Князь Диодор, стр. 27

– Еще чего?

Вопрос этот Стырь знал, так Диодор спрашивал, когда хотел знать мысли человека.

– Город – чужой, и люди чужие, – проговорил Стырь.

– Говорят, на чужбине особая тоска наваливается, – отозвался князь, решив немного Стырю помочь. – Ностальжи называется по-здешнему, совсем другая штука, чем меланколи, например. Вот уж не думал, что ты к этому способным окажешься.

– Э-э, князюшка, я на родине, почитай, и не жил, как из мальцов поднялся, сразу в службу пошел, так что… мне все – дом родной, лишь бы свои вокруг были… И кони, конечно, как же без них?.. А тут иначе, боюсь, без души и люди-то живут.

– Спать иди, – уже строго приказал князь.

Стырь по-прежнему не послушался.

– Оно, конечно, Империя, у нас всего много, и везде бывать приходится… Я вот думаю, князь мой, ты бы сказал домоправше нашей меня местному говору учить, а то что же я за денщик твой, если по-чужому говорить не могу?

– Да иди ты спать, ирод окаянный! Завтра же опять подниматься придется ни свет, ни заря!

– Иду, князь, иду. Но прикажи все ж.

После рассусоливаний, которые так неожиданно из Стыря вылились, и самому князю вдруг уснуть стало сложно. Он послушал, как в недалекой своей каморке Стырь укладывается на скрипучую кровать и что-то шепчет, то ли молится, то ли ругается на холод. Хотя, вряд ли молится, наверное, все же, жалеет, что печей в спальнях феризы не ставят. И подумал, может, ему жаровню какую-нибудь отыскать, чтобы он угли из камина к себе в комнатуху затаскивал? Мейстерине это, конечно, не понравится, но ничего, обвыкнет.

После этого мысли князя перекинулись на всю их компанию. Несмотря на проведенные в дороге недели, он почему-то не мог представить себе, каковы будут в деле и Дерпен, и Густибус, и батюшка… Впрочем, нет, думать нужно наоборот – батюшка, Дерпен, и лишь в последнюю очередь Федр Густибус. Хотя, если вспомнить, как Дерпен дрался в Кебере, наверное, он хорош. И с батюшкой им свезло, его добродушие, неизменно хорошее настроение – это не последнее, что может пригодиться в деле. Только бы знать, что это за дело такое?..

Где-то в отдалении заскрипели рассохшиеся полы. Видно, кто-то ходил по дому, что-нибудь проверял, не мог успокоиться. А ведь и слуги нас опасаются, продолжил размышления князь. Даже мейстерина эта, и та не представилась, не очень-то склонна, видимо, на короткое знакомство идти. Лишь приседает по-местному, да слуг гоняет, чтобы они тоже приседали, когда имперцев видят.

В Рукве слуг тоже школили, иногда требовали, чтобы они кланялись, когда господа проходят мимо. Но в обычные дни не очень-то это и соблюдалось, не то, что годами, поколениями жили вместе, и едали, бывало, за одним столом, и в церквях стояли рядом, и работать вместе случалось, если барина к тому тянет… В Рукве все было знакомо, мило и привычно. Там любой человек был отчего-то заранее знаком и понятен, а тут… И что же это я, почти разозлился Диодор, от Стыря что ли заразился тоскою?

Дом продолжал поскрипывать, отогреваясь каминами и кухонной печью… Впрочем, нет, решил князь, печь внизу на ночь пригасили, бережливые они, как заметил все тот же Стырь. Диодор устроился поудобнее, собираясь все же спать. Но тут же подумал, что постель пахнет совсем уж незнакомым запахом, не неприятным, скорее, даже успокаивающим, но все же каким-то странным. И ведь ясно же, что это какая-то местная трава, а может, и не совсем местная, феризы – они могли ради ароматов из таких краев травы привезти, что только удивляться останется. Очень они любят удобства разные, хотя, если по-честному, наши тоже любят. Только не случилось князю с ними познакомиться, на войне разное бывает, не бывает только чрезмерного удобства.

Хорошо хоть, в баню сходить удосужились, это в самом деле здорово. Банька, конечно, оказалась, тоже не чета руквацким, слишком просторной, и камня в ней было многовато, такую баньку по-настоящему и не прогреешь, тем более местным сушняком, а не нормальными дровами. Да и вода отдавала запахом то ли болота, то ли непомерно длинного водопровода. Даже в степях уж на что вода нехороша бывала, а так-то не пахла. Но как бы там ни было, а все же это была баня. Даром что ли дом этот имперское посольство прикупило?

И чего они так летели сюда, продолжал думать князь Диодор, вот даже князь Притун говорит, что не было особого спеха… Его мысли от этой немудрящей идеи вдруг свернули на то, что ему и остальным теперь предстояло.

Да, теперь-то дело требовало другого, не гоньбы, какая только у ямщиков бывает, а очень точного исполнения задания, данного Тайным Приказом далекой отсюда Мирквы. Придется думать, ходить к разным людям, разговаривать с ними, приглядываться к тому, как тут что устроено, и так же думать придется Дерпену, Густибусу и батюшке Ионе… Тем более старательно, что им такой вот дом выделили, который, как в старых сказках, спал-спал, а потом они приехали и разбудили его…

И сколько же они тут проживут? Может случиться, что год, а может, и неделями все обойдется. Лучше бы, конечно, побыстрее обернуться, и для службы хорошо, и для Выготы с начальством, и для дела… И князь, не заметил, как все же уснул, даже не услышал, как верный Стырь тишком прошел через его комнату, чтобы обойти двор и проверить еще разок двери с окнами. Около князя Стырь постоял, пробуя разглядеть Диодора в кровати, кивнул и пошел дальше, в им сами же придуманный обход нового жилья.

11

Утро выдалось хмурое, сырое, серое, как некрашеное полотно. И за окнами висела такая тяжелая, труднопробиваемая мгла, что князь Диодор даже засомневался, не рано ли он проснулся, может, стоило еще немного поваляться в кровати, все равно непонятно было, рассвет наступил или не вполне еще. Но город просыпался, хотя тут, на окраине особого шума не было. Только где-то в отдалении кричал одинокий петух, да отгавкивались от него местные собаки.

Все же князь решил подниматься и оказался прав. Остальные тоже поднялись и даже собрались уже в главной столовой, кроме батюшки. Князь этому подивился и попросил горничную сходить за ним, как оказалось уже и батюшка поднялся, и пораньше прочих, только он устраивал свою молельню. К остальным он пришел замезший, потирающий руки, довольный светом и тем, что успел сделать. Как обычно, он улыбался, поблескивая в утреннем, не совсем верном свете своими очечками.

Ели молча, еда была хороша, но в меру. Видно, даже стряпуха еще не освоилась с новыми своими господами, не знала, что им поутру лучше всего помногу и пожирнее следует готовить, а не эти дурацкие местные рогалики с черным кофе, который больше был похож на тот деготь, каким моряки свои корабли смазывают.

Одеты все были тоже весьма презентабельно, даже Дерпен приоделся, правда, по-своему, по-восточному – невысокие башмаки с пряжкой, панталоны, короткий кожаный колет, и шарф вместо пояса, за который зачем-то сунул длинный кинжал. Видно, учился у Густибуса одеваться так, чтобы и не позорить Империю, и в соответствии со своей раскосой и темноватой физиономией. Глядя на него, и жуя эти рогалики с маслом и какой-то сладкой местной сельдью, которую все же попросил подать батюшка, Диодор сказал:

– После завтрака соберемся в библиотеке, будем думать и предполагать, что следует делать.

– Нам бы понять, зачем вообще мы тут оказались? – мельком, не очень уверенно отозвался Густибус.

– И это проясним, – отозвался князь.

После завтрака, когда каждый еще разок пробежал взглядом стол, потому что все же голодно вышло, отправились в ту комнату с камином, которую князь определил как библиотеку. Огонь в камине еще не разожгли, пришлось вызывать мейстерину, и просить ее сделать это побыстрее. Пока мальчишка Креп возился с помощью горничной над огнем, Дерпен сходил-таки на кухню и попробовал что-то там стянуть у кухарки. Она изумилась такому вторжению в свою вотчину, но сообразила, что следует наложить на поднос более плотной еды, и прибавила к ней неизбежный кувшин с вином. Когда восточник, не чинясь, сам приволок эту снедь, все устроились и принялись подкрепляться вторично.