Твой враг во тьме, стр. 64

Лёля зажала уши – шум становился невыносимым! – и шмыгнула в проулок. Здесь асфальтом отродясь не пахло, ноги разъезжались в глубоких колеях. Она мгновенно обессилела, опустилась на траву, привалившись к ограде.

Сейчас пойдет дальше. Только чуть-чуть посидеть… О господи, как же она устала! Вот если бы заснуть, хотя бы прямо здесь…

Нельзя, надо идти!

Вдруг до Лёли дошло, что никто не кидается на нее из-за этого забора, никто не заходится свирепым лаем.

Пригляделась. Домишко в сравнении с окружающими соседями казался махоньким и жалким. Чуть в стороне высится темная глыба, а вот сеновал такой же солидный, как и в прочих дворах. Вокруг шумят листвой какие-то деревья, пахнет малиной.

Лёля привстала, держась за забор, но под ее рукой штакетины заходили ходуном. После небольших усилий удалось расширить щель и протиснуться в нее.

Вокруг по-прежнему тихо, лай еще грохочет на главной улице, но уже стихает: всякое усердие имеет предел. И Лёлины силы тоже.

Она пошла прямо по грядкам, уже не таясь. Может, поискать чего-нибудь съедобное? Нет, сначала поспать, хотя бы просто полежать.

Что-то призрачно реяло впереди. Да это белье на веревке сушится – мужская рубаха и женская юбка. Лёля без раздумий сдернула их, зажала под мышкой и нашарила вход на сеновал. Дверь тихо, приглашающе скрипнула, отворяясь.

Лёля вошла, и теплый, спокойный запах сена навалился на нее, как огромное одеяло.

Хотелось лечь тут же, на утоптанной земле, усыпанной сенной трухой, но она тотчас наткнулась на лестницу, прислоненную к навесу. Кое-как вскарабкалась – и упала в душистый ворох. Сон поплыл, поплыл, но Лёля еще заставила себя снять мокрое и натянуть украденную одежонку. Помнится, она еще успела удивиться ветхости этого тряпья, потом начала нагребать на себя сено, пытаясь согреться, – и вдруг уснула, как умерла.

Дмитрий. Июль, 1999

– Слушай, ты от меня больно много хочешь, – рассердился Кузнецов. – Я ведь не компьютер-справочник. Насчет багажника сказать могу – был на Вовкиной машине багажник, факт. А про все остальное…

– Насчет «Дюранго» не выяснил? – спросил Дмитрий.

– Да нету такой марки. Я у знакомых ребят из ГИБДД спросил – нету, говорят.

– Я так и знал, что бабка что-нибудь напутала! – разочарованно вздохнул Дмитрий.

– А может, и не напутала, – сказал Кузнецов. – Я неправильно выразился: машины такой марки существуют, но ни в Нижнем, ни в области не зарегистрировано ни одного «Дюранго». Не водятся они здесь, понял?

– Значит, иногородняя? – с надеждой спросил Дмитрий. – Слушай, а как найти доступ к какому-нибудь компьютеру, где вообще информация по всем машинам собрана?

– Да ты сдурел! – усмехнулся Кузнецов. – Это же в Москве, в управлении небось только и есть такие сведения. И потом, представляешь, сколько таких «Дюранго» по стране? В Сибири, на Урале, во Владивостоке каком-нибудь…

– Ну, вряд ли из Нижнего Лёлю повезли на машине во Владивосток, – возразил Дмитрий. – У нас же тут сколько областей рядом: Владимирская, Вятская, Чувашия, Мари-Эл, Пенза…

– Во-во, – согласился Кузнецов. – И Московская недалеко. И Ленинградская, если на то пошло. А Татария? Тебе, милок, с твоими-то запросами, надо целый отдел к работе подключать! Иди в милицию, пусть ищут, это их работа, понял?

– А ты кто, не милиционер разве?

– Он самый, – покладисто согласился Кузнецов. – Но всего-навсего деревенский участковый, а не начальник следственного отдела, у которого в распоряжении десяток псов-детективов.

– Ты знаешь, как тебя в деревне кличут? – помолчав, спросил Дмитрий.

– А то! Конечно, знаю. Анискин. А если кого возьму за зебры, так попросту – Фантомас.

– Анискин – то есть деревенский детектив, верно? – невинно уточнил Дмитрий, и Кузнецов хмыкнул, явно польщенный.

– Вон ты как повернул! Хитрый Митрий!

– Да ведь я и есть Митрий.

– Вот уж точно! – Кузнецов еще помолчал, шумно дыша в трубку. Потом сказал: – Спору нет, козлы они там, в городе. Время идет, девчонка не появляется, а дело не двигается. Слух дошел, звонила им Марина Алексеевна, а ей опять говорят: человек взрослый, может, она свои личные дела улаживает. Вообще оборзели. Конечно, зарплату им опять задержали, но это же не повод… Ладно. Есть у меня один знакомец в городе. С норовом парень – бывает, и на кривой козе к нему не подъедешь, но уж как-нибудь… есть тут один приводной ремень. Говори, чего хочешь знать.

– Во-первых, сравнить словесные портреты того черного, с которым, по слухам, уехал с рынка Мордюков, и того, кого видела Герасимовна. Если к ней придет человек в форме и попросит поднапрячь память и если она будет знать, что это делается ради Лёли, – что-нибудь да вспомнит! Дальше. Попытайся узнать, не было ли в недавнем прошлом каких-то уголовных дел, связанных с кровью.

– Были! – охотно сказал Кузнецов. – И в давнем прошлом, и в недавнем. Вчера, например. Штук пятнадцать, если по области брать. И сегодня уже небось немало произошло. Да ты что, родимый? У нас каждое второе дело кровью написано!

– Да я не про то! – нетерпеливо вскричал Дмитрий. – Рассказывал же тебе – все это каким-то боком смыкается с Центром крови.

– Новое дело врачей? – смекнул Кузнецов. – Есть, поспрашаю. Чего еще?

– Ну и выход на «Дюранго» надо искать.

– А шнурки тебе не погладить? – буркнул Кузнецов. – Навязался ты на мою шею… Перезвони через полчаса. Отбой.

Через полчаса его телефон был занят. И через тридцать пять минут – тоже. И через сорок… Потом перестала набираться восьмерка. Пять минут, не меньше, Дмитрий слушал только равнодушные щелчки.

– Зубы в порошок сотрешь, – сказал Андрей, ходивший взад-вперед по кабинету.

– А ты каблуки стопчешь, – кивнул ему Разумихин, все это время аккуратно сгибавший и разгибавший алюминиевую ложечку. При этих словах ложечка разломилась пополам.

– Что и требовалось доказать, – усмехнулся Андрей, и в эту минуту Дмитрий нетерпеливо махнул: тихо, мол!

Восьмерка наконец сработала.

– Ты куда пропал?! – сердито прикрикнул Кузнецов. – Давай бери ноги в руки и жми на Провиантскую. Мой парень сейчас туда отправился – с твоей бабулькой побеседовать на предмет словесного портрета.

– Как ты… как же… – бестолково залепетал Дмитрий. – Так быстро?..

– Я же говорю – приводной ремень есть, – хмыкнул Кузнецов. – Он сеструху моей жены обхаживает. Манюня у них в управлении на связи работает. Веселая вдова, ох, шалава! Но глаз не оторвать. По ней половина кадрового состава убивается. Я обещал посодействовать знакомству. Мой человек будет через час ждать тебя на углу Горького и Провиантской. Узнаешь – молодой такой, высокий. В форме, разумеется: лейтенант. Серега Сажин его зовут. Теперь по делу врачей. У нас с этим тишь да гладь, никаких кровавых разборок. Единственное что – год назад долетело эхо из Москвы. Там работала шайка аферистов: втирались в доверие к богатым людям и выкачивали из них денежки очень интересным образом. Четко работали: выясняли уровень платежеспособности, и, если он был на высоте, ставили человеку в поликлинике смертельный диагноз – лейкоз. Работала целая банда, все у них было схвачено: в лабораториях, в онкологии – везде, словом. А потом, когда здоровый человек чувствовал себя так, будто ему на голову упал кирпич, подсовывали молодого, подающего надежды врача, которому злые дяди в департаменте и министерстве ходу не дают, хотя он разработал новые, прогрессивные методики. Заокеанские дельцы простирают к нему свои загребущие лапы, но он нипочем не хочет покидать Родину и желает спасать жизни только русским людям. «Новым русским»… Ничего, хорошо огребли ребятушки. Накрыли их, впрочем, довольно быстро, всех повязали, и только этот великий целитель пропал. Зиборов Петр Петрович его зовут. У него родня в Нижнем, Зиборовы, поэтому одно время ждали его тут. Но не появился. Может, сквозь пальцы прошел, а вернее, кто-то из лохов, которых он обирал, рассерчал и закатал этого Зиборова под асфальт. Такое мое мнение. Про «Дюранго» пока тишина, хотя кое-кто обещал повыяснять. Вот пока и все. Ну, беги, а то мой парень осерчает. Он дерганый немножко, но ты в голову не бери. Чуть зауросит – пароль «Манюня»!