Урюпинский оборотень, стр. 15

Светловолосый парень убежал, еще на ходу что-то кому-то выговаривал, торопил, с этим тоже все было правильно. Хотя и непонятно, насколько он будет послушным впредь.

Раздвигин подвел лошадь, еще одну вел для себя. Хоть с этим инженер справился, подумал Рыжов. Быстро оценил стремена, подпругу и стать своего коня. Стремена были коротковаты, видно тот, кто на этом коне раньше скакал, привык сидеть по-казачьи, а сам Рыжов этой посадки не любил, отучили его, привык по-кавалерийски, полной ногой держать коня в шенкелях. Но подгонять сейчас стремена было уже невовремя.

Осмотрелся еще раз, бойцы строились, почти три десятка, все хорошо вооружены, некоторые даже в шинелях, хотя ночь стояла теплая.

В дверях, откуда на крылечко падал свет, над раненным, которого уже уложили на темное солдатское одеяло, стояло Борсина. Было не совсем понятно, охраняет она раненного, или врача ждет, за которым, должно быть, уже кто-то побежал. И в руках, залитых чужой кровью по самые манжеты, Борсина неумело, но решительно держала винтовку. И лишь спустя пару секунд он понял, что она не вооружилась на всякий случай, а догадалась принести ее Раздвигину.

Тот как заправский конник, не спешиваясь, подрысил к крылечку, перегнулся через перильце и взял винтовку. Но Борсина спустилась с крыльца и протянула ему еще и руки, всучивая пару обойм. Она не догадывалась по-женски, что это будет не бой, что все решится очень быстро… Рыжов тоже направил коня к крыльцу, сказал Самохиной, которая возилась с каким-то факелом напару с полуодетым, пожилым бойцов:

– Оставайтесь тут, и не высовываться, понятно? Самохина, ты тут тоже не теряйся, проследи чтобы паренька этого вылечили… Без разговоров! – почти криком тут же добавил, не хватало еще со своим комиссаром спорить при бойцах. – Раздвигин, отстанешь, ждать не буду.

Он выскакал перед линейкой людей, коней и сдержанной, послушной силы, которая только и ждала, когда приказ приведет их в стремительную, боевую мощь.

– Взвод! За мной, рысью. Оружие на изготовку.

Они выкатили на темную улицу так уверенно, словно и не могло быть иначе, словно бы Рыжов всегда командовал этими людьми. А он-то почти с благодарностью думал, что это и есть его место, его роль в этом мире… От которой он так неосмотрительно вынужден был, по приказу начальников из Москвы, отказаться.

Рядышком скакал Раздвигин, не выдерживая строя, а сам по себе, и кажется, это тоже было, в каком-то смысле, правильно.

– Куда мы теперь?

– К отцу Виктору, – повернулся к нему Рыжов, хотя говорил негромко. – Не уверен, но кажется, он что-то может посоветовать.

– Я думал, ты знаешь… – оказалось, инженер был разочарован, он полагал, что Рыжов принял на себя командование, все просчитав заранее.

Его тоже следовало убедить. Рыжов подвел своего коня как можно ближе к нему.

– Я ведь заметил, еще когда присматривался к этому командиру, к Коляднику, то есть…

– Не понимаю.

– Он с этили ребятами с февраля, три месяца. На войне, это очень долго, а они его сторонятся. Да я со своими орлами и спал вместе, и ел из одного котелка, командир ведь никогда один не остается… Командиру или верят, или не верят, а этого… боялись. Хотя и слушались. Как думаешь, почему?

Не очень вразумительно у него вышло, решил Рыжов, но пока сойдет. Может, инженеру этого хватит на час-другой. Остальное будет потом, сейчас главное – действовать. Или в нем играет привычка к действию, его бывшие навыки командира эскадрона, разведчика, солдата?.. Нет, пожалуй, все так и должно быть, другого ничего уже не осталось.

Они подрысили к церковному двору, и Рыжов поднял руку, останавливая взвод. Церковь выглядела… странно. Ворота на двор, несмотря на поздний час, были распахнуты, из отрытой же церкви лился слабый, но такой видимый в ночи свет.

– Стой! Пять человек, за мной.

Рыжов спешился, бойцы оказались рядом, только не пятеро, как он приказал, а больше, чуть ли не половина. В храм вошли не перекрестившись, Рыжов только шапку снял. И уже вблизи, когда входили, понял, что ему показалась странным – одна створка церковной двери болталась на нижней петле, вторая вовсе валялась, сбитая какой-то неимоверной силой, а ведь это были крепкие двери.

Внутри ощутимым стал запах гари и… Да, пахло нечеловеком. Кто-то из бойцов бросился вперед, и уже на бегу закричал, причем голос этот зазвучал непривычно громко, с эхом, как всегда в хороших храмах и бывает:

– Тут люди! Живые…

Рыжов подбежал, оказывается, на ступени перед алтарем полулежал отец Виктор. Он обнимал одной рукой жену, которая была простоволосой, в рубашке и с шалью на плечах, на щеке у нее алела глубокая царапина, из которой сочилась кровь. Она же обнимала двух девчушек, младшая таращила такие круглые, испуганные глаза, что Рыжову не по себе стало от этого взгляда. Вторая поправляла и свой платочек, и пыталась натянуть хотя бы край шали на голову матери.

Отец Виктор поднял руку, ладонью вперед, растопырив пальцы.

– Я живой, живой… Молился, он хотел напасть, но не смог… Кидал камни, светильники переворачивал, хотел храм поджечь, но… Мы живы.

– Это хорошо, – сказал Рыжов резко. – Куда он побежал?

– Вас почуял, побежал к Хопру, он демон уже, если увидите – поймете.

– Троим, кто в Бога верует, остаться. Остальные – за мной.

# 11.

Город с этого краю кончился внезапно, только что стояли дома, и даже большие, зажиточные, и вдруг – все, полоска огородов, а дальше лес. Ну, не настоящий еще лес, но изрядный все же. Правда близкий к людям, перебитый и просеками и дорожками. Ехать по такому лесу было легко, все друг друга видели. Но ребята стали зажигать факелы. И когда эти факелы только заготовить успели?

Прошли лесок, оказались на поле. За ним лежал горизонт, он угадывался даже в темноте, даже с рекой на правой руке. Рыжов уже не знал, правильно ли он поверил тому, раненному, что Колядник выбрал направление вниз по реке, а если он ошибется?.. Тогда уйдет… тот, за кем они теперь охотились. Даже среди чоновцев стали возникать какие-то всплески голосов, некоторые из них тоже засомневались.

Внезапно Луна почти очистилась, стало видно даже траву под копытами коней, и лошадки подуспокоились, хотя многие, ох, многие из них все-равно прядали ушами, приседали на задние ноги, не желая идти вперед. Но нужно же, нужно.

Вдруг сбоку, где станица взбиралась своими домиками на небольшой пригорок, появились конники. Многие из них тоже были с факелами, и шли не рысью даже, а шагом, но веером, чтобы между ними и мышь полевая не проскочила. Загоняли, стало быть.

Рыжов приостановился, рядышком тут же возникли Раздвигин и светловолосый комвзвода, они тоже понимали, что происходит. Светлый парень тут же стал сбивать чоновцев плотнее, даже перекликаться заставил, когда еще до тех, пока непонятных, оставалось шагов двести.

Вдруг среди тех, кто в темноте ехал, со стороны города, раздались крики, ударили выстрелы. Рыжов подался вперед, чтобы понять, в кого они палят. Не могло так быть, чтобы просто в пустоту, не те это были ребята, казаки все же…

Нет, все было правильно, кто-то вихрем смотался туда, на дальний фланг, и почти сразу же стал возвращаться. Оказалось, что это свои, тот цыганистый, кого Рыжов в городе пытался за старшего оставить. Он поскакал к ним, не заботясь о том, как лошадь в этой темноте землю под собой видит, так можно было и коня загубить, но сейчас это казалось неважным, словно бы они в бою находились…

– Свои, – еще издали прокричал цыганистый комвзвода. – Свои, говорю!

Подлетел, осадил коня, перевел его на шаг. Уже вблизи добавил:

– Мы и дедка нашли, Ратуя, тоже тут крутится. Зачем – непонятно, может, его под арест нужно?

– Пока не нужно, – отозвался Рыжов. И тут же, принимая уже командование на себя, спросил: – Он туда ушел, да? Твои его хоть видели?.. Не зря же стреляли?

И тогда только заметил, что цыган этот, даром что боец первостатейный, а не в себе был.