Закон военного счастья, стр. 81
Глава 36
Его поместили в ту же палату для выздоравливающего комсостава, из которой они все выходили после ранений. Теперь в ней никого не было, кроме Ростика. Сначала он почему-то разозлился на все окружающее, на стены, потолок, даже на людей. Потом уснул. Но доспать ему не дали. Вдруг среди ночи разбудили и принялись всерьез обрабатывать. Положили на операционный стол, и Чертанов – Ростик узнал его даже под марлевой маской – начал колдовать.
Вообще-то это было похоже на нормальную операцию – вычистили раны, по новой зашили кое-что кетгутом.
– Если швы начнут со временем «мокнуть», выдернешь их сам, – проговорил Чертанов. – Но вообще-то, Гринев, лучше до этого не доводить, как только покажется, что все в порядке, избавляйся от них.
Как ни странно, Ростик его понял. Недаром был сыном врача.
Ассистировала Чертанову мама. Она же запротестовала, когда какая-то сестра предложила «подколоть» Ростику какое-то новое снадобье, которое они использовали вместо новокаина.
– Нечего, – решила она, – он крепкий парень. Вон в какие передряги все время лезет… Пусть терпит.
Боль была, кстати, не очень уж сильной. Но чтобы и от нее не шипеть, Рост рассказал Чертанову, что у них в больнице кто-то «стучит». Ведь Калобухин проговорился о заявлении какой-то медсестры. Правда, добавил Ростик, это ненадежные сведения, могут быть и «дезой».
– Никакая это не дезинформация, – вздохнул Чертанов. – Есть тут одна… Никак избавиться от нее не можем, понимаешь, толкового персонала почти не осталось.
Когда операция была закончена, Ростика уложили на свежие простыни и дали пару каких-то гнусных на вкус пилюль. Против этого мама не протестовала, пусть даже и считала его «крепким». Проснулся он уже под вечер следующего дня. Попытался выйти в туалет, дежурная сестричка его заметила и куда-то убежала, видимо, доложить.
Едва он вернулся в кровать, в его палату вошли мама и Чертанов. Врач был мрачен, но решителен.
– Я еще подержал бы вас, молодой человек, но мне сказали, что это… опасно. В общем, выбирайте сами – остаетесь вы еще на одну ночь тут или отправляетесь домой?
– Тут безопасней, – решил Рост. – Конечно, Председатель дал слово, но кто знает, захочет ли он его выполнять? Только мне нужно еще с Любаней поговорить. Чтобы она начинала готовиться к отъезду. Ты ей скажи, мам, чтобы завтра она никуда не уходила. И Ромку чтобы подготовила. А еще лучше пришли ее сюда…
Мама как-то странно посмотрела на него.
– Она не придет.
– Почему? – удивился Ростик. – Прошлый раз пришла, когда все уже свершилось. Сейчас… Что происходит?
– Тебе лучше с ней поговорить.
Ростик хотел еще кое о чем спросить, но Чертанов ему не дал.
– Ладно, – решил хирург, – тогда… вот что. Я тоже должен признаться. Понимаешь, Ростик, мы решили…
Этот переход с «вы» на «ты», с фамилии на имя что-то да значил. Но осмыслить всю эту катавасию Росту не дали, потому что заговорила мама.
– Ростик, я уже полгода как его гражданская жена, – и она посмотрела на Чертанова. – Мы решили, что перед отъездом должны тебе сказать.
У Ростика отпала челюсть.
– Полгода? Жена?..
– Раньше боялась. Ты так относишься к отцу, что… Но теперь лучше уж признаться. – Она помялась, снова посмотрела на Чертанова, и теперь Ростик заметил, что раньше она смотрела так только на отца. – У тебя будет брат… Или сестра, не знаю еще. – Мама вдруг покраснела. – Ты должен это знать.
– Та-ак. – Ростик только головой покрутил. – Понимаю. Жаль, конечно… – Он смутился, даже с кровати попытался подняться, хотя бок еще болел адски. – То есть, наоборот, я очень рад… За вас. – Он смутился еще больше, как-то все это было неожиданно. Или он ничего не понимает в этой жизни? Может, должен был давно все сам понять? – Все правильно, мам. Ты, наверное, права. – Он посмотрел на Чертанова, который, впрочем, выглядел не лучше Ростика. – Вы берегите ее. Если что-то…
А вот угрожать не следовало. Вообще все выходило как-то ненормально, не по-родственному. Даже с мамой.
– Да я и сам… – начал было Чертанов. Он тоже был смущен и, несмотря на опыт и авторитет, высказывался ненамного умнее Ростика.
– Нет, – решил поправиться Ростик, – я что-то не то говорю, вы извините. Сами виноваты, огорошили человека…
Лучше всех поступила, конечно, мама. Она просто подошла и поцеловала Ростика мягкими, какими-то очень нежными губами. Раньше она целовала иначе, ревниво подумал Ростик, по-домашнему, но придираться не стал. Тоже ее поцеловал, стараясь, чтобы было как прежде, хотя и знал, что «как прежде» уже не будет.
Поутру следующего дня к нему совершенно неожиданно пришла Сонечка Пушкарева, вдова Бойца. Она была уже совсем толстая, едва ходила. Но лицо у нее оставалось прежнее – знакомое и ласковое… Нет, у правой кромки губ в ее мягкую кожу врезалась довольно жесткая складочка. Но она почти не мешала ей улыбаться, правда, очень грустно.
– Привет, – сказала она. – Узнала, что ты тут, вот зашла.
– Да я… случайно, – признался Ростик. Он не знал, имеет ли смысл ей рассказывать про свои последние приключения.
– Все вы тут случайно, – согласилась Сонечка. – Я тебе яблок принесла. Любишь яблоки?
– Я больше вишни люблю, – признался Рост. – Но их время прошло. А ты как тут?
– Вот по этой причине. – И Сонечка несильно хлопнула себя по круглому, как большое яблоко, животу.
– Ясно, молодец, – Рост кивнул. И вздохнул. – Только должен тебя предупредить, я теперь не самый популярный собеседник.
И он все-таки рассказал о том, как его арестовали. А потом и про ссылку.
– И когда это случится? – спросила Сонечка.
– Сегодня под вечер хочу уйти. – Рост поежился. – Не нравится мне тут… Каким-то беззащитным себя чувствую.
– Боишься? – удивилась Сонечка.
– Нет, не так. – Ростик подумал. – Я не знаю, кто друг, а кто враг. Это самое неприятное.
В общем, поболтали еще пару минут, но Рост чувствовал, что Сонечка думает о чем-то другом. А потом она быстро собралась и ушла. Рост только повздыхал, ему следовало привыкать, что люди теперь держатся от него на расстоянии.
Домой он пришел незадолго до обеда. Чувствовал себя скверно, не хотелось есть, не хотелось ничего делать. Хотелось только поскорее поговорить с Любаней, чтобы она тоже начинала готовиться… А впрочем, хотелось еще избавиться от всех тех недомолвок, которые мама напустила в последнее время в адрес жены.
Он ведь просил ее остаться дома. А она… И вдруг обнаружилось, что в доме вообще никого нет. Ни Кирлан, ни Ромки. Даже детей Кирлан и Винторука, обычно ковырявшихся где-то на заднем дворе или на пустыре, который вел к трампарку и рынку.
В общем, так и не пообедав, он занялся делом – собрал солдатский сидор с едой, приготовил полный комплект доспехов – Поликарп исправил их в лучшем виде и даже кое-где укрепил, – проверил оружие, запасся патронами, вычистил свой палаш и пару охотничьих ножей. Все, он был готов. А Любани все не было. Тогда он подумал, крепко подумал, сосредоточившись. И понял, что нужно идти к теще.
Октябрьская выглядела сонной и не по-осеннему жаркой. Или ему было жарко от слабости? Дом тещи был не хуже того, который ему выстроили по распоряжению Шир Марамода. Или даже лучше – выше, крепче, основательней. Он поднялся на крылечко, постучал в тяжелую каменную дверь, которая не открывалась на петлях, а отползала в каменных, натертых до блеска направляющих, на манер ширских дверей. В этом тоже был класс, такую дверь никакой борым взять не мог бы даже за тысячу лет.
С той стороны двери что-то пощелкало, и она отползла в бок. Ростик увидел тещу Тамару. Она была напряженной, бледной, но глаза ее сверкали в то же время и воинственно, как это бывает у грузин. А она была чистокровной грузинкой, вот только замуж вышла уже тут, в Боловске.
– Проходи, – коротко сказала она. – Сейчас я ее позову.
Она исчезла. Ростик оглянулся. Почему-то, несмотря на соседство, он бывал тут редко. А этой части дома вообще ни разу не видел. Стены тут выглядели какими-то чудовищными, как в Перевальской крепости, не меньше метра толщиной. Лестница, ведущая наверх, была сделана так, что три человека могли разойтись. Ставни не просто держались на специальных усиленных скобах, а были снабжены сложным механизмом, чтобы не очень напрягаться, когда их ставишь-снимаешь. Все очень разумно и красиво.