Рождение гигантов, стр. 6

Глава 3

Как Ростик ни старался, а три вылета в день оказались для него чрезмерной нагрузкой. Он даже ругать себя пытался, но не помогло. Два раза – один до обеда и еще разок – после, и на этом все. Пространство перед ним казалось даже не враждебным, а каким-то непробиваемым, вот он, пытаясь преодолеть эту преграду, и истощался.

На четвертый день, вернувшись с Ладой из полета, он выслушал нелестный комментарий Пестеля, который тоже попытался его пришпорить. Но тут уж за него заступилась Лада. А потом, когда обсуждение несколько стихло, неожиданно включился Ким. И он-то высказал совершенно парадоксальную идею:

– Вы не понимаете, ребята. Он не просто так… телепатит. Он что-то изучает, что, кажется, оказалось ему… В общем, никто, даже аймихо, этого с ходу не поймут.

– Их тоже следует подключить, – буркнул Пестель. – Тогда быстрее получится.

– Они все как один отказались, – напомнил Ким.

– Вообще-то, их можно было бы и подстегнуть, – высказалась Лада. Она всегда не очень хорошо реагировала в тех случаях, когда Рост приходил в состояние, близкое к полному безволию, когда впадал в черную меланхолию, или депрессию, как называла это мама.

– Но ведь невозможно допустить, чтобы ценное исследование зависело от… настроений одного человека.

– Не от настроений, как ты изволил выразиться, – Ким сделался велеречивым, – а от его возможностей. Ты что же, в самом деле считаешь, что он – волынит?

– Я просто не знаю, как это квалифицировать, – признался, наконец, Пестель.

– Хватит, – приказал Ростик, – взялись помогать, значит, помогайте, а не деритесь. Не то, к чертовой матери, всех отошлю в город… И выступайте перед начальством, как хотите. Сам разберусь, с Ладой.

– Вот это да, – восхитился Ким, хотел что-то добавить, но смолчал.

На следующий день, чуть притихших и немного более исполнительных загребных Рост заставил передохнуть. Не потому, что хотел сам восстановиться, и не для того, чтобы подчеркнуть собственное исключительно командное положение, просто вдруг понял – он что-то знает. И пришла пора, когда следовало предоставить возможность этому выдвинуться в участок мозга, где его можно было рассмотреть подробно. Он просто давал всплыть этим мыслям и знаниям в контролируемую, внятную часть сознания.

Трюк оказался удачным. День отдыха, хотя никто, кроме Ростика, в нем и не нуждался, прошел достаточно спокойно. Даже обычные споры велись умиротворенно, никто не хотел обострять отношений. А через ночь Ростик…

– Значит, так, полетим все вместе, снимаемся, по сути, с этого лагеря, и переходим в новый, из которого будет ближе…

– К чему? – поинтересовался Пестель.

– Думаю, еще до вечера сам увидишь.

Почему Ростик вдруг сделался таким уверенным, он и сам не знал, но такое с ним уже бывало, и он привык этому чувству доверять, может быть, потому что оно редко подводило.

К тому же он, кажется, понял, какую совершал ошибку. Он смотрел… не так, как полагалось. Он попытался объяснить это Ладе, когда они вылетели в первый, дообеденный полет.

– Понимаешь, я разглядывал что-то, что скрыто, кажется, всей тушей Олимпа. Слишком глубоко, слишком обще… И надрывался, определяя детали. Так нельзя, нужно найти главное… Опять не то, нужно отыскать внешние проявления того, что мы способны определить.

– Не понимаю, – мотнула головой Лада.

Дальнейшие разговоры стали затруднительными из-за дыхательных трубок. Ростик на этот раз довольно уверенно показал направление, и оно выходило сложным. Их путь наверх проходил, казалось, как обычная наземная дорога, по расселинам, через невысокие, но острые ребра, которые образовались с восточной стороны горы, примерно из того каньона, который переходил в Перевальский проход через Олимпийский хребет.

– Выше? – спросила Лада, когда они забрались уже, кажется, метров на восемьсот или даже больше.

Рост кивнул. Он не хотел тратить дыхание и свою сосредоточенность на слова. Он ждал, что вот-вот… И наконец это открылось.

Это была довольно большая, в несколько километров, горная терраса, почти ровная, обращенная к солнцу чуть не всей своей плоскостью. И даже Лада сразу заметила, что под внешне невыразительным, как и все с этой стороны горы, ровным участком находится нечто неожиданное. Она пригляделась, потом повернула голову к Росту.

– Почему-то плато чернеется.

Рост снова кивнул и рукой показал, чтобы она снижалась. Но Лада и сама шла очень низко, от непонимания она скроила странную физиономию. Ростик вынужден был вытащить загубник.

– Садись, но будь готова удирать.

Лада послушно задвигала педалями, уменьшая тягу на антигравитационных блинах, потом дернула рычагами, и они, спустившись совсем низко, повисев на одном месте, нежно, – как обычно Лада не садилась никогда, – приземлились. Рост быстро, потому что времени было мало, вскочил, пробежался до люка, выполз из машины, когда волны антигравитации еще обжигали ноги даже через плотную ткань и кирзовые сапоги с тонкой байковой подкладкой для тепла.

Он отошел от машины шагов на сорок, остановился, подышал, чтобы вернуть себе утраченную от ходьбы сосредоточенность, и, когда понял, что сумеет разобраться, опустил голую руку на камни у ног… Но это были не камни. Это было что-то, что могло быть запекшимся от жара природным стеклом, почти гладким, если бы не общие неровности почвы. А нормальные камни, которым не повезло тут находиться, вплавились в эту поверхность, утонули, как в жидкости. И эта темная масса в разводах, даже припорошенная снежной крупой… Да, она была теплой.

Рост хотел было ощупать ее внимательнее, но Лада, вредная девчонка, дернула его за полу бушлата.

– Так-то ты выполняешь приказ приготовиться драпать? – спросил он ее, даже за эту короткую фразу три или четыре раза переводя дыхание. Но в целом он уже приноровился говорить, едва отодвинув мундштук от губ, перехватывая достаточно воздуха, чтобы легкие работали почти нормально.

– Ты стоишь тут уже четверть часа, – пояснила она. – Пора спускаться, не то воздуха не хватит.

Рост обалдело посмотрел на нее, потом вынужден был подчиниться. То, что он провел на этой темно-серой поверхности столько драгоценного времени, не укладывалось у него в сознании.

Но переспрашивать, мол, уверена ли Лада, что они тут подзадержались, было откровенной глупостью. Раз она это высказала, значит, так и есть. Виной всему было странное состояние Роста, которое не оставляло его на этих склонах.

Они спускались довольно резво, Лада развила предельную скорость, кажется, используя даже не столько отбрасываемые назад волны гравитации, сколько пробуя падать с этой высоты под воздействием естественного притяжения лежащей внизу поверхности, лишь уворачиваясь от слишком опасных камней. Дышать нормально все равно удалось лишь после того, как воздух в Ростиковом баллоне стал ощутимо заканчиваться. Он слегка осовел от этого.

К его удивлению, Лада, даже занятая выше крыши своим скоростным спуском, поняла, что с ним происходит, и наставительно на полминуты всунула ему в пасть собственный мундштук, обслюнявленный до невозможности и горячий от ее дыхания. Под водой этот трюк, подумал Ростик, выглядит более гигиенично.

Потом он решил, что сумел прийти в себя, и отправился посмотреть, каково приходится Микралу. Но его тревога оказалась напрасной, бакумур работал как проклятый на своем котле, крутил экватор так, что только руки мелькали, и не думал ни о какой недостаче воздуха. Убедившись, что давление в его аппарате еще вполне приемлемое, и догадавшись, что Микрал, пока Рост работал на серой площадке во всю прыть, отдыхал и экономил воздух, он вернулся в свое кресло, жестом показав Ладе, что все нормально.

Они вышли даже немного ниже Перевала, Лада попросту перемахнула необходимую высоту, чересчур озаботившись состоянием Ростика. Он ей, впрочем, ничего не сказал об этом, лишь попытался помочь, когда они снова стали подниматься с равнины в свой новый лагерь.