Красавица некстати, стр. 54

– Ты у той тети спроси, – посоветовал Гришка. – У нее они точно есть.

– Почему ты решил?

– Ну, она же волшебница.

– Ты думаешь? – усмехнулся Павел.

В волшебниц он не верил даже в детстве. Но когда увидел, как эта женщина идет по улице и как платье волнами ходит у ее колен от стремительных шагов, то подумал: точно, волшебница. И, ни о чем больше не думая, вышел из номера, сбежал по лестнице вниз, на улицу, и пошел вслед за нею к бульвару.

Правда, одна мысль у него в голове все же мелькнула.

«Опять? – была эта мысль. – Мало тебе? Снова на такое вот потянуло?»

Но додумывать эту мысль до логического завершения, то есть до того, чтобы вернуться в номер и забыть про эту женщину, Павел не стал. В конце концов, ему нужны были конфеты из разноцветных звездочек. И только она могла знать, что это такое.

– Извините, Павел Николаевич, я заставила вас ждать!

Павел вздрогнул. Голос ворвался в его мысли, как вихрь.

Впрочем, обладательница этого голоса на сей раз никакой вихрь не напоминала. И ничего необычного не делала. Просто стояла на пороге своего кабинета – секретарша попросила его подождать буквально пять минут, пока Вера Игнатьевна закончит телефонные переговоры, – и смотрела на него с той грамотно отмеренной приветливостью, с которой и следует смотреть на потенциального клиента.

– Ничего, – сказал Павел. – Мы не торопимся.

– Вы привели Гришу? – улыбнулась она.

– И Антона.

– А третий ваш мальчик?

– Не захотел.

– Жаль. Ну ничего, поработаем с двумя. Может быть, и вы тоже решите заниматься? Мы могли бы подобрать группы так, чтобы занятия у вас и у детей совпадали по времени.

– Спасибо. В этом нет необходимости.

– А где же ваши дети?

Она заглянула ему за спину. Во всем ее поведении была теперь одна лишь непринужденная воспитанность. Ничего такого, что изумило его там, в Пиренеях, что должно было бы даже напугать, учитывая все обстоятельства его жизни. Но не напугало.

Сейчас ему, опять-таки согласно формальной логике, должно было бы стать скучно от ее абсолютной обыденности. Но не становилось. Наверное, дело было в том, что она и сейчас была такая же красивая, как там, на утреннем бульваре. Только тогда вся ее красота состояла из волнения и гнева, а теперь это была просто красота, сама по себе. Единая и неделимая.

Это, конечно, и должно было вызывать у него живой интерес, как у всякого нормального мужчины. Нечему было удивляться.

Но он удивлялся. Что-то здесь было не то. Не так, как обычно.

– Где же ваши мальчики? – повторила Вера Игнатьевна.

Павел опомнился. Что, в самом деле, стоит как блаженный!

– Внизу ждут, – ответил он. – Гришка прямо сейчас готов заниматься.

– Ой, с Гришей прямо сейчас не получится, – расстроилась Вера Игнатьевна. – У нас с маленькими одна чудесная девушка работает. Просто педагогический гений, честное слово! Но она до следующей недели в отпуске. Вот старшего – ему сколько, лет пятнадцать, наверное? – можно прямо сегодня протестировать. Я и протестирую.

– Старший как раз не жаждет. Только за компанию явился.

– А знаете, – предложила она, – давайте я все-таки и с Гришей прямо сегодня поговорю. Чтобы он не разочаровался, что зря пришел.

– Спасибо.

Павел с трудом сдержал улыбку. Он впервые видел, чтобы человек, не знающий Гришку, сразу отнесся к нему как ко взрослому. Наверное, Вера Игнатьевна все-таки боялась упустить клиентов. Интересно, много ли народу ходит в ее школу?

Когда они спустились в холл, Антон разговаривал по телефону, и лицо у него было какое-то резкое. Увидев отца, он быстро спрятал трубку в карман.

– Здравствуйте, – сказала Вера Игнатьевна. И улыбнулась. – Какие-то вы здесь не такие, как в Берге.

– А вы точно такая! – выпалил Гришка. Он смотрел на нее, открыв рот. – Ужасно красивая. Зря папа не верит, что вы волшебница!

Она на секунду смутилась от такого заявления. Но тут же рассмеялась.

– Пойдем, Гриша, – сказала она. – Тебя как зовут? – обернулась она к Антону.

– Ну, Антон, – процедил тот с нахальным прищуром, после которого только и оставалось, что цыкнуть на пол длинным плевком.

Она не обратила ни на тон, ни на прищур ни малейшего внимания.

– А меня Вера Игнатьевна Ломоносова. Пойдемте ко мне в кабинет. Я с Гришей побеседую, а Антон, если хочет, в квест пока поиграет. Мне его американцы вчера подарили, у нас такого еще нету.

Прищур мгновенно исчез – в глазах у Антона мелькнул живейший интерес.

– А я? – спросил Павел. – Для меня у вас чего-нибудь интересного не найдется?

Она засмеялась.

– Найдется. Кофе с коньяком. Пойдет?

– Пойдет.

Глава 3

– Это было первое кафе, которое мы с братом посетили самостоятельно. В шесть лет из дому сбежали и сюда приехали. Я его до сих пор поэтому люблю. Хотя теперь все по-другому, конечно. Тогда здесь кафе-мороженое было.

– Я помню. «Север».

Они сидели в кафе на Тверской уже второй час и пили шампанское. Павел не очень понял, с чего они вдруг решили пойти сюда все вместе. Сидели в Верином кабинете, он вполуха слушал, как она расспрашивает Антона и Гришку по-английски и по-русски… Ну да, кажется, во время английской части разговора с Антоном зашла речь о московских кафе, в которых он бывает, и Вера сказала, что до сих пор больше всего любит то кафе, в котором в детстве ела мороженое, и что оно отличается от всех кафе на свете. А Гришка заинтересовался, чем же отличается, и Павел предложил съездить туда прямо сейчас.

Антон давно смылся, договорившись с кем-то по телефону о встрече. В зале было прохладно, и, казалось, не из-за современного кондиционера, а по той же самой причине, по которой каким-то загадочным образом и прежде было прохладно в кафе «Север», куда вся Москва ездила есть разноцветное мороженое.

Мороженое и сейчас возвышалось в Гришкиной креманке яркой горой.

– Обратной дороги нет, – сказал Павел, кивая на эту гору.

– В каком смысле? – удивилась Вера.

– В том, что, хоть в лепешку расшибись, мороженое все равно не будет вызывать такого восторга, как в детстве. Я это еще на крем-соде проверил. Помните, когда она заново в Москве появилась?

– Помню, – кивнула Вера. – Лет десять назад.

– А я ее в детстве любил, эту крем-соду. Жалел, что она пропала. Ну, и купил сразу, как опять появилась, – обрадовался, что напьюсь сейчас до отвала.

– И что?

Она чуть заметно улыбалась. Темные глаза блестели. От шампанского, конечно.

– И ничего. С той крем-содой ничего общего. Хотя и вкус, и запах вроде бы точно такие же. Вот это и значит – обратной дороги нет.

– А Гриша по-другому думает, – сказала Вера.

– Разве?

Павел удивленно посмотрел на Гришку, который вроде бы не высказывал никакого мнения – тихо сидел над своим мороженым, делая вид, что ест. От двух обращенных на него взрослых взглядов Гришка смутился.

– Я крем-соду не люблю, – сказал он. – И мороженое тоже. А обратная дорога есть.

– И какая же? – поинтересовался Павел.

– Если что-нибудь один раз было хорошо, то и в любой раз так же будет.

– А тебе что было хорошо? – спросила Вера.

– Не очень много что.

– Ну, например?

– Например, когда папа меня первый раз купал.

– Ты… это помнишь? – Голос у Веры дрогнул.

– Да. Мне уже год был.

– Ну, если год, то, конечно, помнишь, – улыбнулась Вера.

Тут Гришка увидел за большим окном кафе лошадь, которую прямо по тротуару вела под узцы девушка в жокейском костюме. Он тут же забыл про взрослый разговор, сполз со стула и, подбежав к окну, прижался носом к стеклу, изумленно разглядывая лошадь.

– Извините, Павел, – понизив голос, сказала Вера.

– За что же извинить? – усмехнулся он.

– Я не должна была спрашивать ребенка… о таких вещах.

– Ничего особенного в таких вещах нет, – пожал плечами Павел. – Я первый раз его увидел, когда ему был год. Я вообще не знал, что он родился.