? – удивился Матвей.

– Потому что ее вот именно закрыть хотят.

– Денег, что ли, на нее нет? – не понял он.

– Господи, да при чем тут деньги! – сердито воскликнула Рита. – Деньги Лешка, конечно, оставил где надо, не до такой же степени он романтик, чтобы все на виду держать. Есть счета, ни одна прокуратура не подкопается, могу ими пользоваться. Не в этом дело.

– А в чем?

– А то не понимаешь! У нас теперь только та благотворительность приветствуется, которая сверху по разнарядке идет. А всякие эти несанкционированные школы – дело подозрительное, мало ли чему там олигархи детишек научат. Получаю бумагу: так и так, государственный аттестат мы вашим ученикам выдавать не можем, программы надо заново где-то пересогласовывать, учителей переаттестовывать, еще какой-то геморрой... Как раз для меня занятие! А тут и бандиты подоспели: гони бабки за пользование нашей территорией. Вообще бред какой-то! Лешка землю эту давным-давно выкупил, откуда бандиты, непонятно. Похоже, прямо из прокуратуры прислали. Во всяком случае, стремления с ними бороться директриса не выразила. Сегодня получаю по почте от нее заявление – по собственному желанию, своя голова дороже, чем ваши идеи. Что прикажешь делать?

– Ничего не прикажу, – пожал плечами Матвей. – Я в этих переаттестациях еще меньше, чем ты, понимаю.

– Насчет бандитов с такой определенностью не высказываешься, – усмехнулась Рита.

– Насчет бандитов мне и высказываться неинтересно, – резко сказал он. – Мне их на всю оставшуюся жизнь хватило. Ничего для себя нового от знакомства с ними не ожидаю.

– Ясно. – Рита сузила глаза так, что в них мелькнули желтые молнии. – Тебе тоже своя голова дороже.

– При чем тут моя голова? – рассердился Матвей. – Ты чего от меня хочешь, а?

– Хочу, чтоб ты был директором этой дурацкой школы.

Она произнесла это с такой упрямой, такой девчонской решительностью, что Матвей с трудом сдержал улыбку.

– Черт знает что, – сказал он. – Цветик-семицветик какой-то!

– Какой еще цветик? – опешила Рита.

– Сказка такая есть. Как девчонка волшебные лепестки от цветика-семицветика отрывала и под каждый какую-нибудь чушь просила. Не читала, что ли, ребенку? А, ну да, ты ему все больше про безопасный секс!

– А ты бандитов боишься! – не осталась в долгу Рита. – И начальников!

– А не боюсь!

Тут Матвей не выдержал и наконец расхохотался.

– Не Никитка, так я тебя достала, – засмеялась и Рита. – Ну помоги ты мне, а? – жалобно попросила она. – Ну некогда мне с этой школой, да и вообще, посмотри ты на меня, где я, где чужие дети? Мне и своего-то много.

– Да уж своего ты по полной программе запутала. Без всякой переаттестации. Ты совсем, что ли, без ума? Зачем про пробирку ему рассказала?

– А растерялась потому что, – виновато объяснила Рита. – Родила, растет непонятно что, воспитывать надо, а как? Ну, полезла в книжки, а там написано, что не надо скрывать от ребенка, как устроена взрослая жизнь, а то у него потом будут проблемы с социализацией. Попадись ты мне лет на пять раньше, я бы...

– Ты бы меня к нему в гувернеры стала нанимать. За бешеные деньги.

– Деньги, честное слово, дам любые, – торопливо проговорила Рита. – Сколько скажешь – как с куста. Только согласись.

– В гувернеры?

– Дурачком-то не прикидывайся.

– Рита, – просительным тоном сказал Матвей, – да я и в мыслях никогда такого не держал. Если б ты меня водилой к себе позвала, я и то меньше удивился бы.

– Знаю, кем бы я тебя к себе позвала, если б... Все-все, молчу! – Она подняла руки. И тут же ее лицо стало серьезным. – Получится у тебя это, Матвей Сергеич. У тебя, конечно, много чего может получиться. Да за что ты ни возьмись, то и получится. Но это лучшее, за что ты можешь взяться. Может, даже единственное. Скажешь, нет?

Она смотрела на него совершенно Никиткиными глазами. То есть и цвет у них, конечно, был другой, и форма, но глубокое напряженное волнение было в точности то же самое.

– Не скажу, – растерянно произнес Матвей. – Я... не знаю...

– А я знаю! – воскликнула Рита. – Я точно знаю! Да только глянуть, как ты с мальцом моим возишься и как он на тебя смотрит! Никитку сразу к тебе переведу, – пообещала она. – Пусть хоть на поэта, хоть на птичку божью учится. А сама даже на порог в эту твою школу не ступлю, ни одного указания тебе не дам. Вообще меня не увидишь!

– Как торжественно. Осталось только поклясться, – улыбнулся Матвей.

– Клянусь! На... – Рита нетерпеливо огляделась в поисках чего-нибудь, подходящего для клятвы. – На рождественской звезде! – Она подошла к окну, приложила ладонь к стеклу, прямо к тому месту, которого касались лучи самой яркой звезды. – Только и ты поклянись. Что возьмешься за это и не бросишь.

– Странные у тебя фантазии, – проворчал Матвей, подходя к окну. – Ну, если тебе это так надо... – Он поднес ладонь к стеклу, помедлил секунду. Рита быстро убрала свою руку, освобождая ему место под звездными лучами. – Ладно, клянусь. – Ему было смешно и легко. Метроном в сердце молчал, а само сердце, наоборот, билось со счастливым предчувствием. И, насмешливым тоном снимая наивную патетику момента, Матвей произнес: – Клянусь рождественской звездой, что возьмусь за это. И не брошу.

Часть III

Глава 1

– Н у Растяпочка, ну умница, ну я же тебя правда-правда люблю. Ужасно люблю! – Маруся чуть не плакала, глядя в умненькие Тяпины глаза. – Ну почему ты не хочешь вовремя вылезти, а?

– Бестолковая она, я же тебя предупреждала, – ответила вместо собачки Анжела. – Ничего у тебя с ней не получится, только время зря тратишь.

– Получится, – упрямо сказала Маруся. – Я тоже бестолковая, мы с ней два сапога пара. Просто я пока не понимаю, что ей такое сказать, чтобы она поняла...

– Ничего ей не надо говорить, – сердито бросила Анжела. – Хлыстом отстегать хорошенько, может, поймет. А не поймет, так пошла вон с манежа. Цирк – дело жесткое. Хочешь над зверюшками сюсюкать, иди вон в собачью гостиницу работать. И то вряд ли получится. Животные и силу чувствуют, и слабость.

Понятно, что в выборе между силой и слабостью Марусиной сущности в точности соответствовала слабость. Но ей все-таки казалось, что этот выбор не настолько однозначен. Хотя когда Тяпа в сто первый раз отказывалась выполнять придуманный Марусей трюк, то впору было согласиться с опытной Анжелой, а не выдумывать про жизнь то, чего в ней не бывает.

Клоунская реприза, которую Маруся придумала для себя и Тяпы, выглядела так заманчиво, что когда она – правда, без Тяпы – показала ее Сидорову, тот решительно заявил:

– Если получится у тебя, сразу на манеж выйдешь. Я не я буду, если для тебя этого не добьюсь. Зрители над тобой ртом смеяться, глазами плакать будут, а что в сердце, и сами не поймут. Я, Марусенька, таких, как ты, после покойного Лени Енгибарова не видел.

У Маруси тогда сердце замерло от счастья. Неужели ее сравнили с самим Енгибаровым?! Петр Иванович Сидоров и раньше рассказывал ей об этом знаменитом печальном клоуне, но ей и в голову не приходило, что она даже отдаленно может быть на него похожа.

«Дура набитая! – с сердитым отчаянием думала она теперь. – Развесила уши, как Тяпа! А сама только глаза таращить умеешь. Тоже как Тяпа».

Реприза, которую она так неудачно репетировала вот уже вторую неделю, вообще-то была очень проста. Она должна была начинаться в самом конце Анжелиного номера. Маруся с нелепо заколотой множеством разноцветных заколок челкой и в нелепом же мужском костюме – длинные, собирающиеся гармошкой брюки, висящий на плечах пиджак – бродила между дрессированными собачками и поочередно подзывала их к себе, пытаясь погладить. Но собачки не обращали на нее внимания. Тогда Маруся расстилала на манеже большой кусок холщовой ткани, доставала из кармана уголь и, мгновенно перепачкавшись как трубочист, рисовала на этом холсте свою собственную собаку. Собака должна была получиться смешная и нелепая, в точности Растяпа. Маруся специально тренировалась, чтобы она получилась именно такой; она с удивлением обнаружила у себя даже некоторые рисовальные способности. И вот в тот момент, когда она, всхлипывая, гладила нарисованную собачку, словно живую, из-под ткани вдруг появлялась настоящая Тяпа и прыгала Марусе на руки.