Доказательство человечности, стр. 42
Она улыбнулась, и от этой улыбки захотелось спрятаться.
— Вот, кажется, и всё, Желтоголовый.
Он выдохнул, снова набрал воздух. Чтобы его вот так спокойно и уверенно обезоружили — такое ему не могло присниться и в кошмарном сне. Он достал свой кинжал, но едва сделал пару выпадов этим оружием, как понял, что сталь, не содержащая магических добавок, которые были в Гвинеде, не оказывает никакого воздействия на Нуримана. А демон сдирал ауру с беззащитной руки такими ломтями, что уже через пару выпадов Лотар вынужден был перевести на неё взгляд, чтобы убедиться, что рука у него ещё есть — до такой степени она онемела, лишившись жизни.
Застонав, Лотар отшвырнул бесполезный кинжал и встал в стойку. Он знал, что это бесполезно. Принцесса умела делать то, чего не умел ни он, ни кто-либо другой, кого он знал. Но больше ему ничего не оставалось.
Принцесса рассмеялась. Она смеялась почти так же весело, как в начале боя, когда была уверена, что справиться с Лотаром ненамного труднее, чем с его спутниками. В самом деле, подумал Лотар, сколько я уже держусь.
Принцесса рванулась вперёд, не отсмеявшись. Её кулаки замелькали в воздухе, как бичи, которые способны рассекать плоть до кости. Лотар пытался отбиваться, но понял, что это невозможно. Почти тотчас же он получил тяжёлый удар в лоб и три удара по мускулам шеи, которые сделали его левую руку почти бесполезной.
А принцесса смеялась как ни в чём не бывало. Её смех звенел высоко под сводами этого странного зала. Она обошла Лотара — избитого, униженного, проигравшего — встала прямо перед ним и снова прыгнула вперёд.
Снова серия ошеломительных ударов, от которых голова, грудь, всё тело взорвались несусветной болью. Их силу не смог вынести даже Рубос.
Что такое, принцесса опять отошла в сторону, чтобы полюбоваться на избитого, теряющего сознание Лотара? Как хорошо, когда тебя не добивают твёрдыми, как камень, кулаками и ногами… Как хорошо, что это ещё не кончилось…
Но уже в следующее мгновение принцесса принялась отрабатывать на нём самые сокрушительные, самые чудовищные удары — головой в челюсть, коленом в горло, подъёмом ноги по почкам, под его маленькую и тонкую медную нагрудную пластину, затяжные серии прямых по печени…
Когда она отвалилась от Лотара на этот раз, он стоял на одном колене, но ещё не упал. Он смотрел на принцессу, и в голове у него была только одна мысль — а ведь Нуриман не показывается, она бьётся одна, а он ничего не может с ней поделать…
Нуриман в самом деле не атаковал его: то ли не оправился от ран, которые ему всё-таки нанёс Гвинед, то ли было что-то ещё, чего никто, кажется, не знал. Лотара это удивило, теперь-то его, драконьего оборотня, так легко прикончить, он же не способен даже поднять руки и к тому же безоружен… Безоружен?
Принцесса оказалась теперь сзади и слева. Лотар сделал незаметное движение. Он молился, чтобы она ничего не заметила. Она и не заметила, она торжествовала, смеялась, закидывая голову назад.
Она что-то говорит, это хорошо. Когда человек… или даже не человек, неважно… кто-то говорит, он, теряет бдительность.
— Я сожру тебя, чужеземец, а из твоих костей сделаю волынку. Говорят, это очень приятно — играть на волынке, сделанной из твоего главного врага. А ты был врагом хоть куда, Желтоголовый. Даже я в какой-то момент чуть было не согласилась выпустить тебя, в обмен на Сухмета и твоего друга с севера. Да, был такой момент, чужеземец…
— Я бы не ушёл без них, — проговорил Лотар и не узнал собственного голоса. Он не узнал и слов, которые произнесли его разбитые губы. Но главное, он дразнил её, а это было необходимо, иначе она могла насторожиться. Дразнить её сейчас важнее, чем всё остальное. — Мне не нужна моя жизнь. Мне нужна твоя жизнь, по-прежнему нужна мне, фальшивая принцесса, лживая красавица, продажная кукла…
— Всё, чужеземец. Ты зажился на этом свете, — чётко, разом отсмеявшись, произнесла Мицар. — Молись, тебе осталось жить ровно одно мгновение.
Она шагнула вперёд, подняла руки над головой, сжатые замком, чтобы удвоить силу удара. Её живот, залитый его кровью, оказался перед ним… На мгновение Лотар подумал, что так и не сумел ни разу достать её Гвинедом… И тогда он ударил её.
Принцесса замерла, словно корабль, который всей своей массой налетел на невидимый и смертоносный подводный риф. Она неуверенно опустила глаза вниз и тогда увидела, что из правого кулака Лотара торчало жало мантикоры, которое он незаметно достал из своей слегка смятой её ударами нагрудной пластины.
Жало было чёрным, чешуйчатым, причём края чешуек, как у гарпуна, мешали вытащить его назад. А ближе к острию между чешуйками запеклась чёрная жидкость, некогда бывшая ядом мантикоры, который убил даже её саму — зверя, способного за считанные мгновения вылечивать любую рану.
Жало воткнулось в её напряжённую брюшину не больше чем на пару дюймов. Неимоверным усилием Лотар поднял вторую, напрочь отбитую бесчисленными блоками руку, упёрся и с силой продвинул жало глубже, ещё глубже, потом ещё чуть-чуть…
Он поднял голову. Он стоял теперь перед ней на коленях, и его чёрные, запёкшиеся от крови глаза смотрели в её неподвижное, нечеловечески прекрасное лицо. Принцесса перевела, вращая одними лишь зрачками, взгляд на него. Их глаза встретились.
— Это не сталь, не медь, не металл… — прошептала она.
— На этот раз ты угадала, — сказал он.
Голова у него закружилась. Он опёрся рукой о светящиеся камни. Но рука тоже не могла удержать его, и он упал. Глаза его оставались открытыми, потому что он хотел видеть, как принцесса отшатнулась, как она опустила руки, дотронулась до живота, из которого уже била её горячая кровь, и как закричала, не беззвучно, подобно Нуриману, а так, как кричит человек или, вернее, как кричит дикое, сильное животное, полное жажды жизни, но сознающее, что никакая жажда жизни не удержит его здесь, в этом прекрасном, сверкающем мире.
Он не хотел пропустить ни одного мгновения из тех, когда принцесса упала на россыпь светящейся гальки и стала биться, отравленная ядом мантикоры. Она ничего не могла теперь сделать с этим оружием Лотара, потому что даже Нуриман был бессилен против него. Она должна была умереть.
Но ещё до того, как она умерла, до того, как погасли её горящие красным Нуримановым огнём глаза, потому что демон вынужден был оставить свою мёртвую служанку и вернуться в непроницаемые для человеческого ума бездны холодного мрака, ещё до того, как победа оборотня стала окончательной, Лотар потерял сознание. Он тоже не мог остаться в этом мире, хотя всё ещё был жив. Силы его хватало, чтобы заставить сердце гнать кровь по разорванным, растерзанным венам, но смерть его была так же неминуема, как и смерть Мицар.
Глава 27
Лотар открыл глаза. Над ним склонились два лица. Рубос из Мирама, кажется, улыбался. Гигант полагал, что самое трудное позади, если Лотар смотрит на них. Но Сухмет был более сведущ, и лицо его было встревожено.
Лотар разлепил солёные от крови, потрескавшиеся губы. Но Сухмет не стал дожидаться, пока он выдавит из себя вопрос.
— Да. — Для верности он кивнул головой. — Она умерла, и смерть её была ужасна.
Лотар улыбнулся кончиками губ.
— Я поклонился ей перед боем. Как ни странно, именно это спасло меня. Я пытался думать о ней без ненависти.
— Ты великий воин, Лотар, — произнёс Рубос. — Не думаю, чтобы кто-либо ещё мог сделать то, что сделал ты.
Как ни встревожен был Сухмет, он всё-таки покосился на мирамца, словно был не согласен с ним или находил во всём происшедшем какой-то недостаток. Но это заметил только Лотар. Он с нежностью смотрел теперь на них обоих и поразился тому, как эти два совершенно различных человека составляют всё, что у него есть дорогого в мире. Он даже не знал, беден ли он, или сказочно богат оттого, что они у него есть.
— Нужно… — Больше он не сумел издать ни одного членораздельного звука, но Сухмет всё понял и так. Он покачал головой и раздельно произнёс: