Неуязвимых не существует, стр. 59

55

Дозвонившись до Золотца, я дрожащим, не очень уверенным голосом предложил ей считать себя свободной от контракта, а потом на весь день завалился в кровать, пытаясь залечиться. С медикаментами у меня было худо, я не рассчитывал, что так все получится, а потому и не подготовился. Сейчас, как всегда в таких случаях, пожинал плоды.

Сначала я помедитировал, отключил сознание и попытался основательно подхлестнуть обмен автовнушением. Внешне это казалось простым делом. Расслабился, убрал из сознания все занозы, напряжения и воспоминания, а потом тоном, не терпящим возражений, продиктовал известные формулы, от которых раны должны зарастать на глазах, а пробитая, в том числе и ранениями, аура должна затягиваться, словно густая ряска на болоте.

На деле вышло не то. Расслабление никак не становилось сколько-нибудь полным, все время оставались на задворках памяти, почему-то именно памяти, какие-то складки, неудовольствия и облачка злости. А отвлеченные и возвышенные мысли плавно перетекали в пересчет собственных ошибок, совершенных в недалеком прошлом, а также и в весьма отдаленном, исправлять которые было уже не с руки.

Измучившись так основательно, как не измучивался и в тюрьме, я поднялся и заставил себя отправиться в душ. Стоя под струями, которые медленно, но почему-то все вернее окрашивались кровью, я рассмотрел наконец свои дыры. На вид они были не так уж и плохи. Но как всегда бывает от ран, нанесенных бластером, скорчером или любым другим высокотехнологическим оружием, по краям они обуглились, а это значило, что зарастать будут медленно. Правда, их можно было еще и освежить, то есть срезать омертвевшую ткань, а вместо нее налепить искусственные заменители, но это требовало квалифицированной помощи и серьезной медикаментозной блокады после операции.

Итак, мне требовались или медпомощь, или время. Но не было ни того, ни другого. От расстройства я стал перечислять, чего у меня еще нет. И пришел к выводу, что самым существенным, чего мне не хватает, является транспорт. У меня не было колес, не было никакой леталки, я был лишен маневра, а значит, беспомощен, как муха, которой оторвали крылышки.

Повалявшись на кровати после душа, я неожиданно для себя уснул. Но, к сожалению, ненадолго. Стоило мне неловко нагрузить правое плечо, как боль вернула меня в этот, отнюдь не привлекательный мир.

Вместо того, чтобы снова помедитировать, я просто включил визор – друга всех одиноких и заблудших, которым нечего больше желать, кроме как красивой женской рожицы на экране. Она выплыла, и надо же было такому случиться, вещала о награде… объявленной за мою поимку. Или за любую информацию обо мне. Сумма была такая, что я даже не поверил ей, решил, что ослышался. Но потом, чтобы не фиксироваться лишний раз на ерунде, попытался внушить себе, что после моих подвигов прошлой ночью могли бы назначить и побольше.

Я поднялся. За темным окном моего хилого, низенького особнячка начиналась московская ночь. Огромные тени высотных зданий, автострад и облаков наползали на эту землю, как проклятие неведомых колдунов. А может, и не колдунов, а просто всех людей, которых угораздило родиться на этой земле, которым предстояло еще тут прожить свои тяжкие, несчастливые жизни, которые непременно должны были тут умереть, потому что для них не было другого исхода. Скорее всего, к таким относился и я.

В общем, я решился. Принял кучу синтетических тоников, которые способны были облегчить мои страдания часа на три, но не больше, оделся в довольно непрезентабельный, потертый плащик из темной искусственной кожи и вышел на улицу. Из оружия я взял только то, что могло оставаться незаметным под моей хламидой.

Сначала я прокатился на такси в одно заведение, которое не гнушалось за весьма высокую плату подправлять таких бедолаг, каким нынче стал и я. После сорокаминутного изучения окружающей обстановки я пришел к выводу, что надеяться тут на что-либо бессмысленно. Я мог и ошибаться, но, по-моему, меня здесь уже ждали. И при первом же удобном случае вкатили бы изрядную дозу какого-нибудь мощного транквилизатора, после которого я очнулся бы уже в кандалах в подвалах родного учреждения. А это меня не устраивало – уж очень бесславным показался такой конец.

Перекупить этих ребят я, разумеется, не мог. У меня попросту не хватило бы денег, а в долг мне не поверили бы. Предпочли, как говорится, синицу в руках, а не журавля… Тем более что это была совсем не синица. Когда я припомнил сумму, за которую меня могли сдать, я стал всерьез обдумывать возможность, а не сдаться ли самому. За такие деньги это вполне имело смысл… К счастью, верх взяло благоразумие, бежать из внутренней тюрьмы нашей Охранки не удавалось еще никому, и скорее всего, нипочем не удалось бы и мне. Особенно в таком состоянии.

Потом я потащился в одну из известных мне бандочек, которая могла подлечить и приютить меня на время. Разумеется, потом они бы потребовали услуг, и немалых, но… Мне показалось, что это может того стоить. Оказалось, что нет, не может. Тут тоже готовы были действовать против меня, хотя, разумеется, отдали бы мне должное на всю ширину бандитского уважения – в конце концов, не за каждого готовы платить так щедро.

В общем, деваться было некуда. Исследовать город в поисках помощи и дружбы стало бессмысленно. Все, кого можно было посетить, сдали бы меня, раздумывая не дольше трех минут. Остальные, кого я не знал, предали бы еще быстрее. Я принужден был оставаться одиночкой. И победить, рассчитывая только на свои мозги и свой ствол, или проиграть, не рассчитывая практически ни на чьи дополнительные силы.

Потаскавшись по темным улицам еще немного, я купил очень слабенькую порцию «забора», который должен был снова изменить мой запах, принял наркотик. Превозмогая появившееся головокружение, забрел в какое-то грязненькое кафе, в котором было очень много черноволосых, темноглазых ребят совершенно непонятной национальности, и попытался сосредоточиться.

В общем, все было понятно. Мои противнички не хуже меня знали, в каком я состоянии. Также они примерно знали, что я должен предпринять, а потому приняли меры. Значит, я должен был сделать что-то такое, чего они ожидать не могли. Скорее всего, это было просто – мне следовало сделать ноги. И как можно дальше. Подумав об этом всерьез, я решил, что идея не плоха, вот только мне бы хотелось перед отбытием кое в чем удостовериться. Я просто не мог удрать, не проверив того факта, что мои бывшие коллеги поняли и приняли к руководству мое предупреждение относительно Валенты. И еще, пожалуй, мне следовало встретиться с Джином… В общем, удрать я не мог. Пришлось начинать думать сначала.

Я думал, думал, а потом, кажется, понял, чего мои противники не ожидают от меня. Они не могли представить, что я стану действовать как любитель… Или как охотник, ведь по их сценарию мне отводилась роль дичи. А вот в этом уже было рациональное зерно. Расплатившись с усталой до синевы вокруг губ официанткой, я вызвал такси и вышел на сырую темную улицу.

Услышав место нашего назначения, таксист попытался было отказаться от поездки, но я сунул ему авансом такую кучку купюр, что он умолк и, вероятно, молясь про себя, чтобы я не оказался маньяком, специализирующимся на таксистах, покатил в нужную сторону.