Твой враг во тьме, стр. 30

Надюшка стукнула в дверь и чуть приоткрыла ее. Смиринская стояла у стеллажа и рылась в ящике с медицинскими картами.

– Здрасьте, Ирина Игоревна, вы халат еще не сдавали в прачечную? Давайте отнесу.

– Спасибо, Наденька, – рассеянно отозвалась Смиринская. – Мне пока некогда. Я потом сама отнесу.

– Может, вам помочь? Вы что, уборку затеяли? – Надюшка кивнула на кипы конвертов с картами, лежащие на столе.

– О господи, ну почему мы не можем работать как люди, почему у нас нет компьютеров в кабинетах? – со стоном вопросила Смиринская. – Это же с ума сойти можно, ковыряться в этих бумагах! Сунула одну не туда – и все, уже никогда не найдешь.

– Потеряли что-то? – сочувственно ахнула Наденька.

– Да ну, глупость такая, – махнула рукой Смиринская, – куда-то подевались карты доноров с отрицательным резусом. Добро бы еще действующих, а то ведь боткинцев, отказных, эти карты надо бы просто выбросить, чтобы не мешали. Куда, ну куда я их положила? И ведь это уже второй раз. То же самое в прошлом году было: пропали карты – и с концом.

– Так, может, и выбросили? – предположила Надюшка. – Выбросили и забыли. Или, к примеру, Яна это сделала. А вам не сказала.

Яна, медсестра, уволилась полмесяца назад и сейчас была уже в Израиле. Правильно – с нее теперь взятки гладки. Может, она и в самом деле виновата? А еще может быть, что тот черный, когда здесь ковырялся, конверты не туда сунул, хотя Надюшка его тридцать раз попросила: все класть на место!

– Ничего, давайте еще раз все вместе посмотрим, – сказала она сочувственно. – Вы передохните, а я погляжу свежим глазом.

– Господи, Надюша, ты просто ангел божий! – Ирина Игоревна с облегчением плюхнулась на стул. – Погляди в общей картотеке, ладно? Может быть, их туда нечаянно поставили? Кое-какие фамилии я помню: Галактионов, Довженко, Кудряш, Мелькова, Ланина, Нечаева, Курослепов…

– Ну и память у вас! – перебила восхищенная Надюшка. – Зачем вам компьютер, у вас голова как компьютер. А подробности какие-то помните? Вот этот Галактионов – он, к примеру, кто?

– Файл уничтожен, – усмехнулась Ирина Игоревна. – Увы! Резус отрицательный – вот и все, что могу сказать. Из этого списка я помню только Нечаеву.

Надюшка поглядела на Ирину Игоревну прямо-таки с любовью. Это же надо, чтобы так повезло! Если вдобавок окажется, что это та же самая Нечаева О. В…. А впрочем, какая разница?! Киллер все равно не сможет проверить ее слова. Сойдет любая Нечаева!

– А почему? – спросила с интересом. – Почему именно ее запомнили?

– Уж очень она была унылая. И пришла на несколько дней позже, я даже вторичное извещение успела отправить. Кстати, я тогда первый раз задумалась о том, какое впечатление на людей производят наши повестки. Эта девица, к примеру, уже была уверена, что мы нашли у нее лейкемию. Ее только интересовало, как к нам попали эти анализы. Я ей говорю: девушка, вы аборт делали месяц назад? Так и попали…

– Мадрид, Ирина Игоревна! Дверь распахнулась, и в кабинет просунулась запыхавшаяся Мила-секретарша. Глаза у нее были сумасшедшие:

– В приемную из Мадрида звонят! Скорее!

Через мгновение Надюшка осталась одна в кабинете. Она задумчиво поглядела на стеллаж и покачала головой.

Лейкемия… Ни хрена из дома пишут! Пожалуй, эта новость вряд ли вдохновит красавчика с голубыми глазами на установление теплых дружеских отношений с той, которая ему такую весть сообщит. Да и Надюшка тоже не из тех, кто оттягивается, читая людям смертный приговор о них самих или даже их близких. Ну так что – идти с пустыми руками или попытаться поискать другую Нечаеву, более безобидную? Хотя есть же вполне приемлемая версия: девица была немножко беременна и сделала аборт. Не бог весть что, но не лейкемия же! Наверное, про аборт киллеру приятнее будет узнать, он небось тоже напридумывал себе всяких ужасов, вон какой зажатый был! Ничего, Надюшка поможет ему расслабиться…

А хренушки! Облом! При слове «аборт» у него стало такое лицо…

– Н-ну… – выдохнул со свистом. – Ну, поганка!

И, четко, по-военному, сделав налево кругом, вылетел из вестибюля, оставив Надюшку буквально с разинутым ртом.

Вот и делай после этого добро людям, вот и жалей их после этого! Отблагодарю, отблагодарю… даже спасибо не сказал! Исчез! Испарился! Нет, зря все-таки Надюшка не ляпнула ему про лейкемию. Может быть, тогда он брякнулся бы в обморок к ее ногам… если уж не хотел пасть перед ней на колени?

Она стояла, ругательски ругая себя за доброту, когда дверь вдруг открылась. Надюшка вскинула глаза: вернулся?! Вот те на… Федот, да не тот. Это ж ее черномазый знакомец с усищами и бровищами и благоуханием дешевого парфюма!

– Ну, сходим в ночной клуб? – спросил как ни в чем не бывало.

Надюшка не выдержала – рассмеялась. Все-таки не зря говорят, что все блондины хладнокровны, как рыбы. Да здравствуют брюнеты! И ночные клубы. А синеглазые киллеры – но пасаран!

Лёля. Июль, 1999

Лёля оглянулась испуганно, смятенно. Вот чего она не ожидала, так это что на свободу удастся вырваться так просто! Тут и охраны, выходит, нет никакой? Или у них сейчас смена караула, инструктаж, перерыв на обед, профсоюзное собрание, вульгарная попойка? А ей какая разница, чем конкретно заняты сейчас охранники, главное – путь свободен!

Лёля огляделась. Не померещился ли ей тот дощатый забор? Пока она видит только темные очертания парка и дорожку, ведущую к далекой кованой ограде. Вот странно – ограда далеко, ночь все-таки, а видно-то как! Чудится, луна играет на каждом пруте, на каждой детали. Или это какой-то особый металл?

Сжимая каминный трофей, Лёля быстро пошла по дорожке, то и дело оглядываясь. По-прежнему ни души. А какой огромный дом! И архитектура какая-то странная. Трехэтажная центральная часть с просторной террасой, украшенной колоннами, в обе стороны отходят одноэтажные крылья, как бы переходы, которые заканчиваются флигелями, точной копией центральной части, только двухэтажными, но тоже с колоннами. Из одного такого флигеля и вышла Лёля. С ума сойти, ну и домина! Необыкновенно элегантен. Совершенно не похож на убогую, бесфантазийную роскошь новорусских особнячков. И, судя по обстановке холла, Хозяин – человек с немалым вкусом. Или просто додумался нанять хорошего дизайнера.

Интересно, что здесь такое обосновалось? Может быть, зря Лёля среди ночи ударилась в бегство и причина ее заточения все-таки совершенно невинна?

Только вот в чем беда: сколько ни напрягает Лёля умишко, она по-прежнему не в силах постигнуть или хотя бы выдумать эту невинную причину!

Лёля шла все медленнее и наконец остановилась, изумленно глядя на ограду. Господи Иисусе! Это еще что такое?!

Высоченное, затейливо скованное чугунное сооружение, чудилось, все было перевито светящимися, мерцающими нитями. Мертвенные сине-белые искры непрестанно вспыхивали и гасли, как огоньки святого Эльма. На миг у Лёли возникла мысль, что ограда – вообще некий плазменно-голографический призрак, некая фантастика, воплощенная в жизнь несчитанными деньгами, силовое поле, преодолеть которое невозможно… Но тотчас она уныло покачала головой. Да это просто такая система охраны! Мало того, что ограда пронизана токами высокой частоты, она еще опутана сетью ультрафиолетовых или каких-нибудь инфракрасных, бес их разберет, лучей, миновать которые невозможно. Заденешь, померкнет всего один призрачный огонечек – и завоет сирена, сбегутся незримые стражи, всякое такое… Правда, подобные системы теоретически должны быть невидимыми, а тут все сияет и сверкает. Как новогодняя елка.

Лёля подняла голову, принюхалась. Вроде бы витает в воздухе запах озона. Может быть, гроза готовится и атмосфера насыщена электричеством так, что ограда нечаянно засветилась – и в прямом, и в переносном смысле? Впрочем, почему нечаянно? Может быть, устроители этого замечательного забора как раз нарочно сделали его таким зримо опасным, чтобы отбить у возможных злоумышленников охоту даже приблизиться к ограде, не то что перелезть через нее? Тогда понятна становится кажущаяся безмятежность жителей этого «замка» и отсутствие видимой охраны… На такой забор небось и птица нормальная не сядет – испугается!