Принц снов, стр. 18

Резко вскинув руку – жест этот вполне соответствовал искренности спора, – юноша повернулся и пошел прочь.

Глава седьмая

Каким образом можно переправить двух свергнутых иностранных принцев через неспокойную империю по вражеской территории в самое сердце их униженной родины?

Именно такой вопрос без конца задавал себе Льешо.

И еще: неужели возможно провезти этих принцев мимо тех людей, которые заплатили бы любую цену только за то, чтобы увидеть их в плену, а еще лучше – мертвыми?

Император Шу решил, что для этого надо устроить спектакль, представившись богатым, страдающим чрезмерным самомнением купцом. Ну а принцев просто-напросто включить в собственный и без того эксцентричный караван.

Император обладал великим тактическим искусством в битве; равное мастерство он проявил и в шпионском деле. Шу пользовался благорасположением смертных богов. Сьен Ма, богиня войны, охраняла империю непосредственно с его трона. Чи-Чу, сам лукавый бог, сопровождал его в дальней дороге. И все же Льешо всерьез сомневался в стратегических способностях Шу. Нынешний план мог понравиться только лукавому богу; сам Льешо мучился ощущением, что постоянно носит на спине одну из тех мишеней, на которых госпожа Сьен Ма тренирует своих лучников.

Впрочем, необходимо было признать, что до сих пор план работал вполне успешно. Песнями и гимнами Шу зарекомендовал себя ярым сторонником религии Гансау, а потому никто особенно не удивился, когда он принял вызов погонщика принять участие в ритуальном танце с мечами. Даже среди представителей народности ташеков совсем не многие обладали достаточным мастерством и сумели по достоинству оценить, как плавно перешел Шу от молитвенного ритуала к боевому поединку, на который его спровоцировал Харлол.

Провокация, разумеется, оказалась совсем не случайной. Ни один простой погонщик, нанявшийся на работу к скромному купцу, не имел бы возможности достичь подобного боевого мастерства. Харлол, несомненно, владел искусствами и воина, и шпиона. А тот, кто заплатил молодому погонщику за убийство или по крайней мере серьезное ранение императора Шана, теперь наверняка настороженно ожидал реакции монарха на попытку покушения.

Попутчики, соседи по каравану, готовили верблюдов к следующему этапу пути с равным, пусть и немного более отвлеченным любопытством. Каким будет следующий шаг негоцианта из Гуинмера? Впрочем, Шу не заставил их долго мучиться сомнениями. Кивнув карлику-музыканту, он запел. Живой, жизнерадостный напев рассказал новую сказку – о том, как бродяга из Гансау вызвал на танец мечей правоверного из Гуинмера. Припев дружно подхватили все участники каравана, и гимн звучал подобно застольной песне, а все волнения насчет вендетты прямо в пути меркли сами собой. Казалось вполне естественным, что группа, движущаяся чуть впереди, в ответ на гимн исполнила длинную залихватскую песню о подвигах лукавого бога. Запевал в этой песне Льешо, а карлик ударом тарелок возвещал наступление припева.

К тому моменту, как история достигла конца и уже прозвучал рассказ и об украденных финиках, и о джинне по имени Свин, который угощал лукавого бога гнилыми фруктами, у верблюдов кончилось терпение, и к лихому пению расшалившихся путников они добавили свой нудный и печальный контрапункт. Смеялись даже гарны, хотя Льешо и не смог понять, то ли их развеселила песня, то ли они просто злорадствовали, слушая глупого купца из Гуинмера, затеявшего всю эту кутерьму. Многие сотни ли пути, к сожалению, сделали свое дело, и строгая, упорядоченная структура каравана начала расшатываться. Отношения собственности и найма начали сплошь и рядом перерастать в отношения чисто субъективные – как видимые, так и невидимые. Хмиши и Льинг курсировали туда-сюда вдоль линии верблюдов. Сотня животных состояла из ряда отдельных групп, внутри которых верблюды были связаны между собой – хвост предыдущего с носом следующего. Количество верблюдов в каждой из групп свидетельствовало о богатстве их хозяина: у Шу – двенадцать, их вел ташек по имени Кагар; в самом конце двадцать пять принадлежали гарнам; в середине – еще чьих-то пятнадцать; а пятьдесят с чем-то в голове каравана были собственностью богатого купца из провинции Тысячи Озер.

По словам Хмиши, ехавшие в самом конце гарны постоянно оглядывались, однако, судя по всему, они просто нервничали. Возможно, опасались, что император раскается в той милости, которую оказал торговцам, не замешанным в налете на имперскую столицу мастера Марко, а раскаявшись, пошлет погоню, чтобы убить их. Но могло ведь оказаться и так, что они ожидали подкрепления, дабы напасть на соседей по каравану. Хмиши не мог точно определить, какая из версий более вероятна.

Льешо изо всех сил старался держаться в тонусе и не спать, однако сделать это было совсем не просто: ритмичное позвякивание колокольчиков, крики погонщиков, пригревающее солнце, целый букет запахов – лошадей, верблюдов и кожи, пряностей и фимиама – все убаюкивало, навевая воспоминания о счастливом детстве. Но сама земля напоминала о том, как далеко еще до родного дома. Проходили дни, и напоенные влагой плодородные долины провинции Шан сменились мягкими округлыми холмами, покрытыми сребристо-зеленой травой.

– Что ты думаешь о своем первом караванном путешествии, молодой ополченец? – поинтересовался карлик Собачьи Уши, покровительственно взирая сверху вниз – с высоты верблюда, которому Харлол дал имя Лунный Луч.

– Честно говоря, я думал, что мы пойдем по пустыне, – признался Льешо.

– Это позже. Сколько мы прошли? Триста ли, не больше. Даже когда придем в Дарнэг, природа тебя разочарует. Зимой, когда выпадают дожди, трава вырастает густой и зеленой, и вся долина Гуинмер сплошь покрыта цветочным ковром. В сухой сезон все выглядит иначе. Чем длиннее становятся дни, тем меньше оказывается воды – в конце концов ее едва будет хватать, чтобы напоить такой караван, как наш. Трава засохнет, оставив зелеными лишь отдельные пятачки – в тех местах, где растительность поддерживают невидимые подземные источники. В разгар сухого сезона жизни здесь больше, чем кажется на первый взгляд. В тех местах, где можно найти воду, живут существа, которые благоразумно прячутся от дневного зноя. Впрочем, чем дальше на юг, тем меньше воды и тем отчаяннее и ядовитее все то, что способно выжить в таких условиях. Как только пройдем Дарнэг, следи повнимательнее за своими ботинками и одеялами!

– А мы будем проходить поблизости от пустыни Гансау? – уточнил Льешо, разглядывая окружающий пейзаж – он оказался вовсе не таким голым, как в воображении.

– Нет, мы идем другой дорогой. – Собачьи Уши приложил флейту к губам и взял несколько нот. Довольный тем, что получилось, отправил флейту в сумку, к другим инструментам. – Вода ушла в глубину, и все оазисы уже пересохли. Даже ташекам придется уходить, – пояснил он, окинув взглядом простиравшиеся далеко на восток земли. – Люди начнут возвращаться в пустыню, лишь когда выпадут муссонные дожди.

Внимание Льешо привлек Кагар. Погонщик отчаянно ругал первого из верблюдов и тонкой, но сильной рукой зачем-то тянул его за голову. Каждое лето ташеки уходили в земли гарнов. Иногда случались стычки, однако, как правило, два народа жили по соседству, словно не замечая друг друга. Интересно, что же кочевой народ будет делать нынешним летом? И как чувствуют себя едущие в караване гарны, когда совсем рядом идут ташеки-погонщики?

С наступлением темноты проводник объявил привал. На месте стоянки нашлись лишь колодец да немного грубого корма для верблюдов, но и это уже было хорошо. Все ожидали появления Великой Луны Лан. С продвижением в глубь жарких и сухих земель каравану предстояло отдыхать в самых разных местах, а не только в городах: останавливались и на дневной жаре, и глубокой ночью, между заходом истинного солнца и подъемом Лан. Стоянки продолжались недолго, всего несколько часов, а потому палатки не распаковывали: доставали посуду, чтобы приготовить ужин, да одеяла, чтобы укрыться от ночной прохлады.