Экспансия, стр. 48

– А если оставить Изыльметьева одного, сумеешь его…

Что-то в приемнике щелкнуло. Лада усиленно крутила рукоять, но связь не восстанавливалась. Ростик на всякий случай кивнул ей, чтобы она не останавливалась.

– …больше химкомплектов не захватили, так что завернуть его будет не во что. Кроме того, вы лучше всех эти раны, наверное, научились лечить…

Они пробовали вызвать Бабурина еще с четверть часа, пока Лада не проговорила:

– Наверное, все, больше связи не будет. И так, считай, повезло.

– Повезло, – признал Ростик. – Это же на какое мы расстояние Бабурина выхватили? Километров на триста?

– Нет, если он уже возвращался, считай, мог немногим менее двухсот мимо проходить, если через Водный мир вдоль хребта.

– Определенно повезло, – признал окончательно Ростик.

Клапан палатки распахнулся. Ввалился Ромка, очевидно, с аглором за спиной, потому что пропустил нечто неопределенное, прежде чем застегнуть «двери» на средний колышек.

– Они напали даже на одного из аглоров, – доложил он. – Кроме того, валятся, как из прохудившегося мешка, иногда бросаются, распахнувшись как можно шире, на любую толпу, травят своим соком сразу трех, а то и пятерых пурпурных. – Он подсел к огню, не обращая внимания на Василису, которая чуть посторонилась, пуская его под защиту бакумура. Он погрел занемевшие, вероятно, еще от работы у антиграва, руки. Мальчишески шмыгнул носом, хотя по всему держался молодцом. – Никогда такого не было.

– Что с аглором?

– Бастен изнутри разорвал его в клочья, хотя сам, как признает, теперь должен будет подлечиться… – Ромка проводил неопределенным взглядом что-то, что мокрыми следами отправилось в угол платформы, поближе к котлу. – Какими-то своими способами.

Бастен скинул капюшон, не поворачиваясь доложил:

– В целом я в порядке, но они задели своими испарениями легкие. Лучше я пару часов помедитирую и правильно подышу, это поможет.

– Бастен, они сильные?

– Если бы я не понимал, что должен это сделать, возможно, и не удалось бы. – Аглор уже возился, устраиваясь на какой-то подстилочке. – Человеку это не под силу, даже бакумур не сможет.

Полог снова приоткрылся, хотя его никто и не расстегивал. В образовавшуюся щель просунулась головенка Самбы. Она окинула помещение прищуренным взглядом.

– Ты что, сдурела, – тут же бросился к ней Ромка, чтобы впустить вторую переводчицу, – в одиночку расхаживать?

Василиса, смешно наморщившись, изогнувшись, как змейка, посмотрела на Ростика. Да, видно, не у одного у меня проблемы с женщинами, признал он, хотя Ромке… рановато еще.

Самба что-то залепетала, ее смесь единого с русским была еще более невразумительной, чем у Василисы. Но Ромка ее отлично понимал.

– Входи же и садись вон там, поближе к аглору… Только не мешай ему, он лечится. – Потом поймал взгляд Ростика. – Пап, ты как, не против?

– Я для тебя тут… все-таки командир, в крайнем случае капитан.

– Да, извини, я от волнения… Командир, больше не повторится.

Лада соскользнула с Роста, выпрямилась, посмотрела на Ромку так ласково, словно у нее и другого дела не было, кроме как любить все, что ее окружало.

– Командир, – она чеканила каждый слог, – что делаем?

– Как нам ни хреново, а двигать вперед нужно, – решил Рост и стряхнул с себя еще и бакумура. – Поэтому давайте-ка, братцы, уберем рацию, прихватим обоих бакумуров, хватит тут для защиты и одного Бастена, хотя он и в медитации, и отправимся искать наших. Чтобы антиграв доделать и передать приказ – выступаем через час. Не позднее.

– А если?.. – начала было Лада, но Рост ее оборвал:

– Никаких если, Ладушка. Останемся тут, вообще костей не соберем. Поэтому, повторяю, выступаем через час.

– А если ты прав и это уже не кормежка, а война?.. – Лада не хотела угомониться.

– Тем более если это война. – Рост поправил свою задубевшую после «стирки» в снегу куртку и хотел было уже идти к выходу из палатки.

– Есть еще и третье дело. – Лада была как паровоз, резко тормозить не умела. – Вас, мальчики, без стальных нагрудников и касок я больше не отпущу. – Она поежилась и добавила: – Да и сама в них обряжусь.

Глава 23

Особенно скверно каравану пришлось на переправе через четвертую реку и сразу после. Кажется, за одну неделю, пока переправлялись, пока пытались убежать от этой, в общем-то, не самой широкой и бурной реки, потеряли почти тысячу человек. Одно только было хорошо, научились спасать детей. Как, каким образом – Ростик не слишком вникал. Почему-то всем караваном принялся, и не всегда наихудшим образом, командовать Смага, выбрав себе в помощники Катериничева. Они действительно сработались, причем Игорь даже не слишком при этом страдал. Вероятно, многие из идей, распоряжений и поступков Смаги не вызывали у него раздражения. Или сам он их придумывал и внушал своему командиру, такое тоже в армии бывает. Потому что для Смаги главным было, чтобы не Гринев это придумал, хотя для самого Роста было странно, почему у его зама возникала такая реакция.

Ростик довольно долго приглядывался к этому удивительному тандему, но потом подумал, что это было наилучшим решением. Все-таки он подвизался только на этот поход, а следовало уже начинать думать дальше, что будет после него. И получалось, что Смага, со всей его командной манерой, с его очевидной механикой думать всего-то на шаг вперед и ни миллиметром дальше, с работой в целом справлялся. Даже пурпурные каким-то образом выделили ему еще одного переводчика, паренька всего-то с метр ростом, очень юного, но не по годам смышленого. Смага даже немного ворчал, потому что совершенно неожиданно для Роста воспылал любопытством, каково это – иметь пурпурную подругу. Но это уже были мелочи, в которых сам же Смага и должен был разобраться.

Вот что немного показалось Ростику неприятным, так это тот простой факт, что Самба ушла в адъютантки к Катериничеву. Тот немного оторопел от такого оборота дела, Ростик даже застал их как-то за серьезным «выяснением» в палатке, которая служила общей казармой для летного состава, когда Игорек пытался то ли оправдываться, то ли что-то горячо объяснял. В общем, это тоже было неинтересно, потому что на Ромку это никакого впечатления не произвело. Он как был еще зеленым и слишком юным для этих перипетий, таким и остался.

В день после переправы через четвертую речку боноками была предпринята еще одна атака на человека. На этот раз на обходящий ночные посты «выводок» Чепениной. Жертвой оказался Вася Табельков. То ли ребята были сонные, то ли шли неправильной, слишком раздробленной группой, но нападение оказалось успешным, Табельков исчез. И атакующая медуза даже не поплатилась за это. Как призналась во время разбирательства по этому случаю Марта, она, когда поняла, что теряет человека, даже выстрелила в то место, где бонок накрыл Васю. Выстрелила, хотя, по ее же словам, отлично помнила приказ огнестрельным оружием прозрачных прыгунов не останавливать.

– И понимаешь, командир, его там уже не было… Не было! Вернее, обоих не было, и Васьки, и той твари, что его охватила, – объясняла она, растерянно поводя глазами с командира на потолок, как ученица на уроке, которого не понимает.

Рост покивал, опечалился, но не слишком. Он плохо знал Табелькова, да и весь отряд Чепениной не слишком уважал. Хотя потерять человека все-таки было… неправильно.

Странным образом эта гибель, в отличие, например, от первой атаки, на Изыльметьева, примирила пурпурных с людьми, может быть, вернее, чем все речи Роста перед ними, все его решения и даже медленное подтаиваивание языкового барьера.

Изыльметьев, кстати, поправлялся, медленно, хотелось бы побыстрее, но все же выходил из того ступора, который нагнала на него та атака. Когда он совсем пришел в себя и Рост его посетил, он смущенно объяснил:

– Капитан, они как-то душат… И включают в себя, становишься даже не собой, а этим… Боноком становишься. Словно бы сознание тебе – раз, и стерли. – Он ежился под больничным одеялом от воспоминаний. – Страшно. И еще… Ничего при этом не чувствуешь. Даже боли особенной нет, есть только… Какая-то вспышка, которая угасает перед глазами. Вернее, не так, не вспышка, просто свет меркнет.